Черное солнце

Dance me to the end of love, —

раздавался бархатный бас канадского певца, а голая Кармен лежала на сцене, глядя на зрителей широко раскрытыми глазами, призывая скорбеть вместе с ней. Хосе в плаще и черной шляпе — шляпу принесли с опозданием, когда шоу завершалось, но все равно не зря, — в финале выглядел очень эффектно. Хосе сидел над Кармен и вытирал ей слезы. Потом поднял ее на руки и под восторженные аплодисменты, крики «браво!» унес за кулисы.

Через полчаса после этого спектакля работницы табачной фабрики Маша и Настя, роковая Кармен и несчастный Хосе сидели за столиком с синьором Ринато и обсуждали условия контракта работы в Милане, на котором уже стояла резолюция Сергея Кудрявцева.

10

Дима работал в госпитале неделю. Он потихоньку стал привыкать к грому гаубиц и пальбе полковых минометов. Чеченцев он не боялся, они все относились к доктору Дмитрию, как они его называли, с любовью и надеждой. Все — и женщины, и старики, и дети, и мужчины, среди которых наверняка были те, кто помогал боевикам. Дима об этом не думал, он вообще в Гудермесе думал мало — он только действовал. Работала бригада круглосуточно, подменяли друг друга на некоторое время, таким образом выкраивая время на сон. Наряду с серьезными сложными операциями проводили привычные, бытовые, работали с аппендицитами, травмами, ожогами, переломами.

Однажды привезли семнадцатилетнюю девушку — подозрение на аппендицит. Для опытного хирурга аппендикс — операция, которую он может делать, одновременно читая газету. Но сначала надо ощупать, выявить аппендицит. Дима предложил девушке лечь на кушетку и поднять подол, чтобы он мог прощупать живот. Она легла, но платье задирать не собиралась. Тогда Дима сделал это сам. Он прикоснулся к ее животу, но она резко отбросила его руки и поправила платье. Дима тут же понял: шариат, ислам, серьезная девушка.

— Как тебя зовут? — он старался говорить очень мягко. Он неимоверно устал, еле держался на ногах и мечтал о том, чтобы хоть часика три поспать. Говорить громче он, наверное, не смог бы все равно, сил не было.

— Малика, — глядя в потолок, ответила девушка.

— Так вот что, Малика, у тебя подозрение на аппендицит, а выявить я его могу, только прощупав тебе живот.

— Через платье трогай, — сказала девушка сквозь зубы.

Дима встал с кушетки, подошел к столу, сел.

— Через платье я лечить тебя не буду, Малика. Не нравится — иди к своим врачам, которые и трогать и оперировать тебя будут через платье. Интересно, как ты себе такую операцию представляешь?

— Ладно, хорошо. — Малика подняла платье, открыв свой смуглый живот. — Иди, щупай.

Дима подсел к ней и стал прощупывать живот. Аппендицит, нет сомнения.

— Ну что ж, оперировать тебя будем, Малика. — Увидев ее широко раскрытые от ужаса глаза, Дима не смог сдержаться и рассмеялся: — Да не бойся, операция самая обычная, под наркозом, больно не будет.

— Мне не нужен наркоз, — серьезно сказала Малика, — оперируйте так.

Дима хотел опять попросить девушку обратиться к своим врачам и избавиться от строптивой чеченки, но сил у него на возражения не было никаких. Он посмотрел на нее, и ему стало ее жалко.

— Хорошо, как скажешь, без наркоза, значит, без наркоза. — Он, конечно, не допускал такой возможности и не собирался отменять наркоз. Она все равно ничего не поймет. Скажем, что делали без наркоза.

Дима попросил Малику подождать здесь, а сам пошел в поисках медсестры, чтобы та подготовила девушку к операции.

После операции он просто не чувствовал под собой ног. Утром, когда открыл глаза, он даже не помнил, как добрался до кровати, как будто накануне перепил до обрыва памяти. Дима посмотрел на часы: как же так? Почему его не разбудили? Он проспал целых восемь часов! И тут же все понял: коллеги решили дать ему отдых. Ну ладно, он им «отомстит». Сегодня будет работать в две смены.

Дима проведал Малику. Он спросил, как у нее дела, как она себя чувствует, и был удостоен ее улыбки и благодарностей.

— Меня оперировали без наркоза? — строго спросила она.

— Ну, конечно, Малика, все сделали так, как ты просила.

— А почему же тогда мне совсем не было больно?

— Тебе было больно, но ты испытала такой шок, при котором боли не чувствуют, и, видимо, морально ты очень хорошо подготовилась к операции. Ты молодец, Малика!

Девушка просияла. Хирург Дмитрий Кочетков продолжил обход. Он провел две несложные операции, и впервые за неделю у него появилось немного свободного времени. Дима попил чаю с медсестрой Таней, побеседовал с молодым белгородским омоновцем Юрой. Юра показал Диме фотографию своей невесты. Как только вернется в Белгород, они сразу поженятся, сказал он Диме. Осталось совсем немного — меньше, чем два месяца. Это была их охрана, которая состояла из молодых ребят. Окончание срока службы в Гудермесе у них совпадало со сроком бригады медицины катастроф: Димина бригада должна была проработать два месяца, Белгородский ОМОН — четыре. Но два месяца и одна неделя были уже позади.

Больные не поступали, и доктор собрался выйти в город купить продуктов, но тут вошла медсестра:

— Дмитрий Андреевич, парня привезли с разрывом мочевого пузыря.

— Тань, я такие операции никогда не делал, — сказал Дима.

— Скажу, пусть везут в Моздок?

— А в каком он состоянии?

— В тяжелом.

Дима вздохнул:

— Пусть готовят к операции.

Он взял учебник хирургии и открыл на нужной странице. Операция предстояла кропотливая, но крайне сложной ее назвать было нельзя. Ну что ж, не зря я отдыхал, вчера бы я точно не взялся, а сегодня надо попробовать. До Моздока парня могут не довести.

Ассистировал хирург Самвел Гебарян, армянин, который тоже никогда таких операций не проводил, но ассистентом на них он был, и это вселяло надежду. Характер у Самвела отличный, веселый, жизнерадостный. Этот армянин не унывал ни в каких, даже самых тяжелых ситуациях. Работать с ним легко и приятно. Они с Димой ровесники, окончили институт в одно и то же время. Правда, Самвел учился в Питере, и родом он был из города на Неве. Самвел и Дима понимали друг друга с полуслова.

Приступили. Время от времени Самвел заглядывал в книжку и давал ценные указания. Подошли к самому главному этапу, когда надо расслаивать ткани, выделив мочевой пузырь. Мокрый от пота, Дима собрался духом и опустил твердую руку со скальпелем на ткань Сулеймана. И тут раздался грохот, в глазах потемнело, и Дима только увидел, как Татьяна присела от шока. Самвел молча смотрел на Диму, Дима на Самвела. Скальпель из рук он не выпустил. Но видел своего ассистента с трудом. Он не ослеп от вспышки. Он видел прекрасно и чувствовал себя так же спокойно и бодро. Но света не было.

— Подстанцию взорвали! — вбежал Юра. — Света нет, у вас операция?

— Да, и очень сложная, — сказал Дима. — Срочно позови всех, кто есть поблизости.

Операция продолжалась еще около часа. Над больным стояли все медсестры, которые были в бригаде, и четверо омоновцев. Они держали свечи и зажигалки. Дима и Самвел оперировали.

Операция длилась четыре часа пятнадцать минут. Больного отвезли на свое место отдыхать, а Дима и Самвел сняли халаты, которые можно было выжимать от пота.

Света и тепла не было еще неделю. Дима ездил в министерство, долго ругался с местным чиновником — непробиваемым Мовлади Исмаиловым. Позиция чиновника была примерно такой: ваш госпиталь — ваши проблемы. А то, что лечили пол-Чечни, хотя госпиталь был детский, это тоже, оказывается, их проблемы, их никто об этом не просил.

Возмущение и обида толкнули было отказать в лечении всем, кто обращается в госпиталь, и сообщить об этом Исмаилову, но потом он остыл: люди не виноваты в бюрократизме чиновника. И неизвестно еще, бюрократизм ли виной его несговорчивости, возможно, дело было гораздо серьезнее, возможно, он боялся каких-то других сил.