Тук-тук, это хирург!

— Слушай, не говорите ерунды, не могу. В таком состоянии после операции вы не вполне оцениваете свое состояние. Ваша расписка ничего не стоит. Лежим до утра. Ничего с вашей мамой за один день не случится.

— Ну хорошо, — с грустью соглашается больной, — только, конечно, мама спать сегодня не будет.

Послав про себя на*censored* его маму с ее портвейном, чтоб она без него сдохла, иду в ординаторскую. Хирург встречает вопросом:

— Ну чего, берешь к себе?

— Да с какой стати? У меня и так ни одного свободного места.

— Ну так он же неадекватный! Еще в окно выпрыгнет!

— Слушай, с каких пор забота о маме стала признаком безумия? Вполне здраво рассуждает. Ну пьянь его мама, ну и *censored* с ней.

— Я тебе говорю, он из окна может выпрыгнуть.

— Никуда он не собирается прыгать. Захочет убежать — его охранник ночью не выпустит.

На наши крики прибежала дежурная медсестра. Узнав о причине спора, пообещала, что с поста она всю ночь никуда не отойдет. Пост напротив палаты. Если попытается высунуться, сразу позовет на помощь.

— Ну смотри, я предупредил, — пригрозил хирург, — тебе отвечать придется.

Остаток ночи нам вместе пришлось провести в операционной. К утру мы о нашей ссоре почти забыли.

Утром перед сменой решил проведать любящего сына. Захожу в палату, но его там нет. Я к медсестре:

— Где?!

Та клянется, что из палаты он не выходил. Спрашиваю соседей, куда делся. Соседи по палате рассудительно отвечают:

— А он из простыней веревку связал, с окна спустился и домой пошел. Ему же домой надо было. Вы ж сами ему простыней много дали.

Хирургическое отделение на четвертом этаже.

Действительно, несколько простыней было выдано для изготовления временного бандажа.

— А в чем же он пошел?

— А мы ему вот, это, одеяло сбросили. Шерстяное. Ну так он завернулся в него и побежал.

— Босиком?

— Ну да, ты скажешь — босиком. Тапки ему дали, вон — стояли там. Кожаные. От соседа остались.

— *censored*и!!!! Вы хоть подумали, как он до дома доберется? Он же в соседнем поселке живет!

Народ отвечал:

— Ну а мы чего, мы не знали, где он живет. Он сказал, что ему домой надо. Вот мы ему спуститься помогли, да. Подстраховали. А одеяло вниз скинули. Он и побежал домой.

Объяснить массе, что она есть простое скопление *censored*ов, невозможно.

До его поселка, по местным меркам, было сравнительно недалеко. Километров пятнадцать. И то если знаешь короткую дорогу через лес. Ночью, в феврале, пройти пешком этот путь не сможет ни один здоровый. В этом не было никаких сомнений. Ни одна попутная машина не остановится. Увидев такое чудо на дороге, завернутое в одеяло, только прибавят газу.

На пустой кровати лежала расписка. Я, такой-то, от лечения отказываюсь. Требую выписать. Предупрежден. Претензий не имею. Дата. Подпись. Все грамотно, но расписка утешала мало. Надвигалась катастрофа. Надо идти, докладывать начмеду. До конференции оставалось несколько минут, и по пути зашел в приемник. Пусть отметят в сводке, что с хирургии один выписан под расписку. Бумаги оформим потом.

В приемном покое сидит наш адвокат. В одежде его не пускают наверх в отделение.

— *censored*! Ты где был? Мы тут поседели из-за тебя! Козел!

— Так доктор, я же вам говорил. Мне домой надо было. У меня дома мама одна. Я ей портвейна купил, вот и вернулся. Теперь ей на неделю хватит.

Как он смог голым пешком ночью добраться до дома, я представить не мог. А дома он был точно, как потом оказалось, его ночью видели в местном сельмаге.

— Пойдем со мной, поговорить надо.

Притащил его в ординаторскую. Там — дежурный хирург, перед обходом для храбрости допивавший второй стакан водки. Он тоже был предельно ласков:

— Вернулся, родной? Ну так теперь лечись. Поправляйся скорее. А вот когда поправишься, мы с доктором тебе таких *censored*юлей дадим, что ты про маму свою навсегда забудешь. А теперь иди на*censored*.

0,7 водки было допито вместе, но уже в радостном настроении. Обход прошел весело, от начмеда инцидент скрыли. По счастью, все обошлось. Больной даже не простудился. Через неделю поправился и был выписан. При его ранении — маленькое чудо. Правда, перед выпиской попрощаться не зашел. Ушел вечером накануне. За больничным приходила его жена.

Гений и безумие

Встречаю старого знакомого. В свое время был широко известен в узких кругах. Яркая параноидная форма шизофрении. Бред галактического размаха. Обидно, что за последний десяток лет превратился в жалкое слабоумное существо, совершенно безобидное, с тяжелым дефектом личности. Нет ни бреда, ни голосов. Даже таблеток не требует. Раз в год его районный психиатр определяет отдохнуть на месяц в санаторий имени Кащенко, но и то больше из жалости, когда у него деньги кончаются. Подзаработать удается редко. Хоть в прошлом он отсутствием интеллекта не страдал. Работал инженером, переводчиком. Прекрасно знал несколько языков. Но иногда у него появляются какие-то деньги, и тогда он банально запивает.

Вот и на днях, выпив бутылку водки, за второй шагнул с четвертого этажа. Так было быстрее. Испуганная родня притащила его в больницу. На первый взгляд травм никаких не было. Приземлился удачно. Но пришлось оставить до утра. Пусть свое слово скажет его лечащий доктор из психоневрологического диспансера.

Утром знакомый врач-психиатр отвечает по телефону сонным голосом.

— Понимаешь, это не шизня. У него уже лет десять никакой продукции. Просто по пьяни свалился в окно. У вас чего, мало таких? Если травм нет, гони его домой, а родне скажи, чтоб денег ему не давали.

Травм видимых не было, но почему-то у пациента стал раздуваться живот. Урчание кишок стало слышно на расстоянии. Вдобавок оба конца пищеварительной трубки извергали зловонные газы. Появилась мысль — а не разорвана ли при падении кишка? Тогда придется брать на стол, чего страшно не хотелось.

Сомнениями поделился с районным психиатром. Тот начал мне читать лекцию о том, что при шизофрении тотального слабоумия нет, слабоумие специфическое. Личность при этом способна на необычные поступки и решения.

— Да ты слушай, это я и так знаю. Ты бы лучше объяснил, отчего у него живот раздувается.

— Ну так когда он пьет, то начинает одним горохом питаться. Суп, там, гарнир.

— Ну а на какой хрен?

— А ты чего, не понимаешь? По той же причине, что и из окна выпрыгнул.

Я начал чувствовать себя полным идиотом. Я действительно ничего не понимал. Никакой логики.

— Говорит, что за водкой торопился. Так быстрее, чем спускаться по лестнице.

— Так и тут то же самое. Вот ты в вашем поселке хоть в один магазин заходил?

— Естественно, заходил.

— А ты хоть раз в каком-нибудь из них видел, чтоб в водочный отдел очереди не было?

Честно признаюсь, что, пожалуй, не видел. Даже ночью.

— А вот если тебе срочно выпить надо, ты как поступишь?

— Попрошусь без очереди. Типа, мужики, спасите, трубы горят.

— И чего тебе ответят?

— Скорее всего, просто пошлют. В лучшем случае.

— Правильно! Потому, что у всех трубы горят, у всех жены рожают и все на поезд опаздывают. А вот он подойдет к отделу со своим раздутым животом и скажет, что если не пустите без очереди, то так пердну, что всем плохо будет. Живот свой покажет. И веришь — всегда пускают. Все ж его в поселке знают. А кто сомневается — так он так подпустит сытности, что просто пипец. Вообще в отделе никого не останется. Теперь понял? Ну ладно, я вечерком зайду, оставлю запись.

Теперь я понял. Понял, что таких вершин интеллекта мне никогда не достигнуть. Осталось только склонить голову перед величием человеческого разума.

История, правда, имела трагический финал. Не успел я выгнать шизофреника. Больного взяли в операционную с подозрением на травму кишок и кишечную непроходимость. Стереотипность мышления хирургов-материалистов не позволила им поверить в подобное объяснение. Распоров живот, ничего не нашли. Хватило бы простой клизмы. Зашили. Но организм, ослабленный долгим запоем, не выдержал. Жаль, загубили такую яркую личность. Так гаснут звезды.