Особый дар

— Народу соберется довольно много, — объявил Боб. — Мы все, друзья Тоби, явимся как один.

К пяти часам, как было условлено, Тоби привез мать в галерею. Но она и тут не проявила ни малейшей нервозности, просто была очень оживлена. Дриффилд встретил их у порога.

— Миссис Робертс! Очень рад с вами познакомиться. Мне одного хочется — чтобы вы были довольны тем, что нам удалось сделать. Поверьте, мы сделали все, что в наших силах, но если вы захотите что-нибудь изменить — что ж, время еще есть.

Миссис Робертс держалась все так же величаво. Медленно прохаживалась по залу, радуясь звездочкам, прикрепленным к трем картинам. Нет, ничего менять она не собирается.

— Вы оригинальный художник, миссис Робертс, — заявил Дриффилд. — Мы гордимся тем, что нам выпала честь первыми показать публике ваши работы.

Между тем посреди зала установили большой стол, накрыли его белой скатертью и уставили бутылками.

— Может, выпьете стакан вина, — предложил Дриффилд, — подкрепитесь перед предстоящим испытанием: придут несколько критиков.

— Спасибо, — ответила она. — Пока рановато. А критики — что ж, что написала, то написала, лучше мне все равно не сделать.

На мгновение она задержалась перед уличной сценкой — той, где вереница школьников, напоминающая крокодила, переходит на другую сторону, — и слегка нахмурилась. Потом снова обошла зал, явно позабыв и о сыне, и о Дриффилде. Тоби отметил про себя, что мать порозовела и от этого кажется хорошенькой — а раньше он никогда не находил ее привлекательной внешне.

Без десяти шесть прибыла Аманда — лицо у нее было грубоватое, но в ярко-красном костюме она казалась ослепительной; ее сопровождала Мейзи и трое мужчин — один очень высокий, широкоплечий, лет пятидесяти, со светлыми глазами и темной вьющейся шевелюрой, чуть тронутой сединой; второй — угрюмый, худенький и малорослый, как мальчик, с изящной головкой, чем-то напоминающей змеиную, и в розовом галстуке бабочкой; третьим был Эдуард Крейн.

— Тоби! — воскликнула Аманда. — Встречайте гостей! Идрис, это Тоби Робертс. Лорд Ллэнгейн. Питер Коксон. С Эдуардом вы знакомы. А теперь ведите нас к своей замечательной маме.

Мейзи уже успела подойти к миссис Робертс и расцеловаться с ней. Тоби был удивлен: обычно мать не была склонна к такого рода публичному проявлению чувств — разве что по отношению к близким.

Видя, что все прибывшие направляются к ней, она торжественно двинулась к ним навстречу, покинув Мейзи, с которой ей было так спокойно, и протянула Аманде руку.

— Я знаю, как вы добры ко мне.

— Добра?! — воскликнула Аманда. — Я попросту выгодно помешаю деньги, вот и все. Ну, большой вам удачи!

И она представила матери Тоби своих спутников.

Миссис Робертс сохраняла полное самообладание. Может быть, ей и раньше доводилось видеть лорда, но, безусловно, не так близко; однако она протянула Ллэнгейну руку как ни в чем не бывало и спокойно выслушала его похвалы. Несколько больше смутил ее молодой человек со змеиной головкой, который тут же стал изливать ей свои восторги. А вот с Крейном она сразу же почувствовала себя легко и просто.

— С Тоби я знаком, — сообщил он, — а теперь рад познакомиться с вами.

— Понимаете ли, уважаемый мистер Дриффилд, — сказала Аманда, мы явились до того, как сюда нахлынут посетители: хочется осмотреть все спокойно, с толком.

И они принялись разглядывать картины так, как это обычно делается на закрытых осмотрах, — молча, с видом знатоков, приобщенных к великой тайне искусства.

В ответ на настойчивое предложение Дриффилда они выпили вина — все, кроме миссис Робертс, которая ограничилась стаканом томатного сока.

В двадцать минут седьмого, когда Тоби уже опасался, что провал неминуем, зал стал понемногу заполняться. Пришли Боб с Ритой, Эйдриан с двумя приятелями из духовных. Несколько подружек Мейзи — казалось, она знакома со всем светом. Потом подоспели лондонский критик, которого она встретила очень радостно, и репортер местной газеты. Еще какие-то друзья Аманды. Несколько студентов — не исключено, что этих привлекла возможность выпить. И наконец — буйно, словно боясь застрять в дверях, — вломилась толпа людей совершенно неизвестных; Тоби, во всяком случае, их не знал. Скоро картины нельзя было разглядеть за спинами посетителей.

Миссис Робертс спокойно стояла в уголке. Эдуард Крейн подошел к ней, подал стул.

— Расхаживать по выставке вы явно не собираетесь, поэтому устраивайтесь поудобнее, — сказал он. — Вы как-никак виновница торжества.

Она бегло улыбнулась ему и села, составив вместе маленькие туфли и чинно сложив руки на коленях.

— Как приятно дать отдых ногам, — сказала она сыну.

Дриффилд сновал между посетителями, и она видела, что он доволен. Вот красная звездочка появилась еще на одной картине, потом на другой. В зале уже было накурено, становилось жарко. Тоби заметил, что вино пьют вовсю, но сам только пригубил его: надо сохранять ясную голову.

Трудно было сказать, кто же тут исполняет роль хозяина — уж во всяком случае, не Дриффилд: то ли Аманда, то ли Мейзи.

В четверть восьмого, когда часть посетителей потянулась к выходу, вошел еще один художественный критик — очень высокий, в очках (Тоби узнал его по снимку, который видел в воскресной газете), и сияющая Аманда тут же им завладела. Он подошел к столу, налил себе вина и стал неторопливо переходить от одного полотна к другому. Обойдя зал, он подтащил к миссис Робертс стул, присел рядом и представился. Фамилия его была Поллок.

Впервые за все время она явно разволновалась.

— Я вашу фамилию знаю, — сказала она.

— А вашу, полагаю, узнает гораздо больше народу, чем мою.

— Это мой сын Тоби, — сказала миссис Робертс, просто чтобы что-нибудь сказать.

Поллок начал деликатно и тактично ее расспрашивать. Как она начинала? Давно ли пишет? Считает ли, что на нее оказали влияние другие художники? Какие именно? Чьей живописью она особенно восхищается?

Мейзи подошла поближе и прислушалась к беседе, вся светясь радостью.

Миссис Робертс ответила, что вообще-то в искусстве разбирается слабо. Читала несколько рецензий художественных критиков, но так и не поняла, что им на самом деле нравится, а что нет.

— Мало ли кому что нравится, вы на это не смотрите. Вам надо и дальше идти своим путем, — сказал Поллок.

Славный человек!

К Тоби подошел Ллэнгейн.

— Чрезвычайно интересно. Правда, я в этих делах смыслю мало, но миссис Феррарс умело меня направляет. Полагаю, вы бывали в Хэддисдоне?

Тоби ответил, что побывал.

— Хорошо у них. А с моей Клэр вы там не встречались?

— По-моему, нет. (При нем только раз упомянули это имя.)

— Мы живем близ Глемсфорда, это рукой подать от Хэддисдона. Право же, я в истинном восхищении от работ вашей матушки.

Но ни единой картины он не купил.

Симпатичный критик встал и откланялся.

— Ну, если уж тут мы не получим положительной рецензии, это конец света, — возбужденно проговорила Мейзи. — Правда, статья может вылететь, если потребуется место для другого материала, — добавила она на всякий случай, просто чтобы не сглазить.

Подошел фотокорреспондент местной газеты, чтобы сделать снимок миссис Робертс. Та снова заволновалась, хотела встать.

— Сидите, сидите, — попросил он. — Первый снимок сделаем вот так, сидя. Потом — стоя, возле какой-нибудь из картин.

Она без звука выполняла все его указания. Затем он снял несколько оставшихся посетителей, беседующего с Амандой Тоби (хотя тот предпочел бы остаться незамеченным) и Мейзи с Ллэнгейном. Потом к миссис Робертс обратился репортер местной газеты и стал буквально вытягивать из нее нужные ему сведения — отвечала она коротко и односложно.

Зал уже почти опустел, и тут обнаружилось, что проданы еще две картины, небольшие. Всего, стало быть, семь из четырнадцати.

— Ну что ж, — сказал Дриффилд. — Я считаю, это успех. Примите мои поздравления, миссис Робертс.

Когда отбыла пресса, к миссис Робертс вновь вернулось безмятежное спокойствие.