Стеклянная тетрадь

Толстяк хрустнул накрахмаленным белым рукавом, вытер им сопливый нос, тщательно протерев обе ноздри, и извлёк из нагрудного кармана термометр и толстый шприц.

— Надо, голубчик, вливание вам сделать!

Сергей Павлович дёрнулся от врача в кровати, сгрёб в охапку пахучее больничное бельё и швырнул его в блестящую иглу шприца. Простыня задела лампочку, и свет пропал.

— Сеpёжа, что с тобой? — услышал он голос Наташи. — Плохой сон?

— Нет.

— Ты так сильно дёрнулся.

— Всё хорошо, Наталочка. Ты же знаешь, что мне всегда хорошо, когда я сплю. Я иногда вижу страшные сны и тогда посыпаюсь. Но едва открываю глаза, как с болью сознаю, что испытанный ужас был во сне, а не наяву. И мне становится нечем дышать. Ведь из сна, пускай из дурного, я вылез наружу, где нет сна, где бесконечная идиотская реальность, которая маразмом своим перещеголяла самый кошмарный кошмар… Боже, как я хочу спать!

— Сеpёженька, но ведь ты спишь.

— То есть?

— А что тебя удивляет? Разве ты видишь что–то сверхъестественное, что не может уложиться в рамки обыкновенного сна?

— Нет, — Сергей тихонько вздохнул.

— Тогда почему ты не веришь, что ты спишь? Или во сне обязательно должны летать на перепончатых крыльях всякие там абракадабры?

Сергей промолчал, почему–то немного смутившись, а Наташа продолжала говорить ему в ухо:

— Обыкновенный сон. Самый нормальный сон. Никаких превращений. Никаких чудовищ. Только ты и я.

— А ты кто? Я не вижу в темноте…

— Я твоя дочь, — ответила Наташа.

— Доченька, — улыбнулся он после недолгой паузы. Потом вдруг забеспокоился. — А что это значит?

— Это человечек, малюсенький такой человечек, который верит в то, что ты сильней всего мира, что можешь всегда защитить, спасти, оградить…

— Понимаю. И ты мне веришь. Веришь в то, что я всё это могу.

— Да, верю. Не верю даже, а знаю. Всякий ребёнок знает, что его отец — самый надёжный человек… Ты же мне отец. Мне ли не знать, что такое отец?

— Ты говоришь, что я твой отец, — Сергей Павлович протянул руку и погладил сидящую рядом с ним девочку, у которой нащупывались две коротенькие тугие косички. — А что такое ребёнок? Вот кем мне приходится дочь?

— Маленьким пушистым обманом. Ты думаешь, что она что–то особенное, что она больше всех нуждается в тепле и внимании, что ей нужнее других быть счастливой и удачливой. И ты помогаешь ей обманываться.

— Почему?

— Потому что ты ей даёшь то, что она хочет, что она выдумывает…

— Любовь.

— Да, — послышался голос Наташи, и под рукой очутились женские душистые волосы. — И не только ей.

— А кому ещё? — подозрительно спросил Сергей Павлович.

— Ещё мне, — улыбнулась в темноте Наташа.

— Но ведь ты моя дочь.

— Да. И не только дочь. Ещё Жена, Любовница, Товарищ, Сподвижник…

— И это всё ты?

— Я ещё много разных вещей и характеров, милый мой. Разве ты не помнишь?

— Нет.

— Тогда ты и в самом деле спишь. А я думала, что я просто с тобой шучу, глупости всякие говорю…

— Какие же глупости? — удивился Сергей. — И как ты можешь говорить мне что–то, если я сплю? Тогда, получается, ты у меня во сне.

— Я у тебя в душе, — она ласково погладила мягкой рукой его по шершавой щеке. — Я ведь не просто Женщина тебе. Я твоя Судьба. Меня очень много. Я сама с собой вожу хоровод, пою разные песни, любуюсь бантиками на косичках, красуюсь перед зеркалом, тайком крашу губы маминой помадой, целуюсь в подъезде и на дискотеках, мечтаю о прекрасном рыцаре, влюбляюсь в сокурсников, тоскую на скучной работе, мечтаю о тебе…

— А разве меня нет? Зачем тебе обо мне мечтать, радость моя?

— Потому что я глупая девчонка. Все люди, Серёженька, глупые. Мы ведь совершенно всё перепутали. Мы позабыли, что выдумываем всякие приключения, которых бы в жизни страшно испугались, что мечтаем о таких спутниках жизни, которые своей правильностью нам надоели бы через несколько дней… Мы позабыли, что фантазии наши основываются на жизни, что они и есть наша жизнь. Мы всё забыли. И поэтому я мечтаю о тебе, даже, когда лежу рядом с тобой и чувствую твоё тело. Я вся в каких–то образах.

— Как ты похожа на меня, — протянул он тихо.

— А что тебя удивляет?

— Ничего, но всё–таки… Всё–таки странно. Вот сейчас, к примеру, я вижу хоровод, который ты водишь сама с собой. Тебя много и все вы (все ты) прямо над моей головой, прямо над лицом моим. Сандалии, туфельки, сапожки, юбочки детские, бальные платья, строгие костюмы. Девочки, Женщины, Потаскухи, Матери, Подруги… Не могу различить, сколько тебя сейчас.

— Меня всегда много. Сколько клеточек в твоём сердце?

Сергей Павлович не расслышал последнего вопроса Наташи. Он увлечённо разглядывал пёструю гирлянду вращавшихся над ним фигурок.

— Какой удивительный хоровод… Неужели это просто сон?

ПРАЗДНИК ПРОЩАНИЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАЗГОВОРЫ

— Я тебе вот что скажу, Матрас, и уж ты поверь мне, — Павел упёрся локтями в чёрную лакированную поверхность стойки и увидел в глубине её зеркальной глади перевернутого себя. Он вспахал пальцами свою мокрую шевелюру и подмигнул толстощёкому бармену. — Сегодняшний день плохо закончится, потому что он с утра не сложился. Это, видишь ли, судьба… Знаешь, что такое судьба?.. У меня на утро, к примеру, было назначено свидание с одной невероятно обаятельной куколкой, однако проклятый дождь испортил всё дело. Жена моя — женщина приятная и душевная, но лишь когда на горизонте нет посторонних девиц… Вот ведь дёрнул меня чёрт жениться! Ты вообще–то хоть чуточку представляешь, что означает женитьба? Нет? Это полный идиотизм, дорогой мой Матрас. Мужчина обязуется класть с собой в постель предоставленную ему законом жену и клянётся не вступать в сексуальную связь с другими женщинами… О чём это я, старина? Ах, вспомнил… Нагадила мне сегодня жена, испортила красивый праздник. Это голая истина, друг мой… У меня всё уже было заготовлено для приема светловолосой моей подружки, которую я ждал. У неё чудесные ноги, у неё чудесное имя… Впрочем, теперь это не имеет значения… Я выставил на стол пузырик лимонного ликёра, сунул бутылочку шампанское в ведёрко со льдом, разложил ломтики салями и белого сыра, поставил хрустальные бокалы. И тут моя супружница явилась вдруг обратно. Оказывается, она не смогла поймать такси из–за дождя. Ты можешь в такую невезуху поверить, Матрас?.. Ну, бросается она к телефону, чтобы вызвать машину на дом, а у меня сердце начинает медленно покрываться испариной. Смотрю я на часы, а стрелочка всё ближе подползает к назначенному времени свидания. И тут — бац! Звонок в дверь, — Павел от воспоминаний зажмурился и потёр пальцами заметный синяк под глазом. — И вот появляется моя русалка. Мокрая до последней клеточки своего чудесного тела. Жёлтые волосы ко лбу прилипли, а платьице, коротенькое такое, облепило фигурку. Ух, Матрас, если бы ты видел, как торчали сосочки на её грудках! Ясное дело, моя швабра тут же шмыгнула к девочке, мол, что такое, что вам угодно? Я было попытался ввернуть, что ко мне пришли важному делу. Но крыса моя злющая была, глазами по мне полоснула, будто уничтожить хотела… Пальцем в журнальный столик тычет, где уже заготовлен банкетик, и визжит: «А штаны твоя подружка тоже для важного дела сняла?» А девочка моя мокренькая, вся дрожит, и у неё на самом деле под юбочкой ничегошеньки нет! Что ты качаешь головой? Что ты в женщинах смыслишь? Ты вон стаканы протирать не забывай, это твоя специальность, а у меня иной профиль…

Павел подвинул пустой стакан к пухлым рукам Матраса. Тот взял бутылку шотландского виски и плеснул на донышко стакана. Павел кисло улыбнулся, издал недовольный звук, похожий на поскуливание бездомного пса, и пальцами показал, что ему нужен полный стакан. Затем он продолжил рассказ: