Шпионская сага. История пятнадцатая. Хребет надежды (СИ)

Врач подошел, посмотрел на показания приборов, присел на край кровати. Кристиан все еще не мог обрести дар речи. Закравшееся подозрение было настолько безумным, что казалось ему плодом его только что вернувшегося из плена смерти воображения.

- Это действительно запрещено, – врач посмотрел на Кристиана, перевел взгляд на спящего Рона. – Но ваш сын был не просто настойчив. Он сказал, что, если мы не разрешим ему, он подаст на нас в суд. За убийство.

- Чье? – пробормотал Кристиан, голос хрипло задрожал.

- Ваше… – пожал плечами врач. – Ваша жена, – он посмотрел на Джоанну, – не стала возражать, и мы пошли против правил. Но это того стоило.

- Погодите… – Кристиан покачал головой, – вы хотите сказать, что Рон…

- Ваш сын стал вашим донором. Вы живы благодаря ему.

Кристиан шумно выдохнул и откинулся на подушку. Закрыв глаза, долго молчал. Врач и Джоанна терпеливо ждали. Она протянула руку и сжала его ладонь в своей. Он понимал, что Рон не мог поступить иначе, она понимала, что он это понимает. Но осознание того, что тот, кому ты когда-то подарил жизнь, теперь подарил ее тебе, переворачивало мир Кристиана с ног на голову, заставляя совсем иначе посмотреть на сына и на их отношения. Они и раньше-то были близки, а теперь…

Кристиан открыл глаза, услышав шорох от окна.

Ночь у кровати его шестимесячного, сраженного гриппом, с температурой под сорок. Стук в дверь квартиры Жана. Десять штрафов за превышение, благо ночной Париж относительно свободен.

Вечер после возвращения из Румынии. Самая большая мечта – не принять душ, не выспаться, а вот так сидеть и обнимать его, девятилетнего, впервые узнавшего, чем занимается его отец.

День, когда он вернулся из Пакистана. Повисший на его шее сын. И выше неба, больше жизни и сильнее боли любовь к нему, верившему и знавшему, что он вернется.

Утро. Сегодняшнее утро. И его глаза напротив. Улыбаются.

Не отводя взгляда, вынув катетер капельницы, Рон слез с кровати, под молчаливые взгляды врача и Джоанны, немного пошатываясь, подошел и забрался к нему на кровать. И словно вернувшись на много лет назад, маленькие ручонки обнимают его за шею, а губы шепчут в ухо: «Я люблю тебя, папа…»

И это то, ради чего стоит жить.

- Знаешь, – Рон приподнял голову и посмотрел на него, – а у них по бокам огромные такие клыки. И они оказались гораздо больше, чем те, что в зоопарке. Я все боялся, что снегоход не снесет его.

Кристиан сначала нахмурился, потом, усмехнувшись, покачал головой.

Джоанна прикусила губу, обреченно выдохнув.

Врач просто развел руками и вышел из палаты.

«Если и девчонки такими же вырастут, точно уволюсь…»

«Да ладно тебе! Надо во всем искать плюсы…»

«Это какие же? Ты посмотри на меня! Думаешь, на солнце выгорели? Это седина. Се-ди-на!»

«А что, тебе идет…»

«Стой. А, ну стой говорю!.....»

Голоса в голове постепенно удалялись, но Кристиан уже давно слушал не их, а Рона, который, запинаясь, взволнованно рассказывал. Как сначала попробовал спрятаться в багажнике машины Макса, а когда понял, что не помещается, едва успел перебраться на заднее сиденье. Как просил падающую звезду вернуть их. Как вглядывался в снежную гладь, а потом бежал по ней и чуть не задохнулся счастьем, когда не увидел их в самолете и понял – живы. Как бежал к маме, как дрожало сердце, пока слушал ее разговор с Максом. Как метель потом била в лицо, а он жалел лишь об одном, что уже выжал максимум возможного из своего снегохода.

Сумерки проникли в палату. Рон лежал на кровати Кристиана, уткнувшись в его плечо, и спал. Джоанна сначала сидела с другой стороны, то поправляя подушку, то поглаживая волосы. В какой-то момент задумавшийся Кристиан понял, что она подозрительно затихла. Повернув голову, улыбнулся. Она лежала, положив голову на второе его плечо, и… спала. Кристиан осторожно приобнял ее за плечо и закрыл глаза.

«Спасибо…»

«Могу я тебя попросить?» – после долгого молчания буркнул голос в голове. Кристиан кивнул. – «Ты не мог бы вляпываться в истории чуть пореже.»

- Я постараюсь… – прошептал Кристиан.

Голос обреченно вздохнул:

«Глупый был вопрос… Ладно, пойду звезду помою и спать уложу. Она тоже постаралась…»

Эпилог.

- Слушайте…

Макс оторвался от иллюминатора и повернулся к Кристиану и Рону. Небольшой военный самолет только что взлетел с аэродрома Анси и взял курс на Париж. Джоанна пошла за пледом для Кристиана. Чтобы сохранить больницу в целости и сохранности, врачам пришлось отпустить Кристиана на все четыре стороны, а с Джоанны взять клятвенное обещание, что в Париже он пройдет до конца курс реабилитации, чтобы восстановить ногу. Сжимая зубы, прихрамывая, но Кристиан передвигался сам, решительно настроенный в кратчайшие сроки отказаться от вынужденной опоры в лице трости. На которую согласился лишь после слов Одри, что он будет хромать всю жизнь, если на время восстановления не будет беречь ногу и дозировать нагрузку.

- Вы не могли бы вляпываться в истории чуть пореже? – посмотрел на Кристиана и прижавшегося к нему Рона Макс.

- Глупый вопрос… – улыбнулся Кристиан.

- Согласен! – засмеялся Макс и снова посмотрел в иллюминатор.

Улыбнулся, увидев под фюзеляжем дорогу, ту самую, на которой они с Оливье знатно развлеклись, с двух сторон зажав снегоход с браконьерами, кружились вокруг них, поднимая столбы снега, пока не превратили их вместе с машиной в сугроб. «Нехорошо брать чужое…» – выудил из кармана черноволосого то, что блеснуло тогда у хижины. Предчувствие не обмануло, Макс сразу узнал часы Кристиана и их с Джоанной обручальные кольца. Сжав их в руке, молча наблюдал, как полиция упаковывает обоих браконьеров. Фамилия Рокье в очередной раз подтвердила, что она не просто фамилия, а приговор. Для всех, кто сталкивается с ее обладателями, она меняет жизнь раз и навсегда. Но Макс, положа руку на сердце, признавал, что ни разу не пожалел о том, как она изменила его жизнь.

- Держи, – вытащив из кармана, протянул Кристиану небольшой холщовый мешочек, открыв который, тот лишь выдохнул и молча посмотрел на Макса.

- Мы постараемся. – Кристиан обнял подошедшую Джоанну, еще крепче прижал к себе Рона.

- Сказочник… – улыбнулся Макс и надвинул на глаза очки. До Парижа есть время подремать.