Иммануил Великовский

Автор предисловия — большой врач и ученый — зарезервировал себе пути к отступлению. Очень уж необычными и революционными по тем временам казались идеи, излагаемые в статье. Автор статьи был менее осторожным, вероятно, потому, что месяцами продумывал каждое ее положение. Можно только удивляться его научному предвидению. Блойлер считал статью полезной, «независимо от того, как много содержащегося в ней будет подтверждено будущими исследованиями».

Будущие исследования подтвердили все, написанное в ней!

Во время пребывания в Цюрихе Великовский познакомился с профессором Карлом Юнгом, бывшим ассистентом Блойлера и учеником Фрейда. Взяв на вооружение метод своего учителя, Юнг не только порвал с Фрейдом, но даже стал его научным противником.

Во время беседы с Юнгом и потом, читая его труды, Великовский определил в нем неприятие даже христианства, не говоря уж об иудаизме. Язычество гуннов, медь Вагнера и нордические идеи были более созвучны его душе. Не отсюда ли проистекала неприязнь Юнга к Фрейду? …Почти каждый день Великовский посещал клиники, впитывая в себя все новое. Как следопыт, он разыскивал старое, но не описанное; способы и приемы, которых не будешь знать, если не соприкоснешься с ними лично, если не получишь их, как эстафету, из рук старых опытных врачей.

Почти каждый день, петляя по улочкам старого города, Великовский поднимался в гору к университету, чтобы поработать там в библиотеке.

Лишь на исходе дня он позволял себе расслабиться, посидеть на берегу Цюрихского озера. Лебеди подплывали к самому берегу, доверчиво брали хлеб из рук. Иногда эти большие грустные птицы внезапно пробуждали в нем что-то забытое. Ему хотелось, чтобы девочки — Шуламит и Рут — сейчас были рядом с ним и кормили лебедей.

Небо розовело над Альпами. Красива Швейцария, а дома все-таки красивее! Кармель — та же Швейцария. Правда, без озера. Зато какой неповторимый вид открывается на Средиземное море! В такие минуты Иммануил не мог дождаться окончания отпуска.

Осенью Великовский максимально сократил практику общего врача, все больше времени посвящая психиатрии. Метод психоанализа стал ведущим, если не единственным, в его врачебной деятельности.

Сразу же по возвращении в Хайфу Великовский отправил статью в журнал. Он имел некоторое представление о стиле работы редакций медицинских журналов. Врачу без имени и без протекции очень непросто опубликовать статью, содержащую нечто принципиально новое. Тем не менее, он был очень огорчен, получив свою статью обратно с обычной отпиской: «…мы прочитали с глубоким интересом… к сожалению, мы не можем ее опубликовать… надеемся на дальнейшее сотрудничество…»

Он уже решил положить статью в архив, но после нескольких дней колебаний, все же отправил ее в один из самых престижных медицинских журналов Европы «Zeitschrift fur die gesamte Neurologie und Psychiatrie».

Имя Блойлера, написавшего вступление к статье, на сей раз оказало магическое действие. Рукопись приняли и опубликовали в 1931 году. Само по себе это могло компенсировать огорчение, вызванное предыдущим отказом. Однако «компенсация» оказалась значительно большей. Великовский получил письмо, написанное рукой Фрейда:

«24 июня 1931 г.

Дорогой коллега!

Я полностью согласен с Блойлером по поводу содержания Вашей статьи („Energetik der Psyche“). Я тоже независимо сформировал мое собственное мнение по этому поводу, которое очень близко к Вашему и которое в некоторых частях полностью совпадает с ним. Именно у аналитика должно быть менее всего возражений против энергетической интерпретации процессов мышления. Мой собственный опыт привел меня к предположению, что телепатия является истинной сердцевиной мнимого парапсихологического феномена — и, возможно, только единственным Но по этому поводу я еще не испытал чего-нибудь неотразимого и не нашел его где-либо еще — даже в Вашей статье. Таким образом, ничего не остается нам, кроме ожидания объяснения этой, в основном, физической проблемы, как я надеюсь, не в очень отдаленном будущем. С дружескими приветствиями Ваш Фрейд».

Великовский обрадовался письму ученого. Еще бы! Фрейд, сам Фрейд написал, что его мнение по некоторым вопросам очень близко, а в некоторых частях полностью совпадает с моим! Естественно, что он не нашел в статье подтверждения предположения о телепатии — нельзя объять необъятное. Да это и не было целью статьи. Письмо от Фрейда… А он хотел положить статью в архив!.

14. ТЕЛЬ-АВИВСКИЙ ПСИХОАНАЛИТИК

В 1931 году Великовские переехали в Тель-Авив и поселились в двухэтажном доме на улице Явне. Великовский полностью посвятил себя работе психотерапевта.

Частым гостем в его доме в тель-авивскую пору был Моше Алеви, двоюродный брат Иммануила по отцовской линии. Режиссер театра «Огель», Моше был отличным собеседником и удивительно чутко реагировал на оригинальные идеи Иммануила. Если не считать отца, Моше оказался в ту пору самым близким другом своего двоюродного брата.

Квартира на улице Шадель 6, которую вскоре сняли Великовские, не отвечала европейским требованиям. Не такая полагалась знаменитому психиатру. И, действительно, Великовский становился все более знаменитым. Но быт в Тель-Авиве был простым и демократичным. Не пышностью апартаментов определялась социальная значимость человека.

Почти такой же была их следующая квартира на улице Ахад Гаам 51, где они прожили всего несколько месяцев.

Элишева преподавала игру на скрипке. Здесь среди ее учеников был Цви Цейтлин — будущая знаменитость.

Шуламит уже училась в гимназии. Рут посещала начальную школу. Жизнь детей была простой и привольной. Недалеко от дома начинались пустыри и дюны, по которым так приятно было босиком пробежать к морю.

Жизнь взрослых была куда сложнее. А для тех, кто думал не только о хлебе насущном, кто не мирился в душе с британским мандатом, — еще более трудной.

Великовский отчетливо представлял, к чему приведут Европу парады гусиным шагом и антисемитское кликушество в Германии в сочетании с самоубийственной политикой неумных лидеров Англии и Франции. Евреям необходимо спасаться в Эрец-Исраэль. Но въезд сюда закрыт все теми же преступными лидерами Англии. Настроения, навеянные таким печальным развитием политических событий, пусть косвенно, но проецировались на научную работу Великовского.

В 1937 году он принял участие в Интернациональном конгрессе психологов в Париже.

В ту пору его имя уже было широко известно в кругах психоаналитиков Европы. И среди учеников и последователей Фрейда, и в лагере его противников Великовский признавался вдумчивым психоаналитиком, возможности которого выходили далеко за пределы возможностей даже очень хорошего врача.

Через 10 лет, в 1947 году, когда в США заинтересуются прошлым необычного доктора из Тель-Авива и станут собирать о нем сведения, президент Венского психоаналитического общества доктор Пауль Федерн напишет, что Великовский «…гений — великий человек. Блестящий психоаналитик, к которому я посылал некоторые из самых трудных моих случаев».

Воспользовавшись своим присутствием на конгрессе, Великовский предложил издательству университета развернутую аннотацию своей книги по психологии с обильным материалом по биологии и философии — «Маски гомосексуализма». Аннотация представляла несомненный интерес, и издательство согласилось опубликовать книгу.

Но эта книга никогда не была издана. Только незначительная часть ее, оформленная в статью «Крейцерова соната Толстого и неосознанный гомосексуализм», увидела свет. Она была опубликована во фрейдовском журнале «Imago. Zeitschrift fur Psychoanalitische Psychologie» в 1937 году. Другая статья — «Психическая анафилаксия и соматическое определение аффектов», опубликованная в 1937 году в «The British Journal of Medical Psychology», — не включала в себя материал, который должен был войти в книгу.

Вскоре после возвращения Великовского домой из Парижа, в декабре 1937 года, скончался его отец. Это была страшная, невосполнимая утрата. Иммануил потерял не только отца, а самого большого друга. Более тяжелого кризиса не было в его жизни.