Беглец и Беглянка (СИ)

— Подожди-ка, д-девонька, однако, — громко сглотнув слюну, просит Ворон. — Когда, говоришь, р-родилась твоя мама?

— Семнадцатого июля 1960-го года, дедушка.

— Действительно, однако, дедушка. Продолжай, внученька. Продолжай, родимая…

— Мама выросла. Окончила Высшую школу профсоюзов. Встретила папу, полюбила его и вышла замуж. Потом их отправили работать — по профсоюзной линии — в Петропавловск-Камчатский: мама, как-никак, имела непосредственное отношение и к корякам, и к ительменам…. В 1985-ом году родилась я. Потом началась Перестройка. Родители ударились в бизнес: грузовые и морские перевозки, торговля продовольствием, спиртным и товарами народного потребления, строительство. Начинали, как водится, со скромного кооператива, а потом доросли и до трёх крупных разнопрофильных компаний, про которые и в краевых газетах частенько писали…. А два с половиной года тому назад к нам приехала бабушка Ивнэ. Вернее, прилетела. Как снег на голову, без предупреждения. Умирать, по её же собственным словам, прилетела. Рак поджелудочной железы — совсем и не шутка…. Ей уже совсем мало оставалось, всего-то три недели. Мама и папа были плотно заняты своим бизнесом. Поэтому с бабушкой я, в основном, сидела. Ивнэ рассказывала, а я слушала. Слушала и запоминала…. Оказывается, она всё это время, начиная с 1961-го года, проработала русской разведчицей. На Алеутских островах, штат Аляска, Соединённые Штаты Америки. Там располагается какая-то жутко-секретная американская военная база. Вот, она там и трудилась. Сперва старательно вживалась («по легенде»), в среду местных алеутов. Потом устроилась на работу при базовой кухне. Для начала — посудомойкой. Потом — помощницей повара. Несколько раз выходила замуж. Последний раз (для пользы дела), за американского офицера. Только детишек у неё больше не было. Информацию об американской базе все эти годы старательно собирала и передавала — куда надо…. А потом, как я уже говорила, началась «горбачёвская» Перестройка. И всё. Никому заслуженная разведчица стала не нужна. Даже все каналы связи перестали работать. Свинство и скотство самое натуральное…. От расстройства, как я думаю, бабушка Ивнэ и заболела. Трудно жить с такими тяжкими думами, мол: — «Как же жизнь быстро прошла. Как же быстро. И бездарно, если смотреть правде в глаза…». Она и в Россию прилетела по своим американским документам, получив — в официальном порядке — трёхмесячную туристическую визу. Мол, Ахсину-х Томпсон, американская подданная…. Дедушка, ты плачешь?

— Так, внученька, совсем немного, однако. Бывает…. Где похоронили мою Ивнэ?

— Бабушка была очень предусмотрительной женщиной и заранее, ещё на Алеутских островах, составила завещание, по которому моя мама назначалась душеприказчицей: именно ей должны были вручить — после кремации — урну с прахом, а уже она имела полное право поступить с этой урной по своему усмотрению…. Мы так и сделали. То есть, полетели всей семьёй в Палану и подхоронили урну к могиле мамы Ивнэ Жуковой. Как покойная и просила перед смертью…

— А про меня, однако…. Про меня Ивнэ вспоминала?

— Конечно же, дедуля, — мягко улыбается Дарья. — Очень часто. Она к тебе очень хорошо относилась, поверь. Любила, наверное, всю жизнь.

— Почему же, однако, Ивнэ не дала мне знать о своём приезде? — недоумевает Костька. — Я бы сразу же примчался. Тут же, однако.

— Она очень плохо выглядела. И стеснялась этого…

— Как зовут твою мать? Мою, однако, дочь?

— Звали. Её звали — «Мария». Так решили в московском интернате.

— Она погибла?

— Её и папу убили, — голос девушки дрожит. — А всё бизнес этот, будь он неладен…. По этой весне папа что-то не поделил с авторитетным человеком Аркадием Палием по кличке — «Бугай». Они приехали поздним вечером, на двух чёрных джипах. Сразу же застрелили нашего сторожевого пса, папиного телохранителя и старенькую кухарку. Папу долго били: и кулаками, и ногами, и бейсбольными битами, и железными прутьями. Они его до смерти забили…. А с мамы сорвали одежду и принялись её насиловать. Но она умерла. Наверное, остановила сердце усилием воли. Дочь шамана, как-никак…

— Ты поплачь, внуча, однако, — советует Ворон. — Обязательно поплачь, легче станет.

— Не могу, дедушка, извини. Разучилась. Вот, когда порву Бугаю и его подельникам глотки — тогда и поплачу…. Я же всё это время под кроватью сидела и всё-всё слышала. А потом, когда стало ясно, что папа с мамой мертвы, не выдержала: выскочила, выпрыгнула в окошко и побежала. Бандиты, конечно, стреляли в меня, но промазали. И догнать не смогли, морды толстощёкие…. Было понятно, что меня будут искать. Свидетельница нескольких убийств, ничего не попишешь. Искать, чтобы убить, естественно. Целенаправленно и упорно искать…. И тут мне откровенно повезло. Есть в Петропавловске-Камчатском неформальный район под названием — «Капай»: беспорядочная частная застройка, где очень удобно прятаться. Там и заброшенные бараки, оставшиеся ещё с советских Времён, встречаются. И различный современный «недострой». Вот, в одном из заброшенных домов я и повстречалась с бичами. Приличные такие дяденьки и тётеньки, в отличие от бомжей. Почти все с высшим образованием. Доценты с кандидатами и, образно выражаясь, идейные бродяги…. Среди них была и Дарья Петрова. Её родителей (законченных наркоманов), лишили родительских прав, а Дашку направили — в сопровождении женщины социального работника — в козыревский Детский дом. Но по дороге Петрова сбежала, мол: — «Свобода, она дороже всего…». А Свидетельство о рождении и направление в Детский дом при ней остались. Дарья мне и предложила — принять её «личину», мол: — «Настоящему бичу документы не нужны. Наоборот, только мешают…». А я, подумав хорошенько, это предложение приняла…. Нормальный, между нами говоря, вариант. Дельный. Бугай (мне про него бичи рассказали), дядька серьёзный и настойчивый. Нашёл бы он меня в Петропавловске — рано или поздно…. Дальше всё было просто: доехала я на попутках до посёлка Мильково, пробралась незаметно на баржу со стройматериалами, да и доплыла на ней до Козыревска. Там, естественно, явилась в «пятьдесят второй» Детский дом, мол, так и так: — «Встречайте, дамы и господа, новую воспитанницу. Надоело мне что-то бродяжничать…». План был простой. Во-первых, спрятаться. Во-вторых, паспорт получить в положенное время. А дальше — посмотрим. Как получится…. И всё, вроде, нормально шло. И руководство Детского дома мне поверило. И я уже привыкла быть Дарьей Петровой. И в коллектив воспитанников полноценно влилась. Но полторы недели назад к нам нагрянули телевизионщики — снимать передачу про «счастливое детдомовское детство». Я, уж, и так вертелась, и этак, чтобы в кинокамеру не попасть. Да, куда там. Позавчера передача вышла по краевому телеканалу, а в ней и моя мордашка, как назло, засветилась…. Нет, думаю, наверняка, кто-нибудь из «бугаёвцев» разглядит. Нагрянут сворой — со всеми вытекающими. Вот и подалась в бега. И, как выясняется, не напрасно. Засекли, твари наблюдательные, не иначе: раз даже у полигонного патруля моя фотка имеется…. Поможешь, дедушка Ворон?

— Отведу тебя, Дашута, в Палану, к Сергею Назарову, однако. Он мужик правильный и чёткий. Не подгадит. Переправит на Большую Землю и пристроит в надёжном месте. До лучших, однако, Времён…. И всё бы ничего, но твой, внуча, сегодняшний облик…

— Что с ним такое? — беспокоится Даша.

— Сейчас очень многие жители Камчатки разыскивают белобрысого тринадцатилетнего пацана.

— Какого ещё — пацана?

— А вот его, однако, — указывает на Олега корявым пальцем шаман. — Давай, Красава, рассказывай свою историю. Твоя, однако, очередь. Среди путников, плывущих в одной лодке, секретов быть не должно. Диалектика, однако…

Олег всё рассказал.

— Потрясающе, блин горелый, — восхищённо крутит платиново-белёсой головой Дарья. — Прямо как в толстом приключенческом романе. Беглец и беглянка. Мальчик переодевается в девицу. А девочка — в пацана. Упасть и не встать…. Интересно, а как же это мы встретились — на здешнем речном берегу? Как умудрились?