Развод

— Ты не думаешь, что это лишнее? — спрашиваю я Элисон, пытающуюся зубами открыть двухлитровую бутыль сидра.

— Не говори глупостей, — отмахивается она. — Ты начинаешь нудеть, как Деймон.

— Ладно, — говорю я. — Только постарайся держаться в рамках, хорошо?

20.21

Предпоследняя группа Фестиваля — «Бед Сидс» во главе с Нико Кейвом — выступает сейчас на главной площадке, а Элисон выглядит весьма и весьма…

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Элисон кивает, голова не совсем крепко и прямо держится у нее на плечах.

— Ты уверена, что в порядке?

Она снова делает утвердительное движение своей болтающейся во все стороны головой и полушепотом добавляет:

— Все отлично.

22.04

Курта Кобейна, облаченного в больничное одеяние, выкатывают на сцену в инвалидном кресле — зрители неистовствуют. Как бы наперекор широко циркулирующим слухам по поводу различных причин его госпитализации он начинает петь, а потом падает на пол и молотит по нему руками.

— Уже одно это стоит всех денег, потраченных на билет, — говорю я Элисон, стараясь перекричать рев толпы.

Она молча кивает. По ее виду я понимаю, что ее вот-вот начнет тошнить.

22.37

«Нирвана» исполняет песню «От тебя исходит запах горя». Как только они грянули хором, у Элисон началась рвота.

Фонтаном.

Как лава из кратера вулкана.

Может, даже еще сильней и обильней.

Смотреть на это страшно.

Непрекращающийся фонтан.

Я оглядываюсь вокруг, ища приятелей, но все они давно около эстрады. Рассчитывать не на кого, кроме как на себя.

Я бросаю взгляд на эстраду, на Курта.

Затем смотрю на Элисон: она стоит на четвереньках, и все ее тело сотрясается от позывов рвоты.

Достаю из кармана кассету с нашей записью. Смотрю на нее мгновение, затем сую ее в задний карман брюк, поднимаю Элисон и тащу ее к палатке, в которой расположен медпункт первой помощи.

Понедельник, 31 августа 1992 года

11.07

Я в телефонной будке, звоню Джейн и рассказываю ей, какого дурака я сваляла.

— Так в чем заключался твой основной план? — спрашивает Джейн. — Напиться и попробовать приласкаться к Джиму?

— Думала, что во хмелю буду смелее, — объясняю я. — Но не рассчитала и выпила столько сидра, что его хватило бы на то, чтобы поднять роту солдат в атаку против целой армии.

— У тебя после этого голова не трещит?

— Головная боль — это не самое страшное. Я чувствую себя ужасно, поскольку из-за меня Джим не увидел выступления группы, из-за которой, в общем-то, и приехал сюда, к тому же он не смог отдать руководителю той группы кассету с записью своей группы.

— Что?

— У ребят был план, правда не совсем обдуманный и реальный: они хотели передать Курту Кобейну кассету с записью своей группы. Они надеялись, что это откроет им путь к славе и богатству.

— Ну, это, положим, просто пустые бредни.

— Я знаю, но они любят помечтать, тут их хлебом не корми. Я так терзаюсь из-за случившегося, что не могу и слова сказать ему. Даже не могу произнести «прости меня». Чем нежнее он ко мне относится, тем хуже я себя чувствую.

— Но ситуация, сложившаяся между вами, похоже, все еще никак не может разрешиться, верно? — спрашивает Джейн.

— Верно, — печально подтверждаю я. — Не думаю, что она вообще когда-нибудь разрешится.

13.33

Мы в поезде, идущем в Бирмингем; я лежу уставившись в окно, но глаза мои закрыты, молчу. Лежу абсолютно неподвижно, тело мое шевелится лишь тогда, когда раскачивается вагон. Я даже в хвост вагона, где находится курительное купе, не ходила, потому что сама мысль о курении вызывает тошноту. Во время поездки Джим несколько раз пытался со мной заговорить, дабы убедиться, что со мной все в порядке, но этим расстроил меня еще сильнее.

14.45

Мы только что прибыли на станцию Нью-стрит. Когда мы выходим из поезда, все решают добираться домой на автобусе, идущем в Селли Оук, но Джим, видя мое болезненное состояние, настаивает на том, что мне следует ехать на такси. Я соглашаюсь, и уже через двадцать минут мы сидим на заднем сиденье машины «датсун-черри», которая везет нас к моему дому.

Мы выезжаем на Хилли-роуд, теперь еще немного вперед — и мой дом. Мы расплачиваемся с водителем, берем свои вещи; Джим тоже выходит и идет за мной по дорожке, ведущей к дому. Я лезу в рюкзак за кошельком, в котором лежит ключ от дома.

— Ну, спасибо тебе за хороший уикенд, — говорит он.

— Я все испортила, ведь так?

— Ну что ты, — успокаивает меня он. — Я прекрасно провел время.

— Спасибо, — почти шепотом говорю я, потом протягиваю к нему руки, словно собираюсь обнять его — а именно это я и намеревалась сделать, — но вдруг останавливаюсь. И — приникаю к его губам, он — к моим, и мы сливаемся в долгом поцелуе. А когда, переведя дыхание, отстраняемся друг от друга, меня вдруг охватывает какая-то непонятная паника и я сразу же чувствую себя виноватой.

— Я лучше пойду, — говорю я.

Стараясь не смотреть ему в глаза, вхожу в дом и закрываю за собой входную дверь.

Четверг, 3 сентября 1992 года

17.00

— Привет, Элисон. Это я, Джим. Позвони мне, когда выдастся свободная минута.

Это, наверно, миллионное послание, оставленное Джимом на моем автоответчике, после того как мы поцеловались. Но и на него я тоже не отвечаю. Я всеми средствами стараюсь избежать встречи с ним, потому что не хочу говорить о том нашем поцелуе. А ведь единственной причиной, из-за чего я вусмерть напилась на фестивале, было как раз желание действовать спонтанно, под влиянием момента. Непосредственного момента. Никак не связанного с тем, что обычно происходит в реальной жизни. И хотя я по-прежнему не уверена в своих чувствах к Деймону, я все же абсолютно уверена в том, что не должна делать ничего такого, что оттолкнет его от меня. Ведь мы с ним столько времени пробыли вместе, что, казалось, уже никогда не расстанемся. Это самые продолжительные отношения за всю мою жизнь. И дело не в том, что я сейчас не чувствую себя счастливой, а в том, что я все еще не могу примириться с тем, что наши отношения, скорее всего, закончатся.

Суббота, 5 сентября 1992 года

17.00

Мы с Джейн только что вернулись из города, где ходили по магазинам. Когда мы шли через прихожую к двери гостиной, то услышали пиканье автоответчика. Я нажала на клавишу прослушивания, и мы услышали:

— Привет, Элисон, это снова Джим. Я знаю, что сообщение мое глупое, тем более что твои соседи, а возможно, и бойфренд услышат его. Допускаю и такое: ты, наверное, стоишь сейчас рядом с телефоном, смотришь на него и думаешь: что еще выкинет этот парень? Но я просто хочу сказать, что у меня есть для тебя сообщение. Даже если я все-таки нравлюсь тебе — а я на сто процентов уверен, что это так, — дело не только в том, что у тебя уже есть бойфренд, и не только в том, что я в дружеских отношениях с твоим вышеупомянутым бойфрендом, а только лишь в том, что Деймон — это исключительно добрый и хороший человек. Я не могу предъявлять тебе каких-либо претензий из-за того, что ты выбрала его, а не меня; я думал над этим весь день и наконец пришел к выводу, что и я, будучи на твоем месте, выбрал бы его, а не меня. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Прощай.

Пятница, 18 сентября 1992 года

22.05

Ник, Эд, Деймон и я сидим после выступления в баре «Кувшин эля», куда зашли выпить пива. Сегодня вечером мы выступили классно. Мы отлично играли, и теперь я и Ник решаем, не послать ли кассеты с нашими записями в различные компании, работающие на рынке аудиопродукции. Я почти встаю, чтобы пойти и заказать еще пива, как вдруг Деймон кашляет и делает многозначительный вид, как будто хочет сообщить нам что-то очень важное.