Загадка да Винчи, или В начале было тело

Недавно одна американская организация получила деньги на исследование вопроса о том, не является ли рак первородным грехом. Рак как плоть от плоти гордыни и результат убеждения, что человек — вершина творения и царь природы.

Бессмертная клетка в какой-то момент начинает делиться, производя анормальные клетки, анархические, бунтующие, разрушающие органический социум, бывший их матерью. Итак, можно рассматривать больных раком как выдающихся индивидуумов и изучать их как личностей с загадочными отметинами, смысл которых еще долго будет находиться в тайне. Опухоли, аномалии человеческих тел, являют собой топографические знаки, которыми обозначены места конфликтов божественного Провидения и природы, вечности и смерти.

Рак — болезнь, о которой мы ничего не знаем, и, вероятно, потому, что первопричина ее — в нас самих. Когда я был молод, то чувствовал что-то непонятное в самом себе, я в некотором смысле был ненормальным, с бунтарской натурой. Я являлся «раковой клеткой» в теле режима, при котором мне выпало прожить молодость. Но толку из этого вышло мало. Я спрашиваю себя: почему я и другие клетки моего вида не вели себя как настоящие раковые клетки, почему не нанесли сокрушительного удара по телу?

Мы хотели убить организм, которому принадлежали, но одновременно желали пережить его, и в этом была наша ошибка.

Квадри хвастает, что продлил на три года жизнь не кому иному, как тем, кому, возможно, предназначалось бессмертие.

«Мужчины более подвержены раковым заболеваниям, чем женщины. Безусловно, чем раньше обнаружена опухоль, тем более оптимистичный можно сделать прогноз, тем более оптимистичного исхода лечения можно ожидать. В 24 случаях мы осуществили частичное удаление опухоли, и тем не менее трое пациентов, которым были проведены такие операции, прожили дольше трех лет. Такие случаи редки, и хотя их процентная доля мала, она присутствует в любой статистике по раковым заболеваниям. Всякий хирург-онколог наблюдал подобные случаи. И именно благодаря им врач нередко приобретает славу целителя».

Я поднимаю взгляд и вижу череп, лежащий на противоположном конце широкого стола, заваленного рисунками, по которым свет лампы прочертил ровный круг.

Он смотрит на меня стеклянными глазами. В глазницах я установил две маленькие лампочки, но так никогда и не использовал череп в качестве настольной лампы, потому что это оказалось неудобно.

Он выставляет напоказ свою здоровую, со всеми зубами, скалящуюся челюсть. Челюсть неподвижна, но мне кажется, что она то и дело неуловимо изменяет свое положение, и от этого рот принимает разные выражения.

Всякий раз, когда я задерживаю на нем свой взгляд, чтобы понаблюдать и полюбоваться им, мне в голову приходит одна и та же мысль: этот череп остался молодым, но если бы ему суждено было жить по сей день, он сделался бы дряхлым, может быть, уже был беззубым. И в этот раз я опять не смог удержать себя от того, чтобы не пощупать собственное лицо, лицевые кости, скулы, дугообразные ряды зубов под мягкими губами, угловатую нижнюю челюсть.

Пальцы перемещаются вверх и движутся по окружности лба, переходят на виски, оттуда к неровностям затылка. Я смотрю на череп-светильник и думаю о том, что мой собственный череп ничем не отличается от этого и рано или поздно он тоже будет выглядеть вот так, как декоративный предмет из кости, и если моей голове выпадет доля украшать чей-то стол, то я буду скалить зубы, сколько бы их ни осталось, и корчить как смогу саркастическую гримасу.

Рентгеновские снимки тяготеют к абстракции, к обезличиванию. Ничто не дает такого острого, чувственного ощущения смерти, как ощупывание собственных костей, чувство тверди внутри себя, не сравнимой ни с каким твердым веществом, твердость кости под теплой кожей. Так, в момент, когда мы как никогда сознаем себя живыми, под подушечками пальцев ощущая свою мягкую плоть и теплую кровь, мы в то же время чувствуем физическое, ощутимое присутствие смерти, нашего самого интимного одеяния, которое мы никогда не снимаем и никому не показываем.

«Иначе распределилось количество пациентов, проживших более трех лет после операций на опухолях в разных участках кишечника: 10 % — больные со злокачественными образованиями в ободочной кишке, 11 % — в тонкой кишке, 21 % — в брыжеечной части и 45 % — очень высокий показатель — в двенадцатиперстной кишке».

«Относительно хирургических вмешательств, полного и частичного удаления, можно сказать, что первое, несомненно, является значительно более эффективным: 27,5 % пациентов прожили после полного удаления опухоли больше трех лет. Наилучшие результаты, как показала практика, дает резекция по методу Микулица, который был применен в 21 случае из рассматриваемых нами, что составляет 28,5 % от их общего числа. 20 % составила правосторонняя эмиколектомия (всего 15 случаев). Из четырех пациентов, которым по медицинским показаниям невозможно было полностью удалить опухоль и которым в связи с этим она была удалена частично, двое прожили больше трех лет: если быть точными, 4 и 5 лет. Из приведенной выше статистики мы делаем основной вывод…»

Звонит телефон.

«…приведенной выше статистики…»

Телефонный звонок в это время.

«…женщины менее подвержены, чем мужчины…»

Это проклятый город телефонных маньяков.

«…однако оптимистический прогноз…»

Алло, да, это ты, Бьянка?

(Но для какого пола прогноз более оптимистический?)

Да, я пока жив.

(Для женского.)

Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу телефонные разговоры.

(Бьянка — женщина.)

Но я уже поставил машину в гараж, к тому же поздно и идет дождь.

Днем я работал, а сейчас читаю довольно захватывающую книжицу о человеческом теле, и вправду весьма дельную.

(Я вру из чувства самоиронии.)

Я никогда не слышал, чтобы Фьори хорошо отозвался хоть об одном хирурге.

(Он будет доволен, разве что если в день Страшного суда все вырезанные опухоли вернутся на свои места.)

Как хочешь, Бьянка. Если ты говоришь, что в санатории это можно сделать, то давай сегодня ночью. Пока.

«Таким образом, хирургия предоставляет две возможности: радикальная мера (резекция опухоли целиком) или частичное удаление. Не стоит думать, что только радикальные методы могут быть эффективными, то есть дать полное выздоровление или продлить жизнь пациенту на значительный срок».

«Разумеется, выбор того или иного типа хирургического вмешательства зависит не от хирурга, а от особенностей каждого отдельного случая, с которыми он сталкивается на операционном столе, и клинические факты часто оказываются таковы, что не позволяют удалить пораженные ткани полностью».

«Все наши усилия должны быть направлены прежде всего в сферу медицинской практики, чтобы в будущем мы смогли осуществлять полную резекцию внутриполостных злокачественных образований независимо от их локализации и размеров зоны поражения. Для хирургов-онкологов принципиальна помощь рентгенологов и терапевтов, так как без них невозможно своевременно установить диагноз, а именно за счет этого мы в будущем сможем увеличить показатели операбельности до 100 %».

«В сущности, здесь взаимодействуют три фактора:

1. ранний диагноз,

2. полная резекция пораженных участков,

3. верный прогноз развития болезни.

Взаимодействие второго и третьего факторов уже было подробно нами освещено, теперь остановимся на корреляции между первым и вторым. Важно, чтобы диагноз был установлен на ранней стадии не только потому, что успешное лечение возможно, пока процесс распространения болезни по телу еще не стал необратимым, но и потому, что успешность хирургического вмешательства напрямую зависит от общего состояния организма больного на момент операции».

«Хирургия и стала в силу необходимости столь радикальной, что удаляет целые органы, которые раньше считались жизненно необходимыми. Это вызвано тем, что она в сочетании с лучевой и химиотерапией является наиболее эффективным средством из всех, какими мы располагаем в области борьбы с раковыми заболеваниями на сегодня».