Рассказы (СИ)

Радуга для Тоськи

Там, где сейчас Южные Ворота города, въезд со стороны Запорожья, раньше холмы зеленели тополиными рощами. Здесь и теперь много зелени, но меж верхушек деревьев тянутся к небу высотки, а через широкие балки лентой бежит железная дорога, и ранним утром далеко слышен гудок проходящего поезда.

Возвышается над застроенной гаражами балкой серая девятиэтажка. Зияют окна пустотами, навевая тоску. Люди приходят сюда разные. Бездомные ищут приюта в заброшенном здании, но надолго не задерживаются. Приходят любители острых ощущений, разрисовывают голые стены комнат, бродят пустыми коридорами, но уходят и не возвращаются больше. Многих отпугивают стаи диких собак, что прячутся на нижних этажах. Крысы отсюда давно ушли, и кошки тоже. Кроме одной.

Черно-белая Тоська сидит на куцем балкончике пятого этажа и неподвижно смотрит, как темнеет небо, и манящими светлячками загораются окна домов, где живут люди. Отблески чужой жизни отражаются в кошачьих глазах, и Тоська щурится. Позади нее темнота. Вокруг — темнота. И только пятна на кошачьей шерсти белеют, не привлекая внимания: за прошедший год Тоська хорошо научилась прятаться.

Иногда ей видится знакомый силуэт на дорожке у дома. Тогда Тоська настораживается, подается вперед, уткнувшись мордочкой в прутья балконной решетки.

— Мя-я-а?

Но наваждение проходит, и кошка, встряхнувшись, принимается умываться, вылизывать лапы, хвост, а потом снова смотрит, щурясь, во мглу, пока не погаснут в чужих окнах последние светлячки.

Она еще помнит, как сидела на этом балкончике, глядя на вечную суету людей, собак, уличных котов. Иногда ей думалось, каково это: прогуляться по траве там, внизу? Но Тоська всегда была домашней кошкой, ей и здесь было хорошо, с ее людьми. Тоська наблюдала за играми детей, снисходительно принимая их ласку, терлась о ноги хозяев и спала на их кровати, свернувшись калачиком на одеяле и слушая, как люди дышат во сне, иногда вторя им тихим урчанием.

С тех пор изменилось многое.

Изменился вид с балкона: не стало одной высотки и приземистого здания школы. Как это случилось — Тоська не видела. Почуяв неладное, она разбудила хозяев громким мяуканьем, а потом от страха забилась в угол под кроватью. Люди суетились, кричали, бегали по квартире, а потом ушли. Когда — Тоська не заметила, слишком была напугана. Но, выбравшись из укрытия, поняла, что осталась одна.

Ее часто оставляли в одиночестве, Тоське это не нравилось, но приходилось мириться. Однако теперь кошке стало так неуютно без людей, что она вернулась под кровать и просидела там до вечера. В открытую форточку доносился многоголосый шум и рокот вертолетов. Вечером шум не смолк, но кошку беспокоила тишина рядом, за стенами квартиры, за дверью, в которую вышли ее люди. И потому Тоська все-таки вылезла и запрыгнула на подоконник.

Она наблюдала и ждала. Весь вечер. Всю ночь и следующий день. И еще один день. И, когда увидела, что жители возвращаются в дом, успокоилась и принялась умываться: все-таки уважающая себя кошка не может встретить хозяев неумытой.

Голоса перекликались в коридоре, за стенами, доносился торопливый топот. Люди уходили, забрав необходимое. Но Тоськины хозяева так и не пришли.

Наверное, им не за чем было возвращаться.

Кошка провожала чужих людей взглядом. Голоса стихли, у дома осталось лишь несколько человек — незнакомых, не виденных раньше, с серьезными лицами, в одинаковой одежде.

— Мя-я-а? — спросила кошка у наползающего вечера.

Вечер ей не ответил.

С тех пор почти год прошел.

Позади остался тот день, когда Тоська впервые выбралась из квартиры в поисках еды. И когда впервые убегала от стаи бродячих псов, прячась в опустевших, но знакомых стенах. И когда чужие — не ее — люди пришли в квартиру, раскидали вещи, забрав все, что приглянулось. И когда, вернувшись с очередной вылазки, кошка долго не могла войти в провонявшую дымом квартиру, но прошло время — и она снова сидела на знакомом балконе, а после скручивалась в клубочек на уголке одеяла, который, казалось, сохранил еще слабый-слабый запах живших здесь людей.

Дом совсем забросили. Изредка заходили чужие. Кто-то крался осторожно, щелкая затвором фотоаппарата в пустом коридоре. Кто-то кричал и ругался. Однажды группка парней пела песни под гитару. Но это редко. Чаще дом стоял пустой и безмолвный. Обваливались перекрытия между блоками, бездомные растащили на обогрев остатки мебели и тряпья.

А Тоська все сидела на балконе. Черно-белый пушистый комочек на фоне безжизненных стен.

С началом учебного года ближайшая, уцелевшая после оползня, школа снова открылась. Коты со всей округи сбегались к черному ходу школьной столовой за угощением. Тоська тоже бегала и пообтрепалась в драках с более опытными уличными котами. Первые заморозки пересидела у теплотрассы. А когда стало совсем холодно — там и ночевала. Но каждый день возвращалась в пустой дом, в квартиру на пятом этаже, садилась на узеньком балконе и, всматриваясь в силуэты проходящих людей, вслушиваясь в шаги и голоса, тихо спрашивала:

— Мя-я-а?

Зима была невыносимо долгой. Тоська чудом дотянула до оттепели, но отощала и ослабла так, что покачивалась на ходу. Ее пушистая шубка из черно-белой стала грязно-серой. Теперь бездомные коты, на которых она раньше, сытая и пригретая, поглядывала из окна со смесью любопытства и снисхождения, выглядели гораздо опрятней и чище, чем бывшая домашняя любимица. Но дикие коты жили в теплых подвалах, где можно было ловить мышей, или поблизости от рынка, где всегда найдется, чем поживиться. А Тоська все боялась уйти далеко от дома: вдруг как раз в это время за ней вернутся?

Говорят, что кошки привязываются не к людям, а к месту. Неправда это: кошки привязываются к тем, кого любят. Но Тоська, забытая в суматохе спешных сборов, долго не могла выйти из запертой квартиры. А после было поздно: столько чужих побывало под стенами дома, что найти своих людей кошка уже не смогла.

Луна поднимается над горизонтом и блекнет, прячется. Наступает утро, потом — день. Солнце уходит за тучи, небо срывается мелким дождем. Аромат весны смешивается с запахом прибитой пыли. Где-то внизу, мимо зеленых газонов, через мелкие лужи идут дети. Они громко разговаривают, веселятся. Девочка в ярко-розовой куртке с капюшоном раскрывает зонт…

Такой знакомый зонтик.

Тоськин хвост настороженно вздрагивает.

— Мя-я-а?

Девочка не слышит. Но ее звонкий смех поднимается вверх, отражаясь от стен, словно эхо колокольчика. Тоське знаком этот смех.

— Мя-я-а?

Кошка переступает мягкими лапками, а потом, крутнувшись на месте, бежит в коридор, по лестнице — вниз. Вперед, перепрыгивая через осколки и мусор.

Дождь шуршит молодой листвой, по лужам расходятся круги. Кошка сидит у бордюра, красиво уложив хвост. Ждет. Дети подходят ближе. И эта девочка с ярким зонтом — вот сейчас заметит, вспомнит!

Громкие голоса и пестрые курточки… Тоська устало щурится.

— Тоська! Тосенька, ты? Киса, хорошая, где ж ты была? Тоська!..

— Мррр…

Кошка приподнимает мордочку, готовая ткнуться носом в знакомую ладошку. И открывает глаза.

Дети проходят мимо. На сидящую у обочины кошку даже не обратили внимания.

Обозналась?

— Мя-я-а? — тихо спрашивает Тоська.

Дождь припускает, вспенивая лужи, размывая землю под прошлогодней листвой. Ярким пятном — дети в весенних курточках и раскрытые зонты. Уходят.

Кошка нерешительно переступает лапками. Оглядывается на дом.

— Мя-я-а?

Дом молчит. Только дождь все холоднее и громче. Можно снова спрятаться в знакомых стенах, снова ждать, снова… Тоська поднимается. Где-то впереди ей чудится радуга. А может, это цветные зонты? Кошка идет медленно, не обходя луж — вслед за этой чудной, невероятной радугой, и огромный пустой дом темными окнами смотрит ей вслед.