Золотая лихорадка

— Попробуй угадай, сколько стоили эти собаки. — Хидэтомо выпил виски до донышка и теперь указывал пальцем на подставку с пустым стаканом.

Подросток налил в стакан виски, положил лёд, разбавил минеральной водой и поставил перед отцом. С некоторых пор он принял на себя роль подавать отцу спиртное, и это давало ему возможность насладиться чувством превосходства, что-то вроде ощущений бармена, следящего из-за стойки, как гости напиваются. Так и хотелось раскрыть рот: «Что я могу приготовить для вас?» Одним из удовольствий было то, что он мог завысить долю виски и напоить отца допьяна.

— У этих собак родители были чемпионами Азиатской международной выставки. Я собирался выставлять их на финальном показе чемпионата Японии. Два миллиона иен. И что стало с клюшкой для гольфа, с этим «утюгом»? Он ведь сделан на заказ, полтора миллиона.

В голосе отца совсем не было злости, лишь горечь досады вынуждала его слегка повышать интонацию в конце каждого слова. Подростку показалось, что отца гнетёт тоска от потери чего-то гораздо более ценного, чем собаки или клюшка. Он чувствовал, что к этому человеку следовало бы испытывать не презрение, а жалость, но взрослого мужчину, утратившего гордость, остаётся только уничтожить.

— Ты хоть знаешь, сколько папа потратил в тот раз? Во-первых, по миллиону родителям всех троих, чтобы они заплатили жертве за моральный ущерб, — ты же знаешь, я старался всё уладить по соглашению сторон. А кроме денег за адвоката твой папа уплатил ещё два миллиона, чтобы дело свели к мировой, в пять миллионов всё это влетело!

Хидэтомо принял из рук подростка стакан и залил виски в рот.

— Ты тогда говорил, что ни при чём, но папа видит насквозь — ты это сделал. И вот тебе наказание: пока не закончишь школу, в патинко не появляйся. Сиди дома и думай о своём поведении. Ясно?

Хидэтомо порывался снять носки, но тут заметил зажатую меж пальцев сигарету — прищёлкнув языком, он сунул сигарету в рот, стянул носки, скомкал и со всего размаху швырнул в стену. Его иссиня-бледные голые ступни беспечно валялись на полу, словно дешёвые гостиничные тапки.

В прихожей раздался звонок, и отец с сыном невольно посмотрели друг на друга.

— Сколько времени? — Судя по мрачному тону, отец был не в духе.

— Половина двенадцатого, — ответил подросток, взглянув на «Ролекс».

— Ключей, что ли, нет у неё?

— Да она же потеряла. Привести её сюда? — Подросток поднялся с места.

— Я сам пойду наверх. Сюда нельзя никому, кроме наследника. — Хидэтомо ухмыльнулся.

Подросток добежал до середины лестницы, когда зазвонили снова. Босым он выскочил к порогу и распахнул дверь.

— Извини. Ты уже спал?

Михо зашла в прихожую, но, задержавшись взглядом на ботинках Хидэтомо, напряглась всем телом и умолкла, словно прислушиваясь к настроению в доме. Нагнувшись, чтобы снять босоножки — каблук пятнадцать сантиметров, платформа пять, — она покачнулась, и подросток поддержал её, ухватив за руку. Она отмахнулась и села у порога на пол.

— Спит он? — спросила Михо, потирая левую ногу, которую кое-как освободила от обуви.

— Не спит! Ждал, кажется. Тебя ждал.

Подросток подошёл к стеклянной двери в гостиную, понаблюдал за отцом — его плечами, вздымавшимися от резких вдохов, зло сверкавшими глазами, — затем перевёл невозмутимый взгляд на сестру.

— Дерьмо! Вернулась же я! — изрыгнула из себя Михо и направилась в ванну, приволакивая левую ногу, по которой отец на прошлой неделе так лягнул её, что на икре порвались сухожилия.

Когда она прошла мимо, в нос ударил запах шампуня, и подросток сморщился — заметил, что кончики волос у сестры всё ещё были влажными. Пойдя в ванну следом за сестрой, которая уже начала полоскать рот, заикнулся:

— Может, лучше уж было остаться на ночь у друзей…

Ему не было дела до того, что сейчас будут выяснять между собой отец и сестра, просто он надеялся заснуть пораньше. Прикрывать сестру желания не было, она окончательно потеряла гордость и махнула на себя рукой, превратившись в шлюшку, «девочку А». [4]

— Что мне теперь, опять обуваться? Морока! — Михо утёрла рот тыльной стороной ладони и пристально посмотрела в зеркало на подростка. — Ты, Кадзуки, хоть и не бежишь, всегда прячешься.

Она проследовала из ванной и, затормозив перед дверью гостиной, застегнула одну пуговицу на своей блузке без рукавов, пригладила обеими руками волосы и вошла.

Когда сестра уселась на диван напротив отца, подросток заметил, что у них совершенно одинаковые черты лица. Каштановые волосы, тонкая переносица, двойная складка на веке, только глаза отца замутнены низостями и лицемерием, а во взоре сестры ещё не проявил себя подспудно текущий процесс разложения. Глаза сестры не бегают беспокойно, как у отца, её распахнутые глаза совершенно сухи, как будто ей всё безразлично, она уставилась в тёмный экран выключенного телевизора.

Хидэтомо тянул виски, планируя в уме презрительные насмешки, которые следует употребить в разговоре с ней, чтобы до последнего момента, когда она будет уничтожена, продолжать наносить раны и чтобы заставить её почувствовать такой стыд, от которого захочется умереть. Когда стакан опустел, Хидэтомо пальцем сделал подростку знак. Подросток налил виски, но лишь чуть-чуть разбавил минеральной, после чего поставил стакан перед Хидэтомо.

— Была в лав-отеле в Ямасита? Взяли комнату на два часа, потом ещё на час продлили… — Говоря это, Хидэтомо заглядывал дочери в глаза и подносил ко рту виски.

— С чего это?

Подросток наблюдал, как с каждой минутой внешность сестры становится всё безобразнее. Теперь он гораздо яснее, чем тогда в коридоре, рассмотрел, какие мокрые у неё волосы. Кожа на лбу и на кончике носа облуплена, а поскольку вчера и позавчера она домой не приходила, то, скорее всего, она валялась где-нибудь на пляже и там же ночевала. Когда он посмотрел на её ноги, торчащие из-под юбки на двадцать сантиметров выше колена, в мозгу всплыла картина лежащей с разбросанными ногами сестры и какого-нибудь мужика сверху. В это мгновение ему показалось, что двери всех баров в «золотом квартале» распахнулись и все тамошние женщины дружно захохотали.

— Отель этот сразу у спуска с горы, где парк с видом на порт. — Хидэтомо гонял во рту виски, пока спиртным не пропитался каждый уголок, потом с бульканьем проглотил. Его загоревшее на гольфовом поле лицо стало ещё краснее, на шее выступили вены.

— Отель? — Взгляд поплыл в сторону брата, одна щека у Михо конвульсивно задёргалась, словно она вот-вот рассмеётся.

— Отель, в котором все номера провоняли семенем и сучками.

— Не бывала в таких местах.

— Врёшь! — Хидэтомо с усмешкой потряс в стакане лёд.

Подросток подлил ещё виски и посмотрел на отцовское лицо. Хотя пора бы ему было свалиться пьяному, возбуждённый гневом адреналин, видимо, подавил действие алкоголя. Подросток подумал, что уж лучше бы он покончил с этим, надавав ей пинков, и сцепил челюсти, чтобы сдержать зевок. Если он болтает для того, чтобы приукрасить мордобой, то этот мужчина просто глуп. Если бы он, ни слова не говоря, избил её и пошёл опять к себе вниз, его хоть капельку можно было бы уважать. А много ли стоят слова?

Михо, похоже, набралась решимости: уголки глаз приподнялись, она положила ногу на ногу и изготовилась к бою. Она сомневалась в том, что отец, потирая руки, расставил сети даже в отеле любви. Три года назад компания мужчин подцепила её возле универмага «Вивр» у иокогамского вокзала, и, когда они веселились в кабинке караоке, туда за ней явилась Сугимото. На такси она отвезла её в офис «Вегаса», и, ясное дело, тогда пришлось вот так же сидеть перед отцом. Отец тогда сказал ей, что все заведения караоке в Иокогаме у него под контролем и ему докладывают, когда и с кем она там бывает. Но по каким приметам служащие в подобных местах могут её отличить? После первом четверти во втором классе средней школы она совершенно перестала бывать на занятиях, поэтому форму школы Хосэй не носила. Маловероятно, что он распространил её фото, как рассылают изображения разыскиваемых преступников. К тому же повсюду не хватает людей, и сотрудники обычно совмещают работу на кассе с обязанностями официантов и уборщиков, где уж найти время, чтобы сверять лица всех посетителей. Может быть, камеры слежения, у которых установлена прямая связь с «Вегасом»? Ну, тогда ясно! Тому, что говорил отец, она не верила, но Михо действительно ещё три года назад начала шляться по кабинкам караоке и игровым центрам, совершая наезды и в Кавасаки, и в Офуну. Если он и правда дознался, что она была сегодня в этом отеле, значит, послал кого-то за ней следить. Сотрудники «Вегаса» всё сделают, если он прикажет, и знакомые из якудза у него есть, а уж оплата услуг сыщика точно не введёт отца в расходы. Михо почувствовала, как боль, трансформируясь в ненависть, ползёт от икры к ляжке и отдаёт прямо в затылок.