Библия-Миллениум. Книга 1

Агарь подается слегка назад. Сара разгибается. Отворачивается и идет к дивану.

— Да… Вот еще. Авраам так мечтает о своем ребенке. Нельзя лишить его осуществления мечты. Тихо, дорогой! Подумай сам, это идеальная возможность. Он будет нам как родной. Тебе сын — мне внук. Ну кого мы еще найдем? А? Соглашайся! Это не займет много времени. Будешь думать обо мне, что это мой ребенок, что это я его буду воспитывать. Пару минут, раз-раз, и готово! Ну? Ну вот и хорошо. Я пойду постелю. Агарь! Иди в ванную. Сегодня со всем и покончим. — Сара хлопает в ладоши и выходит. Пола под ногами нет. Глаза страшно болят. Наконец, она понимает, что надо моргнуть.

Тесная снятая квартира.

— Как в молодости, помнишь? — прижимается Сара к Аврааму.

— Да, — сухо отвечает тот.

Сара сжимается маленьким комочком. Слезы душат ее.

— Господи! Да хоть бы она раньше времени родила! — вырывается у нее.

— Что ты несешь? — резко оборачивается к ней Авраам.

— Да! Тогда ты перестанешь бегать туда под любым предлогом! Чтоб она сдохла! И выродок ее!..

Авраам дает Саре пощечину. Она затихает, тяжело оседая на пол.

— Никогда! Ты слышишь?! Никогда не смей говорить так о моем ребенке!

Приближается день родов. Авраама нет уже неделю. Сара приходит в себя только для того, чтобы выпить еще пару стаканов. Она уже не понимает день сейчас или ночь, сколько времени прошло.

Прошло еще три дня, Авраам не звонит, не приходит. Он боится пропустить момент, когда начнется.

Еще два дня…

— Господи! Сколько же седых волос! — стакан Сары летит в зеркало. Оно трескается уродливой паутиной.

— Не будет счастья семь лет. — Сара не слышит своего голоса, но знает, что сказала.

Неделя…

Телефонный звонок будит ее. Два часа. Дня или ночи — она не знает.

— Сара! Мальчик! У меня сын! — Авраам кидает трубку.

Сара судорожно носится по квартире.

Душ… подкраситься… ключи… Домой! Быстрее домой!

В спальне сидит Агарь с крохотным свертком, который издает тоненький писк. Возле ее ног сидит Авраам, улыбаясь, поглаживая сверток снизу.

— Ну… Я полагаю, что наш договор… — начинает Сара.

Они одновременно поворачиваются к ней и шикают.

— Тихо! Малыша разбудишь! — сурово говорит ей Агарь.

Сара выходит на кухню. Почти через сорок минут выходят Агарь и Авраам.

Минута молчания.

— Сара, я знаю, что тебе это будет тяжело, но мы решили, что Агарь останется здесь.

Агарь с Авраамом стоят напротив нее. Агарь слегка позади Авраама, за его плечом. Она смотрит Саре в глаза и улыбается.

— Но мы же договорились! Черт вас возьми! Мы договорились! Договорились!!! — Сара кричит, бьет все, что попадается ей под руку. Из спальни раздается истошный крик ребенка. Агарь кидается туда.

— Сара! — Авраам крепко держит ее за руки, прижимая всем своим весом к стене. — Сара, выслушай меня, ребенок ни в чем не виноват! Он только что родился. Он маленький, понимаешь? Он ни в чем не виноват!

— Но мы договорились… — слезы льются неудержимым потоком, ноги Сары теряют пол.

— Это мой сын, понимаешь? Мой сын! Он — самое главное в моей жизни. — Авраам старается заглянуть ей в глаза, но Сара отворачивается, затем порывисто обнимает его, буквально душит.

— Мы вырастим его… Я обещаю. Я буду лучшей матерью. У нас будет семья. Все будет хорошо. — Сара пытается целовать мужа, прижаться, удержать…

Из спальни выходит Агарь. Они оборачиваются к ней. Она держит сына на руках. Улыбаясь, подходит и дает его Саре. Отворачивается и делает несколько шагов к двери. Ребенок поднимает крик. Сара пытается качать его, говорить что-то. Агарь начинает одеваться. Ребенок кричит не останавливаясь.

— Да хватит! Вы что! — Авраам хватает Агарь за плечи и буквально толкает обратно. Сара прижимает младенца к себе.

— Сара, отдай его мне, — тихо и твердо говорит Авраам, так что его отчетливо слышно даже сквозь оглушительный крик ребенка. — Отдай его мне. И мы поговорим. Клянусь, если ты сейчас хоть что-нибудь с ним сделаешь, я тебя убью. — Авраам говорит спокойно, уверенно и абсолютно серьезно.

Пол окончательно исчезает, ноги как будто проваливаются в трясину, которая тут же тянет вниз. Кто-то поспешно вынимает ребенка из одеревенелых рук жены, которые так и остаются в прежнем положении. Сара поднимает глаза.

— Авраам… я умру… не бросай меня! Ты ведь ее не любишь! Скажи, что ты ее не любишь! Ты ведь ее не любишь! Не любишь?! — Сара стоит на коленях, держа руками лицо сидящего напротив Авраама, ее глаза расширены, безумны.

Он обнимает жену, целует в шею, щеки, гладит и крепко прижимает к себе. Сара обмякает и затихает в его объятьях. Тишина повисла в квартире.

— Сара, милая…

— Что? — еле слышным счастливым шепотом отзывается она, чувствуя, что его руки взяли и вынули ее из болота, посадив на твердую землю.

Авраам слегка отстраняет Сару, осторожно держа за плечи. Гладит ее волосы, нежно проводит пальцами по лицу, целует в губы. После долгого поцелуя смотрит в ее счастливые глаза, слеза медленно течет по его щеке. Сара осторожно вытирает ее ладонью.

— Пойдем, — они поднимаются с пола. Он обнимает ее, и оба идут к двери. Агарь беспомощно стоит на пороге спальни.

Авраам распахивает дверь, пропуская Сару вперед. Она делает несколько шагов к лифту.

— Ребенку нужна мать! — и звук захлопнувшейся двери выстреливает ей в затылок.

СОДОМ И ГОМОРРА

Миловидная девушка с наружностью, нисколько не отвлекающей от прослушивания новостей, монотонным голосом сообщает о том, сколько человек было убито, сколько ограблено, сколько пострадало в ДТП, и о плохой погоде на завтра. По окончании программы уже было набирает воздуха для того, чтобы выдохнуть привычное «Всего вам доброго», как вдруг хватается рукой за микрофон, прицепленный к уху с обратной стороны, невероятно оживляется и залпом выдает захватывающее сообщение о теракте. Глаза ее блестят, щеки розовеют даже сквозь толстый слой грима, призванный надежно скрывать проявление эмоций — информационная жрица впала в экстаз. Сотни людей сейчас напряженно припали к экрану с ее изображением. Замелькали наскоро смонтированные кадры. Дом с неровно оборванным краем, выжившие сомнамбулы, горюющие о потере имущества, и трупы, трупы, трупы. Дикторша многозначительно обещает, что под завалом еще по меньшей мере двадцать человек. Затем опять замирает, внимая потусторонним силам, сохраняющим с ней контакт через провод на ухе, и как-то скисает.

— Как мне только что сообщили, это не было террористическим актом. Причина взрыва в обычной утечке газа. К сожалению, — последнее вырывается неожиданно для нее самой, как довольный румянец сквозь грим. Помолчав секунду, исправляется: — Сожалеем мы, конечно же, о том, что ввели вас в заблуждение, — потом пообещала телезрителям, что виновные, если таковые, конечно, есть, понесут наказание. И только после всего этого пожелала «доброй ночи».

— Как хорошо, что у нас электрическая плита, — задумчиво сказал Лот, входя на кухню.

Молодая женщина, которой было адресовано умозаключение, удивленно подняла на него большие серые глаза. Нож на мгновение перестал нарезать вареную свеклу кубиками.

— Чего?

— Я говорю, хорошо, что у нас электрическая плита, — повторил Лот, усаживаясь напротив нее. Бра над кухонным столом страдальчески замигало, сигнализируя о перепадах напряжения в сети.

— Что ж хорошего? — бросив недовольный взгляд на лампочку, спросила женщина, ссыпая кубики свеклы в большую стеклянную миску.

— Не взорвется. Вон опять передали, что произошел взрыв из-за утечки газа.

Нож не остановился. Кажется, ей совершенно все равно, что происходит в параллельном мире телевидения.

— Где? — нужно же поддержать вечерний кухонный разговор.

— Улица А., кажется.

Взяв из банки огурец, женщина задумалась. Положив его на доску, уже было опустила нож и вдруг вспомнила.