Спаси меня

— Не увиливай, — загораюсь я. — Угостил конфеткой и бери тепленькой. Раз — и в дамки.

Сестры обмениваются взглядами: ничего не поделаешь, неисправимый болван.

— Начался фильм, и мы не разговаривали. Зато потом он спросил — не хотим ли мы выпить. Кэтти сразу отказалась, сославшись на то, что ей домой пора — из вежливости, наверное, не знаю. Ну а я согласилась и сказала, что, если ему так хочется, он может угостить меня выпивкой. Мы направились в ближайший бар и всю дорогу болтали о фильме. Он — прекрасный, обаятельный собеседник и от кино был в восторге. Знаешь ведь, когда смотришь с кем-нибудь фильм, обязательно хочется поделиться впечатлениями. Слово за слово, стали обсуждать любимые картины — и разговорились. Он агитировал меня за свои ленты, я — за свои. Ведь особенно заводишься, когда собеседник придерживается противоположных взглядов. Скажем, Том терпеть не может «Париж, Техас», говорит, это скукотища и претенциозная чушь, а я не люблю «Апокалипсис сегодня», да и Питера Гринуэя не переношу. В общем, постепенно речь зашла о личном, и он захотел узнать, кто же такой тот злополучный Том, которого мы так бранили. Я и рассказала все. Вроде как душу излила…

— Ага! Излила ему душу. Получается, открыла, что на сердце, вот как. И сразу попалась.

— То есть?

— Когда ты кому-то изливаешь душу, это своего рода знак. Указание на то, что готова продолжить, так сказать, перейти к близости иного рода.

— Ну ты лапшу-то на уши не вешай, — возмущается Кэт.

— Да никакая это не лапша, здесь все яснее ясного!

— Пошло и не оригинально, — обижается моя домовладелица. — Послушать тебя, так получается, если я делюсь неприятностями с друзьями, значит, хочу завалиться с ними в постель?

— Нет.

— Или с матерью, скажем?

— Нет-нет, что ты! — отрицаю я, пожалуй, слишком пылко (неожиданно вспомнился недавний страшно правдоподобный сон, будто мы с мамулей поженились). — Ни в коем случае.

— Послушай, в твоей теории, может, и есть здравое зерно, — говорит Кэт, — но остальное слишком надуманно. Откровенный бред.

— Да нет же, нет! — говорю я, исступленно шаркая под столом ногами в неосознанной попытке обрести равновесие. — Ты меня не совсем правильно поняла. Я хотел сказать, что эмоциональное сближение между двумя людьми может навести на мысли о продолжении в физическом плане. Конечно, при условии, что тот, кто открывается, — подходящий партнер. Вот моя мысль.

Девчонки на некоторое время задумались.

— Пустословие и есть пустословие, — наконец изрекает Кэт.

— Хм, не знаю, — произносит Джесс. — В чем-то он прав.

— Ладно, ну так что там было дальше с этим Томом?

— Ах да. Мы еще долго беседовали о личном, о всяких серьезных делах. Потом он предложил поймать такси и отвезти меня домой, и мы решили продолжить разговор за кофе. Я пригласила нового знакомого к себе, а дальше… ну, ты сам понимаешь…

— Нет, не совсем. Что же дальше случилось?

Кэт глядит на меня.

— Ну, чем вы занимались? — подталкиваю я.

— Какой ты извращенец.

— Вот именно, — вступается Джесс, указывая на меня пальцем. — Он пошляк.

— Нет, мне просто любопытно. Хорошо, опустим этот момент. Ну а после?

— На следующее утро, — продолжает Кэт, — он вылезает из постели, одевается, подходит ко мне и, присев на краешек кровати, говорит: «Я должен тебе кое в чем признаться. Знаешь, я всегда очень откровенен в таких вещах. Взрослые люди должны быть честными друг с другом» — и подобная чушь. Я говорю: «Валяй». Он глубоко вздыхает, демонстрируя, каких неимоверных усилий ему стоит быть честным, и говорит: «Я женат».

— Ну ты погляди! — восклицаю я.

— Вот мерзавец, — поражается Джесс.

— Ну ты погляди! — Я возмущен.

— Я так и обалдела, — говорит Кэт. — Швырнула в него подушкой и заорала: «Ты это называешь честностью?! Сначала заваливаешься ко мне в постель, а потом между делом объявляешь, что женат! Да ты понятия не имеешь о честности!» Он принимает обиженный вид, будто я напала на него, бедненького, ни за что ни про что, и начинает что-то там объяснять про жену в отъезде, и как ему одиноко, и что они не ладят последнее время. И он сам не рад, что не сказал раньше, что я ему очень нравлюсь и он хотел бы со мной еще встретиться.

— Ну ты погляди! — говорю я.

— Вышвырнула этого подлеца вон и больше о нем не слышала и слышать не желаю.

Кэт раскуривает сигарету, и в разговоре наступает некоторое затишье.

— Все они такие, мужчины, — говорит Джесс.

— Ну ты погляди! — снова восклицаю я.

Кэт смотрит на меня в упор.

— Что ты все заладил «погляди, погляди», и вообще — почему так происходит?

— Прости.

(На самом деле, восклицая «Ну ты погляди!», я подразумевал: «Ну и влип. Оказаться один на один с двумя взбешенными кровожадными мегерами, готовыми вот-вот наброситься на меня и оскопить голыми зубами!» Что прикажете в таких случаях говорить?)

— Я спросила тебя, почему мужчины такие?

Пожимаю плечами.

— Так не только с мужчинами. На мой взгляд, и женщины вполне способны на непорядочность.

— Ну ладно. А для чего вам вся эта состязательность? Словно вы пытаетесь что-то доказать друг другу, кто больше самок соблазнит, у кого, так сказать, «на флаге больше зарубок».

— Ничего мы не пытаемся доказывать, — говорю я.

— Ну а в чем же тогда дело?

Опять пожимаю плечами.

— В удовольствии.

(Не могу отделаться от впечатления, что разговор приобретает невероятно ироничный оборот.)

— И не надоедает? Извечно одна и та же история: увидел, схапал и снова на поиски?

— Конечно, надоедает, — говорю я. — Между прочим, есть и такие, кто мечтает найти свою единственную, жениться, завести детишек.

(О, Бет, Бет!)

— Ненадолго, — говорит Кэт. — А через пару недель так и начинает свербить в одном месте и хочется непременно пуститься в новое плавание. — Я пристально изучаю поверхность стола. — Разве не так?

Поднимаю глаза на Кэт.

— Но ведь это заложено в природе, согласись. — Меня разбирает, и я продолжаю спорить уже из азарта, сам не веря ни одному своему слову. — Один спутник на всю жизнь — странная мысль, не находишь?

— Разумеется, женщины не больше настроены на моногамию, чем мужчины, — сообщает милая сестренка нашей хозяйки. — Иногда хочется скрасить однообразие.

— Вот в этом я согласен.

— Женщины — реалистки. В отличие от вас.

— Не возражаю, — говорю я, с радостью пользуясь возможностью уйти от скользкой темы. — Слабый пол в таких вопросах проявляет беспощадный реализм. А мы — безнадежные романтики. Цветочки, финтифлюшечки — только видимость. Настоящие мечтатели — мы. — Джесс начинает яростно возражать, но я настаиваю на своем: — Да ни один парень не способен на то, что сделала со мной эта сирена, злодейка, эта адская гадина, дочь Вельзевула и подручная Люцифера. Как она меня бросила!

— Ах ты, бедняжечка, — усмехается Джесс.

— Да, тебе легко смеяться, тебя бы на мое место. Как она все это преподнесла: «Кончено, и не о чем тут разговаривать. Я ухожу». Вот так запросто — коротко и ясно. Ни один парень не способен на такую черствость. Хладнокровно распрощалась, будто уходила с деловой встречи.

— Да уж, тут ты прав, — соглашается Кэт. — Парень бы стал цепляться до последнего, юлить, хитрить и врать напропалую. И все равно не перестал бы путаться с другими женщинами.

(Как бы между прочим перехожу к общим наблюдениям, желая удалиться на некоторую дистанцию от опасного вопроса.)

— Поймите, — пространно начинаю я в манере мистера Блэра. — Нельзя сравнивать мужчин и женщин — между ними огромная разница. Предположим, некая современная девица без тормозов, любительница женских журнальчиков, захочет подцепить в баре какого-нибудь молодца и переспать с ним без взаимных обязательств и условностей. Секс чистой воды с первым попавшимся Диком, Гарри или Томом…

Оскал Кэт подобен взгляду Медузы горгоны.

— Вся разница в том — что парень будет благодарен за каждый подаренный ему миг.