Открыто сердце (СИ)

Он чувствовал себя изнасилованным! Это было подобно расправе палача, самой жестокой из всех доступных ему – когда актеру-уродцу, всю жизнь скрывающему свое безобразное лицо под маской красавца, безжалостно содрали маску перед толпой его поклонников! И самое ужасное – это сочувствие глупой, вздорной, не знающей горя девчонки! Ее плоские примитивные поверхностные мыслишки, ее самонадеянность – она, видите ли, поняла! Морган ненавидел людей, он считал их жутким гнойным наростом на теле прекраснейшей из всех планет, и он хотел освободить планету от алчных слабых прогнивших существ, именно поэтому он дал пристанище всем изгоям и калекам, показав им, что мир живой, и можно с ним общаться! Показал, что физическая оболочка – это ерунда, и главное – настроить в себе струны вечности. Конечно, порой его же подданные поражались жестокости, с которой Морган судил людей, но они заслужили это!

– Ты ни черта не понимаешь! Что, думаешь, теперь мы стали ближе? Думаешь, ты все обо мне знаешь? Я знал это все, я видел, я чувствовал, я был там! А ты – всего лишь маленькая избалованная идиотка… Ты ничем не отличаешься от других людей... Порочное жалкое слабое создание!.. – выкрикивал Морган прямо в лице Марин и сдавливал ее горло все сильнее.

– У… у-бей меня, если хо-чеешь… – прохрипела Марин. – Но я… Клянусь… Что понимаю тебя.

Морган опешил. Не из-за фразы. Он посмотрел в глаза девушки, и там не было страха. Там не было этого гнусного отчаянного инстинкта выживания, этого чистейшего непреодолимого намерения продлить свое существование любой ценой, которое он так ненавидел в людях. Воспринимая себя как мясо, прожигая свои дни, не неся ничего, кроме зла – они смели цепляться за свои жалкие жизни до последнего. А Марин – не боялась, она смотрела на него, прямо внутрь, жгла его взглядом и пыталась понять. Она наблюдала за происходящим, несмотря на то, что еще немного – и ее могла бы поглотить мгла.

И тогда Морган отпустил ее небрежным презрительным движением и уставился в одну точку. Такого шквала эмоций он не испытывал очень давно, руки тряслись, сердце бешено колотилось, стучало о ребра.

Откашлявшись и держась за горло, спотыкаясь, не зная, зачем она это делает, Марин кляла свою неосмотрительность, но уже не могла остановиться. Морган стоял к ней спиной, скрестив руки на груди. Девушка приблизилась к нему и обняла сзади. Прижалась к нему. Поделилась своим теплом. Уткнулась носом в его широкую спину и почувствовала запах, который задурманил вмиг ее голову – запах можжевельника и морозного ветра.

«Сейчас… Сейчас он оттолкнет меня и это будет конец», – думала Марин.

Но сильнее страха, сильнее унижения было внутреннее чувство правоты и необходимости. Она знала, что поступает верно. Чувствовала, что Королю нужна поддержка, даже если он не готов ее принять.

– Пускай ты врешь, – прошептал он, – но…

И, утонув в собственном отчаянии, оборвал фразу, развернулся к девушке и обнял ее. И, растворяясь в исцеляющем теплом сиянии, плавясь, как жидкое золото, как масло, он путался пальцами в ее волосах, давно уже распущенных и искал губами губы. И выл, как израненный волк, спрятавшись в ее ключице, и сжимал со всей силы, крепко, как мог, прижимал к себе живое тепло. Его десятилетиями строившаяся крепкая плотина начала прорываться, и воды, что она охраняла, оказались ядовитыми и бурлящими, они отравили его, они заползли между извилинами, под ногти, переполнили и раздули, словно огромный шар, который невыносимо хочет наконец лопнуть…

– Испей эту чашу… до дна… – прохрипела Марин, }подобно тому, как было в ее видении.

И этот ее хриплый голос, срывающийся, низкий разрушил плотину полностью.

И подхватив Марин на руки, он бросил ее на кровать. Глаза его, обычно такие ясные, пронзительные – были затуманены. Марин не успевала осознавать, что происходит. Огромные сильные руки Моргана будто вытащили из ее головы все мысли и спели им безмолвную колыбельную, она чувствовала себя так защищенно, несмотря на силу этого человека и исходящую от него опасность. Он подмял девушку под себя, и тяжесть его тела была упоительно прекрасна.

– Дно всегда ближе, чем кажется. Запомни! – прорычал Морган прямо в ее губы и невыносимо долго смотрел на них. У Марин было ощущение, что Король закинул ей в глотку крюк и, рванув, вытащил все внутренности, его взгляд был таким тяжелым и изнуряющим, но таким… необходимым. А потом, чуть раньше, чем она ожидала, он соединил их губы, впился в них так, будто высасывал из нее душу, кусал до крови, путаясь пальцами в волосах, теряясь в ее запахе и хаотичном сплетении тел, он рванул на себя корсет Марин и глухо застонал, когда она подалась своими бедрами вперед в бессознательном порыве ему помочь. Марин чувствовала его желание, видела, что он едва контролирует себя, и это чертовски ей льстило. Не было никакого стеснения или стыда, мир сузился до единственного окошка – губы Моргана, его запах, его сила. Радиоактивные бабочки в животе у девушки сошли с ума, она не ведала, что творит, покрывала поцелуями лицо Короля, шею, и когда он провел своими ловкими пальцами по ее маленькой юной груди, слегка ущипнув правый сосок – она извилась дугой и слизнула языком маленькую капельку пота, выступившую на шее Короля, и это было настолько интимно… Настолько близко... И, зарывшись лицом в волосы Марин, он скользнул рукой под ее платье и заметил, как совсем чуть-чуть, сквозь все это отчаянное удовольствие, всхлипы, стоны, пустоту и наполненность, как сквозь страх и трепет, она напряглась, она… Испугалась.

И тут же отстранился, развернулся к ней спиной резко и несправедливо, он как будто лишил девушку умения дышать и, поперхнувшись воздухом, она начала кашлять.

– Какого черта ты меня не остановила? – рявкнул он.

Марин непонимающе уставилась на Моргана и захлопала ресницами… Как же он ненавидел в это мгновение ее чертовы глаза, огромные испуганные, такие чудовищно искренние… Голова начала болеть. Как же сильно он ненавидел эту мерзкую малолетнюю дрянь!

Марин молчала, а потом робко протянула руку к лицу Моргану, и он не убрал ее, и, осмелев, девушка придвинулась ближе и стала целовать Короля вдоль позвоночника, легкими невесомыми касаниями притрагиваясь к нему.

Морган тряхнул головой, будто скидывая с себя покрывало оцепенения, вынуждающее его не двигаться и, неожиданно развернувшись к девушке, схватил ее за подбородок и пристально взглянул в ее глаза – и опять – он увидел в них эту чертову искренность. Это полное отсутствие здравого смысла! Ведь, по сути, искренность – это противоположность инстинкту самосохранения, это глупое, но бесспорно, смелое желание позволить себя казнить, втайне надеясь, что по дороге что-то заставит карателя передумать. «Наивная дурочка! Ты не знаешь человеческой природы!» – думал Морган

– Но тогда… Выходит, и я? Такой же… Человек? – вдруг посетила Короля необычайно опасная и новая для него мысль.

Морган провел большим пальцем по нижней губе Марин – медленно, изучающе, и девушка расслабилась, закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением, и попыталась поцеловать палец Моргана, но из сладкого небытия ее вырвала резкая боль.

Он… Ударил ее.

Инстинктивно приложив руку к щеке, девушка с обидой и недоумением смотрела на Короля.

– Пошла вон! ВОН!– рявкнул он, и униженная, не в силах унять дрожь, полуголая, Марин выбежала из шатра Короля.

Глава 8, в которой игры забавляются с людьми.

Март 2009 г.

Из открытого окна влетали запахи ранней весны и бесцеремонно прогоняли хандру!

Вайя проснулась очень рано сегодня, едва сумев уснуть. События вчерашнего вечера не давали ей покоя. Вот так, запросто, ее мир перевернулся с ног на голову, а жизнь – идет себе своим чередом.

У Вайи просто не укладывалось в голове, как такое могло случиться? Наконец- то случиться. С ней. И что это значит? Меняет ли это что-либо между ними?