Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)

Губернатор, получив отчет чиновника, вспомнил, что руководитель государственной концессии, «Общества по эксплуатации лесных массивов», уже давно направлял ему жалобы на это самое племя: потому что мобилизованные на работу туземцы не были довольны ни заработной платой, ни теми порциями маниока и проса, которые им выдавались. Пришлось ввести жесткие штрафы, но из-за этого среди населения распространился враждебный настрой, так что в определенных районах рубку леса и корчевание можно было осуществлять только силами завезенных из других мест рабочих и при условии обеспечения мер безопасности.

Губернатор принял решение. Он передал этот отчет, предварительно дополнив его во многих пунктах, в вышестоящую инстанцию — знакомому референту министерства по делам колоний. И потребовал военной поддержки для подавления мятежа. Прежде — а кое-где так продолжается и до сих пор — местные власти в подобных случаях действовали на собственный страх и риск: захватывали, например, в качестве заложников жен возмутителей спокойствия и отдавали их на поругание черным солдатам; или отрубали скольким-то мятежникам руки. В качестве предостерегающего примера. Такую практику тоже можно было расценить как взятие заложников и подвести под существующие правовые нормы. Но дело в том, что между прежде и теперь дымилась зловонная куча ужасных скандалов. Неутомимый сэр Роберт Кейсмент ^{362} по поручению своего правительства — вместе с мальчиком-масаи, а также двумя бульдогами, белым и черным, и туго набитым бумажником — отправился в глушь, а потом, вместе с мальчиком и обоими бульдогами, вернулся. Без всякого стыда, как истинный фанатик, он разоблачил то, что сумел разоблачить; одно из европейских государств было легкомысленно предано поруганию и стало объектом презрения. У обвинителя нашлись сторонники. Могущественные колониальные нации уже были готовы дистанцироваться от неограниченного применения силы против туземцев; уже развивались представления, перегруженные идеей гуманности. Эпоха охот на рабов постепенно сходила на нет; карательные экспедиции сделались крайним средством, для применения которого требовалось соответствующее решение парламента.

А этих туземцев было двадцать тысяч. Губернатор не мог начать борьбу с целью их уничтожения, не получив прежде согласие от самой высокой инстанции. Он знал, что вряд ли такое согласие получит, если не представит убедительные аргументы и не предложит одновременно надежные, не привлекающие к себе внимание методы осуществления задуманного. Поэтому он намекнул, что использование самолетов и отравляющих газов могло бы обеспечить надежность операции.

Он пережил возвышенное мгновение, когда дописал свой отчет. От его решения зависела жизнь двадцати тысяч человек. И этим своим решением он заложил еще один камень в здание героической истории… Компетентный референт в министерстве по делам колоний получил отчет и снабдил его всеми грифами серьезности и секретности, соответствующими такому случаю. Референт принял три решения: во-первых, исключить всякую публичность; во-вторых, тотчас потребовать, чтобы к нему прикомандировали специалиста по военному делу в качестве консультанта; в-третьих, с особой настоятельностью доложить о случившемся своему начальнику, господину министру… Со стороны шефа референт встретил полное понимание: тот поддержал его планы, расширил полномочия. Вскоре за закрытыми дверьми состоялась встреча между представителями заинтересованных министерств. Эти специалисты с энтузиазмом откликнулись на возможность проведения крупномасштабного эксперимента. Правда, всё должно было происходить в пространстве маленького государства с недостаточными военными резервами и сомнительным нравственным потенциалом; даже подходящего оружия ни в одном тамошнем арсенале не было. Однако выход нашелся. Членам военной комиссии этого маленького государства, которые в то время, с целью обучения, находились в одном из больших государств, поручили установить связи с представителями зарубежной химической индустрии.

Так вот и вышло, что молодой офицер, служивший в специальном ведомстве военного министерства, получил приказ: принять нескольких господ из зарубежной военной комиссии и оказать им содействие при выполнении секретного задания. Установить контакт с химическим трестом оказалось нетрудно; ведущие специалисты этого засекреченного производства разработали план во всех деталях. Договор был подписан. Все это вылилось в деловую сделку, которая отличалась от других коммерческих соглашений только характером поставляемого товара. В операции предполагалось использовать дифенилхлорарсин и димесенит ^{363}, которые в то время считались самыми действенными отравляющими газами. Химический завод обязался изготовить полностью готовые к употреблению бомбы и доставить этот товар, на собственный страх и риск, до гавани маленького африканского местечка, «до штранда», как тогда выражались, — как будто речь шла о поставке обычного оружия для гражданской войны. Специально оговаривалось, что операция будет осуществляться секретно. Ей дали кодовое название: операция Пуста ^{364}. Из-за опасности перевозимых веществ понадобились экстраординарные меры при транспортировке. Специалисты, которых вообще-то ничем не испугаешь, столкнувшись с такой реальностью, пришли в необычайное возбуждение. Прежде никогда не случалось — во всяком случае, насколько им было известно, — чтобы пятьсот тонн ядов, в газообразном состоянии, перевозили на дальнее расстояние по суше и морю. В поездах, по рельсам, через города и мимо деревень, над неспокойными реками предстояло везти эту чудовищную потенциальную смерть для миллионов людей — правда, заключенную в железные оболочки, но ведь оболочки содержали взрывной заряд, так что могли разрушиться… Эта смерть не должна была разразиться, пока не достигнет конечного пункта своего путешествия. Ведь предназначалась она для двадцати тысяч негров, а не для миллионного населения одного из больших городов и не для горстки крестьян, батраков, коров и лошадей какой-то деревни. Поэтому следовало обеспечить меры безопасности.

Старый генерал не помнит, носил ли корабль, который вез тот ужасный груз, имя «Лаис». Да он никогда и не знал этого. Он не знает подробностей. Он знает об этой операции лишь в самых общих чертах, помнит, что тогда она обладала большой значимостью — как эксперимент, результата которого все посвященные ожидали с нетерпением, чуть не с тревогой. Эксперимент этот, можно сказать, выплеснулся за границы маленького государства, им занимались лучшие умы могущественной военной организации. Отсюда — повышенная секретность. Само собой, такое транспортное судно нельзя было выпустить на океанический простор — в неизвестность — без сопровождающего. К грузу приставили суперкарго; у химического треста как раз был на примете подходящий человек, надежность которого не вызывала сомнений. Корабль с грузом должно было незаметно сопровождать другое, военное судно… Генерал не помнит, носил ли первый корабль имя «Лаис». Это был парусник. И он отправился в плавание, как если бы речь шла об обычном торговом рейсе. Ему предстояло встать на якорь где-то у африканского побережья, возле самого штранда. На борту находились испытанный капитан, хорошая, тщательно отобранная команда и суперкарго — агент химического треста. Осторожности ради этого суперкарго тоже оставили в неведении относительно характера груза…

Эксперимент не удался. Точнее, до проведения эксперимента дело не дошло. Корабль не достиг пункта назначения. Неизвестного никому из присутствующих на борту. Парусник погиб. Затонул. При спокойном море он просто исчез с поверхности воды. А ведь это был новый корабль. Команда броненосного крейсера, который держался на отдалении, за линией видимого горизонта, вообще не заметила кораблекрушения. Не было даже телеграфного сообщения о бедствии. На протяжении следующих трех дней крейсер пытался найти парусник, не зная, что тот исчез…