Тук-тук, это хирург!

— Вы, наверное, устали?

Отвечаю за хирурга:

— Да нет, просто у него болезнь Пейрони.

Начмед, снова забыв о болезни, проникаясь состраданием:

— Понятно. Извините. Ну хорошо, хорошо, отдыхайте.

Тихо начинает трястись от смеха уролог. На вопрос начмеда о причине смеха, успокоившись, пытается сказать, что при болезни Пейрони у мужчин искривляется иное место.

— Какое? — пытается уточнить начмед.

— Так он целиком и представляет из себя это самое место, которое искривляется при болезни Пейрони.

Коля

Завис у меня один пациент. Уже два месяца лежит — не знаю, что с ним делать. Местный алкаш, которому еще в День народного единства и согласия проломили череп. До утра пролежал в луже напротив магазина, на своем обычном месте. Утром по идее должен был встать, но не смог. Тогда продавщица вызвала «Скорую помощь». Известно о нем только то, что он Коля. Документов нет. Кажется, весь поселок его почти каждый день видит, каждый день он что-то делает на привокзальной площади, встает, падает, валяется, а вот как его фамилия, где живет, на что — ни один не знает.

Оказалось, что у Коли внутричерепная гематома. Сделали трепанацию черепа. Только вот поздновато уже. Парализован Коля. Из всех движений, доступных человеку, Коля может только открыть-закрыть глаза и поднять вверх правую руку. Но по глазам видно, что все слышит и понимает. Большего мы добиться не смогли. Это для него пик. Хорошо, хоть сам дышит. Через трахеостому.

В богадельню его не сдать. Документов нет. Да и жалко. Там ему быстрый уход обеспечат. На тот свет. А мы к нему уже привыкли. Почти как родной. Никто Колей не интересуется. Попытался местных депутатов привлечь к участию в его судьбе, но выборы прошли, когда Коля еще балансировал на грани жизни и смерти. А сейчас и пытаться бесполезно. Правда, перед Новым годом зашел местный депутат. С праздником поздравил. Пожелал, выразил, пообещал. Пакет апельсинов зачем-то принес. Я попытался с ним поговорить о Коле. Убедить его в том, что это идеальная электоральная единица. На то, что ему не нравится, он по команде глаза закрывает, а надо выразить согласие — правую руку поднимает вверх, проголосует за. Кажется, что еще депутату нужно? Но местный единоросс шутки не понял, хотя какие тут шутки. Пообещал помочь и скрылся.

Перед праздником вижу, Коля на маленькую новогоднюю елочку смотрит на столе у медсестры. Говорю ему: «Новый год, Коля, а мы как-то не очень весело его с тобой его встречаем. Давай по сто пятьдесят?» Коля заморгал. А я серьезно говорю: «Не шучу, если хочешь, давай с тобой в честь праздника. Тебе не повредит, если в меру». Коля поднял вверх правую руку. Согласен. Разбавил спирта, налил ему граммов 100–150 в пакет для зондового питания. Коля смотрит на меня удивленными глазами. «Не пьешь в одиночку? Ну давай, — говорю, — и я с тобой за компанию. Чисто символически. Я на работе». Плеснул себе чуть-чуть на донышко стакана, чокнулся с пластиковым пакетом. «Давай, Коля». Выпил молча. Так и не придумал, за что. За здоровье, за счастье, за удачу? Что можно пожелать Коле, когда он лежит парализованный, без всякой надежды хоть немного начать шевелиться.

Показалось, что зондовое питание со спиртом быстрее обычного всосалось в Колин желудок. Странно. Глотать он не умеет. «Ну что, — говорю, — Коля, повторим?» Коля отказался. Часто-часто заморгал глазами. По щеке текла слеза из правого глаза.

Приходилось мне выпивать. Пить приходилось и одному, и у костра на пару с собакой. Мой старый пес любил армянский коньяк, но такой случай был в первый раз. Пообщались. Зато теперь Коля, как меня видит, сразу руку вверх тянет. Приветствует. Говорят, что даже ждет, когда я приду. Друг.

Рассматривается очередная жалоба на нашу клинику. Даже не жалоба, а вполне серьезное заявление в прокуратуру. Заявительница — женщина лет 60 лет. Утверждает, что она поступила в больницу с подозрением на инфаркт (это правда), а в больнице была изнасилована лечащим врачом в противоестественной форме (это не совсем правда).

Что произошло на самом деле. При поступлении у больной обнаружен низкий гемоглобин. Мышление врачей стереотипное, первым делом при анемии необходимо исключить кровотечение и если повезет — найти его источник. Чаще источником кровотечения является желудочно-кишечный тракт. Первым делом проверяется, нет ли крови в каловых массах. Если эти массы больной для осмотра не предоставляет сам, их извлекают из прямой кишки пальцем.

Дежурный доктор не вполне ясно объясняет пациентке суть процедуры. Надо сказать, что в этот день дежурил врач, страдающий ожирением. Свой живот он носил перед собой в специально сконструированном гамачке. Пояс на штанах, чья ширина превосходила длину раза в два, был украшен двумя колокольчиками, звенящими при движении. Правда, злые языки утверждают, что это не совсем колокольчики, а остатки звенящих яиц. Свои руки он с трудом мог соединить спереди. Мешал живот. Доктор даже ходил медленно, со страшной отдышкой. И вот он, положив больную на бок, спиной к себе, упирается животом в ягодицы пациентки. Как описано в заявлении, что-то внедряется в нее, доктор при этом глубоко и часто дышит, его живот колышется, стучит по заднице, издавая шлепающие звуки. Тут понять больную можно. Что конкретно доктор достал из-под своего живота и засунул ей в задний проход — она не поняла. Даже наблюдавшим со стороны сразу это было определить сложно. А лежа к доктору спиной, тем более. К тому же пальцы врача были размером с сардельки.

Наконец прокурорская проверка закончилась. Врача оправдали, посоветовав больше такого не делать. В случае необходимости ректального исследования все-таки звать более подходящего специалиста.

Неизвестно только, дошло ли дело до следственного эксперимента.

Заботливый сын

Поздно вечером переругались с дежурным хирургом. Чуть не дошло до драки. Он настаивал, чтобы я забрал к себе в реанимацию больного. С его слов, тот был неадекватен — начинался психоз, и оставлять его в общей палате на ночь было страшно.

Поднялся к пациенту в отделение. Решил сам поговорить с ним.

Мужик, лет 35-ти, поступил накануне вечером. Ножевое ранение. Был слегка пьян. Живет в соседнем поселке. Работает в юридической конторе адвокатом. Кто и зачем выпустил ему кишки, мне было неинтересно. Там повод не нужен. Срочно был прооперирован. Ушиты ранения кишечника, зашита брюшная стенка. Не очень косметический шов на животе от груди до лобка.

Ночь провел у нас в реанимации, а с утра его перевели в хирургическое отделение. Разрешено вставать с кровати только на третий день, и то если есть хороший бандаж. Больной был полностью со всем согласен, а учитывая его не самый низкий интеллект и социальный статус, опасений в том, что он не будет соблюдать рекомендаций, не было. К тому же свободных мест в реанимации не хватало.

И вот поздно вечером захожу к нему в палату. Сидит на кровати.

Абсолютно трезв. Живот туго обмотан простыней. Своего рода самодельный бандаж.

— Доктор, мне срочно нужно домой. Я согласен написать любую расписку, только, пожалуйста, отпустите меня. Обещаю, что завтра утром я вернусь.

— Так, ну вы поймите, вам сейчас не то что домой — вам с кровати вставать нельзя. Ведь чуть нагрузка — кишки наружу вылезут.

— Доктор, я все понимаю. Но у меня безвыходное положение. У меня дома мама одна. Она парализована, до магазина не дойдет.

— Нет, ну и вы поймите. Сейчас до дома вы просто не доберетесь. Тем более ночью, без одежды. На улице минус тридцать. — Одежду не успели днем получить в приемном, да и получать особо было нечего. В мешке лежал окровавленный комок тряпок. — Что, мама ваша от голода умрет?

— Да нет, от голода не умрет. Еды дома много. До кухни она доберется. Но дома нет портвейна. Мама без портвейна не уснет. Она привыкла по вечерам портвейн пить. Я это серьезно. Я ведь юрист по образованию. Я напишу расписку, и вам ничего не будет, даже если со мной что случится. Но я обещаю, что утром буду на месте.