Удовлетворение (СИ)

Последний грубый мазок, отчаянная попытка выпрыгнуть за рамки возможного:

Я разбил телевизор, упал в неизвестность,

Мне насрать на их амбиции, на политкорректность,

Патриотизм, героизм – весь этот отстой –

Всё теряет свой смысл, когда ты не со мной.

Лаконичная кода зависает над залом. Одобрительный рёв толпы.

Пепел здоровается, благодарит за приём. По залу идут волны. Руки, зажигалки, глаза… Хотя, со сцены обычно не видно глаз…

Дальше – тяжёлый бронепоезд следующего боевика:

Не оставляй меня вживых в дождливых строчках сентября,

Мне слишком часто все подряд стреляют в спину…

Выложились на сцене до капли. Мокрые волосы вразлёт, пальцы в кровь, распахнутые в электрическом спазме рты… Весь час бились вместе с толпой, как одно гигантское сердце. Уходили – зал не отпускал. Вернуться и сыграть "Никогда не умрём" – чтоб дожать…

Что-то вроде контрольного выстрела в мозг.

За кулисами – как обычно. Коридор лиц, руки, голоса. Вспышки фотографов. Умоляющие девичьи глаза – сфотографируйся со мной, ну, пожалуйста, прошу тебя – последний глоток из фляжки, пусто. Наклонив голову, вперёд сквозь толпу, укрыться от этого шторма, спрятаться, переждать…

Спасительная дверь захлопывается за спиной. Вздох облегчения.

Откройте кто-нибудь окно – совершенно нечем дышать.

– Ффффу-у-у, бля, – Гурген обмахивается оранжевой женской майкой, которая неизвестно как попала к нему в руки по дороге со сцены в гримёрку, – вот это дали шмиру! Ебануться!

– Ага, только ты снова вылетел на модуляции в "Ожидать тебя", – язвительно щурится Чиллаут.

– Да я вечно забываю про эту сраную модуляцию!

– Если вместо головы – жопа, нужно смотреть в портянку1, – назидательно поднимает палец Вася.

– На себя посмотри, Казальс недоделанный! Одних глиссов намастрячил, а где партия? Где ноты, я тебя спрашиваю? – Пепел толкнул его в плечо.

Дверь гримёрки открывается, пропуская Пэм и Дашу.

– Привет, идолы! – Пэм чмокнула Пепла в щёку. – Интервью дадите?

– Хрен тебе, а не интервью, – кривляется Чиллаут. – На сегодня все интервьи уже раздали, завтра приходи, красавица.

– Ну, может, хоть завалященькое какое отстегнёте? Мне завтра не с руки, мне сегодня в ночной эфир нужно.

– Да не слушай ты балаболов этих, а то они тебе такого наговорят

– чердак съедет. – Пепел махнул рукой в сторону свободных стульев, – рассаживайтесь, девушки.

Пэм уселась верхом на предложенный стул и стала рыться в сумке, извлекая массу посторонних вещей и отбирая из них то, что могло понадобиться во время интервью. Ручка, блокнот, диктофон, пара чистых кассет…

Пепел тем временем повернулся к Даше:

– Привет. Отлично выглядишь.

– Спасибо, Лёш. От тебя это всегда приятно слышать.

– Не сердишься?

– За что? Перестань, мы же взрослые люди. Всё было ясно с самого начала, так что не бери в голову, – она успокаивающе улыбнулась и погладила его по руке. – Тебя не рассекретили?

– Рассекретили. Да может оно и к лучшему…

– Так, всё, тишина! – Пэм хлопнула в ладоши. – Старайтесь поменьше пиздоболить, и вообще, фильтруйте базар. А то мне потом вырезать после вас – удовольствие маленькое. Чиллаут, это тебя в первую очередь касается. Ты больше всех материшься! В прошлый раз я пропустила момент, где ты нашего мэра пиздюком назвал – меня чуть с работы не уволили! И не оправдывайся, – она щёлкнула вскинувшегося было Чиллаута по носу. – А где Кокс? Мне нужен Кокс для полного комплекта.

– Он в соседней гримёрке с какой-то тёлкой. Опупенная герла – сиськи колоссальные, ноги из подмышек, жопа сердечком – туда-сюда! – облизнулся Гурген.

– Тоже мне, ценитель выискался! – хмыкнула Пэм. – Чуваки, ну позовите его кто-нибудь! У меня времени мало.

– Ага, вот сама иди и зови, – предложил Шурик. – Он там щас трудится в поте лица, а я приду ему кайф ломать? Тебе надо – ты и иди. Кстати, вот он и сам, лёгок на помине.

Дверь распахнулась, и ввалился взмыленный Кокс. Он постоял, тяжело дыша и отдуваясь, обвёл своими маленькими глазками всех присутствующих и громко вопросил:

– Чуваки, вы слышали, как я когда-то говорил, что лучше выпить водки литр, чем лизать солёный клитор?

Начало было многообещающим. Все присутствующие заинтригованно молчали, ожидая продолжения.

– Так вот, – Кокс взъерошил свои немногочисленные и совершенно мокрые волосы, – я был неправ и публично это признаю!

Как-то так случилось, что в последнее время я всё больше обретаю себя прежнего. Не совсем прежнего, конечно… Но кризис, по-моему, позади, друзья мои…

Всё чаще заглядывает ко мне на огонёк мой распиздяй ангел-хранитель. Мы подолгу ведём друг с другом философские беседы, из которых я узнаю, что поднебесные кабаки ему осточертели. Спать на деревянных столах в его возрасте уже неприлично.

Ангелицы-стриптизёрши, судя по его словам, на редкость однообразны – постоянно требуют денег и шарового кира. А любовь к классному музону не обязательно разбавлять кальвадосом. Он показывал мне свои длинные нечёсанные лохмы – там появилась седина. Он полон желания остепениться и заняться мной всерьёз. Как минимум, спасением мятущейся нематериальной начинки моего стареющего тела.

Я долго отсутствовал в самом себе, друзья мои. Наверное, настало время вернуться, если я всё чаще вынимаю из сердца маленькие иголочки давно забытых ощущений, которые ошибочно считал давно и безнадёжно утерянными.

_Current music: John Lee Hooker "On_ _e Bourbon, One Scotch, One

Beer"_

– Расстегни мне вот здесь, пожалуйста, – Татьяна повернулась спиной к Пеплу и показала на застёжку колье.

– Секундочку, мадам, – он неловко затоптался, пытаясь справиться с непослушной штуковиной, – не вертись, пожалуйста.

– Ох, кавалер из тебя ещё тот, – вздохнула Татьяна, – давай я лучше сама. А ты не мог сбрить сегодня свою ужасную щетину?

– Не придирайся. И вообще, непонятно, зачем ты так меня шугаешь – я не прошёл тест?

– Ну что ты сразу взъерошился? Какой тест? Обыкновенная вечеринка

– ужин, танцы, трёп… Ты же сам всё видел.

– Потому и спрашиваю. Мне всё это напомнило смотрины, когда я собирался жениться.

– Расслабься. Я понимаю, что тебе было неловко – непривычная среда, незнакомые люди и всё такое… Но мне было важно придти именно с тобой, чтобы все поняли, что ты для меня – нечто большее, чем мимолётная интрижка…

– Гм… По крайней мере, откровенно…

– Тебя задевают мои формулировки? – Татьяна освободилась от платья, взяла сигарету и чиркнула зажигалкой. – Но я же не спрашиваю, как ты это воспринимаешь. Я говорю о себе…

– И как же ты воспринимаешь наши отношения? – Пепел откровенно любовался её изящным телом, отражающимся в бесчисленных зеркалах спальни.

– Не хочу показаться излишне экзальтированной… Но ты для меня – воздух. Естественный, прозрачный… – Татьяна тихо выговаривала слова, задумчиво рассматривая тлеющий кончик сигареты. – И жизненно необходимый. Я задыхаюсь без тебя… Скажи мне кто-нибудь год назад, что я буду испытывать нечто подобное – не поверила бы ни за что. Я вообще считала, что любовь придумали писатели.

Пепел озадаченно посмотрел на неё:

– Это можно расценивать как признание?

– А расценивай, как хочешь, – Татьяна выдохнула дым и проводила глазами удаляющееся туманное колечко. – Мне всё равно. Главное – что ты со мной, а на остальное наплевать. Не хочу строить планы, прикидывать, что будет завтра-послезавтра. Я ловлю момент. Бросишь меня – чёрт с тобой, буду мучаться, наверное, страдать… А может, и сама тебя брошу, если станет плохо… Не знаю и не хочу знать… Не хочу забивать голову всякой ерундой и портить всё, что имею сегодня.

Да не парься, Лёш… Зачем усложнять и без того сложное? – она раздавила окурок в пепельнице. – Я в душ.