Как много в этом звуке

— Мои сборы недолги, — Ваня махнул в сторону своей коробки.

— Заплатишь?

— Бутылка водки… Непочатая.

— Хорошая водка? — с настороженностью спросил водитель.

— Гжелка… Кристальская… Поллитровка.

— Годится. Поехали.

Двадцать четвертых домов действительно оказалось три. Расположенные буквой «П», они замыкали большой двор с детским садом, школой и заброшенной хоккейной площадкой. Дома были девятиэтажные, блочные и какие-то непривлекательные — с ржавыми потеками, которые тянулись от железных прутьев балконов, кое-где застекленных, развешанным для просушки бельем, сваленным на них хламом…

Почту Ваня нашел быстро — она располагалась в одном из этих домов. Возле входа висел телефонный автомат — ныне большая редкость в Москве. Сняв с крючка трубку, Ваня убедился, что автомат работает — редкость еще большая.

Посидев с полчаса на отсыревшей скамейке и освоившись с новой обстановкой, Ваня постонал, покряхтел, что-то преодолевая в себе, и наконец как-то подневольно подошел к автомату.

— Капитан Зайцев? — спросил он, услышав знакомый голос.

— Ну?

— Ваня беспокоит.

— Какой Ваня?

— Бомжара, блин! — освоившись, Ваня решил, что немного фамильярности не помешает.

— А! — разочарованно протянул Зайцев. — Давно не виделись… Как поживаешь, Ваня?

— Спасибо, плохо. Слушай, капитан… Тебе задание… Записывай… Улица Пржевальского, дом двадцать четыре… Там три корпуса — охватить надо все три. Позвони на почту…

— А почему на почту? — спросил Зайцев, не вполне еще соображая, о чем ему говорит бомж.

— Не хочешь на почту — позвони в пожарную команду. Но лучше на почту. Нужно узнать, кто из жителей этого дома выписывает газету «Коммерсант».

— А зачем мне это нужно?

— Чтобы сообщить мне.

— А тебе на фиг?

— Для пользы дела.

— Так, — протянул Зайцев. И еще раз повторил: — Так… Ты где сейчас?

— Возле дома номер двадцать четыре. Звоню от почты.

— Еду!

И Зайцев бросил трубку.

А минут через пятнадцать быстрой, порывистой походкой вышел из остановившейся машины и, подойдя к скамейке, с ходу сел на нее.

— Ну? — требовательно произнес он, не глядя на Ваню. — Слушаю.

— Она здесь жила, — Ваня кивнул на громаду дома.

— Кто?

— Эта женщина.

— Какая женщина? — терпеливо спросил Зайцев, но чувствовалось, что терпения у него немного, совсем немного.

— Как тебе объяснить, капитан… Женщина… Чей палец я нашел на свалке.

— Это ты по пальцу узнал ее адрес?

— Да, — кивнул Ваня. — По пальцу.

— На нем больше ничего не было написано?

— Было… Могу рассказать.

— Ваня… — Зайцев пошевелил желваками — видимо, его терпение заканчивалось. — Не тяни кота за хвост.

— Хорошо, — вздохнул Ваня. — Значит, так… Ей около пятидесяти… Может, немного поменьше… Было.

— Что значит было?

— Вряд ли она живая… Похоже, она неплохо жила, в достатке… Но что-то случилось — ушел муж… Или помер… А женщина незакаленная… И дрогнула. Чтоб тебе, капитан, было понятно… Опустилась. Слегка. Потеряла к себе интерес…

— Это все тебе палец нашептал?

— Все он… Я тебе еще не все рассказал…

— Пока достаточно. Теперь о «Коммерсанте».

— Газета так называется… Палец в нее был завернут. Газета целевая, случайный человек ее не купит… А уж коли она в доме оказалась во время пыток…

— Каких пыток, Ваня?

— Ее же пытали, капитан!

— С чего ты взял?

— Ну… Люди с собственными пальцами так просто не расстаются. Только по принуждению. В наше время пытают в двух случаях — узнать, где деньги лежат, или же заставить человека подписать какие-то бумаги… Деньги у нее вряд ли были, а вот бумаги… Скорее, бумаги… Я мог бы еще кое-что сказать тебе, капитан, но боюсь, это преждевременно… Ты не поверишь.

— Конечно, не поверю! — Зайцев поднялся, постоял в раздумчивости, раскачиваясь взад-вперед. — Хорошо. Я выполню твою просьбу. О результатах доложу лично. Где тебя найти?

— Сороковой километр, — Ваня беспомощно развел руки в стороны. — Где же еще… Там теперь мое место. В картонной коробке из-под телевизора. Неплохая коробка, — продолжал Ваня вполголоса — он уже разговаривал сам с собой. — Только вот сырости боится… Протекает, морщится и перестает быть коробкой.

— Хорошо, Ваня, — Зайцев похлопал бомжа по плечу. — Я все сделаю.

— Только это… Не тянуть бы… Можно опоздать.

— Куда опоздать? — оглянулся Зайцев уже от машины.

— За событиями можно не поспеть.

— Будут события?

— Грядут, — улыбнулся Ваня.

— Неужто убийство опять затевается? — куражась, спросил Зайцев.

— Наконец-то, капитан, ты начал что-то понимать. У нее же родственники, наверно, есть… С ними тоже будут разбираться.

— Ну ты даешь! — протянул Зайцев и с силой захлопнул дверцу машины.

Через два дня Ваня проснулся от громких стуков — кто-то колотил по картонному верху его коробки. Выбравшись наружу, он увидел капитана. Тот стоял с суковатой палкой в руке и радостно улыбался.

— Я приветствую вас в это прекрасное утро! — весело сказал Зайцев.

— Тем же концом по тому же месту, — проворчал Ваня, разминая ладонями слежавшееся за ночь лицо. Потом, кряхтя, поднялся, присел — ноги тоже затекли, все-таки коробка была ему тесновата.

— Как прошла ночь? — продолжал веселиться Зайцев.

— Прошла, и слава богу.

— Что снилось, Ваня?

— Собаки снились… Большие добродушные собаки.

— Собаки — это хорошо, друзья навестят.

— Не навестят… Потом оказалось, что это были волки. Кстати, ты поосторожней здесь… Собаки дичают, сбиваются в такие стаи… Любого волка задерут. Одного новенького недавно до костей обглодали…

— Насмерть?! — ужаснулся капитан.

— Кости растащили по свалке! В таком виде человек уже не может оставаться живым, природой не предусмотрено. С другой стороны, сам виноват. Неправильно повел себя с собаками.

— А как себя надо с ними вести?

— И не только, кстати, с собаками… Со всеми надо вести себя уважительно, — Ваня сел на траву и прислонился спиной к березе. — Слушаю тебя, капитан. Докладывай.

Зайцев помолчал, склонив голову набок — его, видимо, озадачили слова Вани.

— Ну что ж… Оперативная обстановка такова… На три дома — три подписчика «Коммерсанта».

— Бедный «Коммерсант», — вздохнул Ваня.

— Почему?

— Убыточное издание… Но кто-то, видимо, вкладывает деньги… Кому-то он нужен… Со своими выводами… Прогнозами… Советами…

— Оставим это, — сказал Зайцев. — Не наша тема. Два подписчика на месте. Живы, здоровы, румяны. Дела у них идут хорошо, квартиры выглядят достойно, дети учатся по зарубежам.

— Это правильно, — одобрил Ваня. — А третий?

— Ты оказался прав… Был третий, да сплыл. Поменял место жительства.

— А жена осталась?

— Да, жену он оставил в квартире. Вернее, квартиру оставил жене. Но без средств к существованию.

— Поплыла тетенька?

— Да, так можно сказать. Ее зовут Надежда Юрьевна Мартынова.

— Звали, — поправил Ваня. — Вот палец и обрел свое имя.

— Не торопись, — с легкой досадой сказал Зайцев. — Жива Мартынова, хотя дома ее не застал. В деревне она. У родственников. Звонила соседке два дня назад…

— Слышимость была плохая? — невинно спросил Ваня.

— Знаешь, соседка жаловалась… А с чего ты взял? — перебил себя Зайцев. — При чем тут слышимость?

— Да ладно, — протянул Ваня, вскинув правую руку вверх и чуть растопырив пальцы — точь-в-точь как это делал и древнегреческие боги во время божественных своих бесед о человеческих недостатках.

— Продолжаю, — Зайцев помолчал, почувствовав Ванину снисходительность. — Соседка письмо от нее получила. Совсем недавно…

— Хочешь, скажу содержание? — спросил Ваня. — Значит, так… Надежда Юрьевна пишет своей соседке, что у нее все хорошо, она прекрасно чувствует себя в деревне, спит на свежем воздухе, ест фрукты, пьет парное молоко, родственники относятся к ней тепло, и она просит не беспокоиться о ней.