Умм, или Исида среди Неспасенных

Вознамерившись отвезти пострадавшего в больницу, сестры завели двигатель, но трава на склонах ложбины, где стоял фургон, стала скользкой от дождя, и колеса буксовали. Аасни закуталась в плащ и побежала сквозь ненастье на ближайшую ферму, чтобы заручиться помощью. Жобелия осталась присматривать за смертельно бледным скитальцем, которого принес шторм.

Она удостоверилась, что он еще дышит, примочки не сбились, а кровотечение прекратилось, и вслед за тем, как могла, отжала на нем нижнее белье. Он бредил, но Жобелия отчаялась понять, на каком языке, и решила, что другим это тоже будет не по уму. Однако пару раз ей удалось различить слово «Сальвадор…».

Тем человеком был, конечно же, мой дед.

С Сальвадором говорил Бог. Освещенный и окруженный сияющим ореолом, Бог поджидал в конце темного тоннеля, по которому мой дед, как ему казалось, возносился к Ним из бренного мира. Он думал, что умирает и видит перед собою путь на небо. Бог подтвердил, что это и вправду путь на небо, но при этом Они объяснили, что умереть ему не суждено, а суждено вернуться в мир земной с Их посланием человечеству.

Циники, вероятно, скажут, что причиной всему – сильнодействующие примочки из халмакистанских целебных трав: экстракт, дескать, поступал в кровь и дурманил рассудок Сальвадора не хуже галлюциногена; но узколобые маловеры всегда пытаются принизить и опошлить то, чего не способен постичь их бездуховный ум. Факт остается фактом: едва не умерев от переохлаждения, усугубленного потерей крови, наш Основатель проснулся другим – более совершенным, более цельным человеком, принявшим на себя особую миссию, послание, сообщение от Бога, которое Они давно пытались донести до человечества сквозь всеобщий хаос современной жизни и технических новшеств, но которое смог услышать лишь тот, чей ум, пусть даже заурядный, прикоснулся к неизбывному безмолвию перед лицом смерти. Возможно, кое-кто и раньше слышал Божественные послания, но не удержался на самом краешке смертельной пропасти и соскользнул вниз, так и не сумев передать этот сигнал своим ближним, – чего-чего, а смертей в предшествующее десятилетие было с лихвой.

Так или иначе, когда в один прекрасный безветренный день мой дед очнулся, чувствуя, как в горло льется теплый чай, и увидел над собой двух смуглянок, показавшихся ему плодом воображения, он сразу понял, что сделался Единственным, Просветленным, Блюстителем, которому Господь доверил основать Орден, чтобы сеять на земле семена Их истинного учения.

В свете этого уже не имело значения, кем был наш Основатель прежде и откуда явился сквозь шторм в здешние места – всплыл ли из морской пучины, вырос ли из-под земли или свалился с неба. Главное – Сальвадор очнулся, памятуя о посетившем его видении, осознал возложенную на него миссию и понял, что жизнь обрела смысл. Работы было – непочатый край.

Однако перво-наперво следовало разобраться с брезентовой сумкой…

Ближе к вечеру стало казаться, что последней части моего водного похода не будет конца. Я уже проплыла под серой аркой транспортного моста и под плоским дном железнодорожного, полагаясь в своей борьбе с приливом только на помощь попутного ветра. В узкости между Северным и Южным Квинсферри мне удалось немного расслабиться, но каждый мускул в верхней части тела словно горел.

На дне суденышка хлюпала вода, набравшаяся во время моей борьбы с приливными брызгами, и я, опасаясь за содержимое дорожной котомки, ненадолго остановилась, чтобы вычерпать воду отжиманием носового платка, но тут же продолжила путь мимо золотистых песков и тихих прибрежных рощиц на правом берегу и двух разделенных молом причалов – на левом.

От одного из пришвартованных танкеров отделился катер, который помчался в мою сторону. Докеры в ярких комбинезонах вытаращили глаза от изумления. Поначалу они отказывались верить, что мне не нужна помощь, но потом рассмеялись, покачали головами и сказали: давай-ка, мол, причаливай к берегу, если крыша окончательно не съехала, и ступай дальше на своих двоих. Ко мне они обращались «цыпочка» – на мой взгляд, оскорбительно, но, хочу верить, без задней мысли. Я поблагодарила за совет, они завели мотор и умчались вверх по течению.

Наконец, в Крэймонде, перед шеренгой высоких свай, ведущих к пойменному островку, я повернула к берегу. Прежде чем ступить на твердую землю, вытащила из-под себя вещевой мешок – если и подмокший, то самую малость – и нашарила в нем пузырек с илом из реки Форт, чтобы освежить метку на лбу, которая, как я подозревала, смылась струями воды и пота. Круглое суденышко ткнулось в желтовато-серый песок. Мне стоило некоторых усилий твердо встать на ноги и разогнуть спину, после чего я принялась с наслаждением, хотя и небезболезненно, разминать все тело на глазах у лебедей, которые покачивались на водах реки Алмонд, и компании хулиганистых подростков, топтавшихся на эспланаде.

– Эй, дядя, с тонущего корабля драпаешь? – выкрикнул один из них.

– Нет, – сказала я, убирая в мешок сложенную лопатку, оставила камеру-челнок рядом с небольшими сходнями и стала подниматься в сторону подозрительной компании. – Кстати, я вам не дядя, а сестра.

Парни были одеты в мешковатые штаны и фуфайки с капюшонами и длинными рукавами. Стриженные бобриком волосы выглядели сальными. Один взглянул на автомобильную камеру:

– Дашь покататься?

– Дарю, – бросила я, не останавливаясь.

Меня охватило приятное возбуждение: как-никак первая часть похода удачно завершилась. Перекинув мешок через плечо, я шагала по эспланаде вслед за собственной тенью и жевала наан. Через несколько кварталов пришлось свериться с картой, и на Грэнтон-роуд передо мной возникли заброшенные железнодорожные пути (как раз там, где сейчас велосипедная дорожка). Еще через сотню ярдов на моем пути оказалась надломленная ветка, свисающая с дерева. Я срезала перочинным ножиком лишние сучки – и вот у меня уже был дорожный посох. С ним я отмахала вдоль бывшего железнодорожного полотна около трех миль, то ныряя под землю, то поднимаясь над вечерним транспортным потоком; в нос ударял запах выхлопных газов, небо пламенело закатными облаками, но я не отвлекалась: свернула к извилистому каналу Олд-Юнион и по его руслу дошла до тропинки, петляющей среди школьных площадок. Заключительный отрезок похода пришлось проделать уже в сумерках, но это было мне на руку: теперь путь пролегал по шпалам действующей железной дороги. Спрятавшись в кустах под насыпью, я прислушивалась к шуму локомотива, который приближался из-за поворота с восточной стороны и тянул за собой открытые двухъярусные автомобильные платформы.

Состав, подрагивая, уходил за поворот, красный буферный фонарь трепыхался, как взволнованное сердце, а я все не вылезала из укрытия: у меня возникли кое-какие мысли.

Впрочем, скоро я выпрямилась и зашагала дальше уже по насыпи, миновала заброшенную станцию и прошла под шумным узловым пунктом; теперь лишь пара улиц тихого эдинбургского предместья, Морнингсайда, отделяла меня от дома Герти Поссил, где к моему приходу готовился торжественный ужин.

Глава 5

– Благословенная Исида! Светлейшая Исида! О! Какая честь! Мы удостоились такой чести! О-о!

Сестра Герти Поссил, седенькая, хрупкая, годящаяся мне в бабушки, приветствовала меня Знамением, опустила керосиновую лампу на узкий столик и пала ниц, а вслед за тем подползла к моим ботинкам и принялась их оглаживать, как драгоценных живых зверьков.

Герти Поссил была одета в ниспадающий балахон цвета овсяной каши, который лужей растекался вокруг нее по черно-белому кафельному полу прихожей. Украшенная витражом дверь захлопнулась у меня за спиной.

– Благодарю, сестра Герти, – проговорила я с ответным Знамением, немного смущаясь оттого, что мои ботинки удостоились таких ласк. – Можешь подняться.

– Добро пожаловать, добро пожаловать в наш скромный, недостойный дом! – причитала она, поднимаясь.