Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Спутники, обеспечивавшие телефонную связь с пятьдесят третьим годом, были снабжены хитрым устройством Александра Павловича, которое могло преодолевать временные континуумы до ста пяти лет при отсутствии помех. Шестьдесят лет оно брало легко, связь была четкой – гораздо четче, чем в двадцать первом веке.

– Удивительное дело! – ворчал Анатолий Васильевич. – Сложные задачи решаем запросто, с серединой двадцатого века мы можем качественную связь установить. А чтобы в двадцать первом поговорить с Америкой…

– Да что вы, – удивлялся Андрей. – Вчера же отлично слышно было.

– Ничего не отлично, – упирался шеф, – я свое эхо в трубке слышал и каждый раз думал, что мне Чак отвечает, а это мое собственное эхо было…

Чак – то есть Чарльз Хьюард, их американский партнер, – тоже отправил вчера своего сотрудника в маленький городок Лэйквуд в штате Нью Джерси со всеми современными прибамбасами, включая компактный CD-плеер, компьютер и пирсинг по всему телу. Результаты были замечательные: посланника побили, чуть не вырвали ему все сережки из тела и украли плеер. Теперь его надо было перебазировать в другое место, потому что при воспоминании о Лэйквуде сотрудник начинал икать и мелко трястись. Это было тем более обидно, что наличие зависти проследить успели, а вот психологические нюансы, игру с психикой завистника проморгали. Спасать надо было посланника, поэтому пришлось его извлечь из пивного бара прямо на глазах у толпы. Впоследствии это дало богатую пищу для рассуждений специалистам по расследованию паранормальных явлений на много лет вперед.

Пока Катюша со своей подругой с претенциозным именем Дора подбирала компьютерные игры, на экране монитора с изображением двора возникло некоторое оживление. Сергей установил видеокамеру на крыльце таким образом, что были видны ворота во двор и кусочек улицы за ними. У ворот остановилась машина – черная «Победа».

– Какая прелесть. Прямо коллекционная, – с завистью сказал Андрей, глядя на нее.

Из машины вышли два гражданина в кожаных куртках и один – в длинном драповом пальто с каракулевым воротником и черным мягким портфелем. Все трое встали у ворот, делая вид, что незнакомы друг с другом, и со скучающим видом стали смотреть в разные стороны.

– За кем-то приехали, – констатировал Андрей.

– Где у нас сейчас Сергей? – пробормотал Барсов.

Маячок показывал, что Сергей после института мотается по городу и, скорее всего, делает экскурсию по магазинам.

Прошло часа два. За это время в дом прошли обитатели всех квартир, кроме жильца квартиры номер семь.

– Неужели уже за Серегой приехали? – поразился Анатолий Васильевич.

– Что-то уж очень рано, – усомнился Андрей. Но шеф распорядился вызвать Митю с Иваном – двух толковых ассистентов, которые были страшно горды тем, что с них взяли подписку о неразглашении тайн эксперимента.

Люди у ворот заметно поскучнели и, видимо, замерзли. Они притоптывали ногами, по очереди садились в машину, но не уходили. То из одного, то из другого окна жильцы дома бросали на них тревожные взгляды. Стало темнеть, и троица заволновалась. Их безучастный вид как ветром сдуло, они трусцой бегали вдоль забора, с волнением вглядывались вдаль, наглядно демонстрируя все неудобства и тяготы работы филеров.

– Тяпнули бы, ребята, коньячку, – жалел их бородатый Митя, – и развеселились бы. А то пока вы его дождетесь…

Сергей в это время охмурял какую-то девицу, встреченную им на улице, и пытался затащить ее в ресторан. Но, к чести девиц середины двадцатого века, она стойко сопротивлялась, показывая высокую моральную устойчивость, и соглашалась идти в ресторан только в том случае, если он, как порядочный человек, сначала познакомится с ее родителями. Сергей, который после дагестанских братьев испытывал легкую неприязнь к родственникам знакомых девушек, затосковал и собрался домой. Идти до дома при почти полном отсутствии транспорта в городе Средневолжске было минут сорок.

– Ну и злые они будут, пока Серега добредет, – озабоченно сказал Андрей.

Они действительно были очень злы. Андрей счел, что этому способствовало отсутствие коньяка и двадцатиградусный мороз. Вероятно, работа филера в основном сводится к мечтам о коньяке, горячем чае и теплой постели. Каждый мечтает о том, чего не имеет. Зато, когда они увидели приближающегося к дому Сергея, их радость не знала границ. Борщ, ожидавший их дома под рюмочку водки, стал ближе. Они пропустили его вперед шагов на пять и не таясь пошли за ним следом. Сергей, если и почувствовал их, не подал виду. Он спокойно поднялся на второй этаж, не оглядываясь на звук шагов за спиной, и вошел в квартиру.

– Андрей, внимание, за мной пришли, – сказал он, глядя в камеру прямо от порога, и тут же раздался требовательный стук в дверь.

Андрей раздраженно ругнулся. В том, что его слабохарактерный друг сейчас нажмет на диск и вернется, он нисколько не сомневался. «Маменькин сынок», – презрительно пробормотал он сквозь зубы и отвернулся от монитора, ожидая, когда Сергей материализуется в лаборатории. Однако Бахметьев почему-то медлил. Удивленный Андрей, не дождавшись его появления, снова повернул голову к монитору. Никаких признаков нервозности Сергей не проявлял, справедливо полагая, что раз он в любую минуту может удрать, то почему бы и не удовлетворить свое любопытство.

Впустив непрошеных гостей в квартиру, он спокойно уселся на диван, закинув ногу на ногу. Поскольку на стульях стояли огромные сумки с вещами, суровые стражи закона несколько растерялись. Садиться на один диван со своей жертвой им не позволяла гордость и обида на то, что из-за него они почти три часа промерзли на улице, когда, по их расчетам, он должен был быть дома после работы. Снимать сумки со стульев, чтобы сесть, они считали ниже своего достоинства. Поэтому они топтались посреди комнаты, не совсем представляя себе, что делать дальше. Развалившись на диване, Сергей насмешливо смотрел на них.

– Можете садиться, – милостиво разрешил он, предоставляя им самим думать, куда сесть.

 Видимо, к таким нахалам советская милиция пятидесятых не совсем привыкла. Секунд пять продолжалась пауза, во время которой все трое накапливали справедливую ярость.

– Встать! – наконец прогремел один из кожаных товарищей.

– Зачем? – удивился Сергей.

– Милиция! – прорычал второй кожаный.

– Позвать милицию? – уточнил Сергей.

– Мы сами милиция, – зловеще сказал первый кожаный, который был ниже и коренастее второго.

Сергей зевнул.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне об этом? – спросил он.

– Встать! – снова зарычали они теперь уже хором.

– Погодите, ребята, – нестерпимо поучительным тоном произнес Сергей. «Ребята» дернулись было, но он продолжал:

– Вы сначала предъявите документы, как положено, представьтесь, объясните цель вашего визита. Вы что, не знаете, как это делается? Наша советская милиция не научила вас как следует работать? Или… – голос его стал вкрадчиво тихим, – вы не соблюдаете законы нашей советской милиции?

– Ты тут не воображай, интеллигенция, – огрызнулся коренастый, сожалея о том, что у него нет повода сказать что-нибудь типа: «А еще очки надел!» или «А еще в шляпе!», поскольку ни шляпы, ни очков на Сергее не было. – Ты, между прочим, в убийстве обвиняешься.

Сергей вытаращил глаза:

– Ну, это еще не дает вам оснований мне «тыкать». Кстати, не откажите в любезности, меня мучает любопытство. Кого я убил?

На первый план протиснулся человек в драповом пальто. Жестом он приказал своим кожаным соратниками очистить стулья от барахла. Тот, что повыше, мигом сбросил сумку на пол и услужливо подсунул стул под зад человека в пальто. Тот неторопливо уселся, открыл портфель, щелкнув сначала одним замочком, потом другим, и вытащил картонную серую папочку с завязками. Судя по толщине, в папке лежала одна-единственная бумажка.

– Вчера, – сказал он, – свидетели видели, как вы в одиннадцать часов пятьдесят минут вечера во дворе этого дома убили своего друга Андрея, – фамилия и отчество неизвестны, – который при свидетелях помогал вам вчера вечером делать ремонт.