Почему ты не пришла до войны?
Почему ты не пришла до войны? читать книгу онлайн
Сборник современной израильской писательницы Лиззи Дорон состоит из двух десятков небольших рассказов, связанных общих сюжетом. Это — история «молчания, отчасти открытого и отчасти слышимого изнутри, отчасти кричавшего в душе и отчасти разъедавшего улицы нашего района, которое немело при свете дня и разгоралось в темноте». История польской еврейки, которой удалось не только пройти через ужасы Катастрофы, навсегда сохранив память о ее безвинных жертвах, но и прижиться в новой стране, создав свой собственный, неповторимый мир. История, рассказанная ее дочерью.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Зачем вы позвали меня к ней? Разве ей надо что-то страховать? Хорошо хоть, у нее есть чувство юмора. Знаете, я спросил, есть ли у нее ценные предметы или охранные устройства, так она сказала, что все ее ценности в саду, а хранит их сама земля.
— Странно, — удивленно ответила соседка. — Ходят слухи, что она очень-очень богата. Говорят, она получила наследство от какого-то незнакомца. Не сердитесь, но я своими глазами видела, как однажды Елена выбросила на помойку фарфоровый сервиз.
Корни
Елена следила за тем, чтобы у нас, как в любой культурной семье, были книжные полки. На этих полках, кроме энциклопедии и справочника с биографиями знаменитых людей и описаниями прославленных мест, хранились фотоальбомы. У каждого альбома была обложка из толстого цветного картона, а внутри — грубые черные страницы с вклеенными снимками. Елена могла разглядывать их часами.
Мне она любила повторять:
— Элизабет, в альбом можно вклеивать только безвредные фотографии.
На вопрос, кому и каким образом способны навредить фотографии, ответа я чаще всего не получала. Иногда, выдержав короткую паузу, Елена говорила:
— Это вопрос безопасности, разумная инвестиция.
И мне приходилось принимать это за ответ.
Елена верила, что нельзя смотреть мертвому человеку в лицо, и, если кто-то умирал, она вырезала его голову, клала в жестянку и хоронила. Черный фон заполнял появлявшиеся бреши, а остальные — родственники, дети, друзья — по-прежнему продолжали улыбаться. Елена строго соблюдала это правило, и никогда, Боже упаси, покойник не улыбался с фотографии. Со временем в альбоме оставались только ноги, руки, одежда и всякие другие детали, лишь за редким исключением встречались глаза и улыбки — безликие фотографии увековечивали мертвых людей.
Отбирая снимки, Елена руководствовалась еще одним принципом: на них должны быть только блондины и блондинки с голубыми глазами, светловолосые и голубоглазые мужчины и женщины. Страницы альбома заполняли светловолосые, голубоглазые соседи и друзья, а фотографии прочих хранились в большой коробке из-под конфет. На вопрос, почему именно из-под конфет, Елена отвечала, что эти милые люди вызывают у нее сладостные воспоминания.
Такие правила отбора были несколько странными, зато ясными и последовательными.
Но ими все, разумеется, не ограничивалось. Ведь мы с Еленой оставались исключениями.
— Просто недопустимо, чтобы мы с тобой были брюнетками, — говорила она.
Проблему карих глаз Елена решала по-своему. Попросту меняла их цвет с помощью шариковой ручки, добавляя в каждый глаз немного синих чернил.
А темные волосы исчезали под действием перекиси водорода. Если вдруг отыскивался какой-нибудь упрямый волосок, его тотчас вырывали или обрабатывали перекисью. В сложных случаях приходилось обращаться к парикмахеру. Иногда полушутя-полусерьезно Елена высказывала предположение, что раз уж мы так печемся о белом цвете волос, то, может, наши глаза со временем сами станут голубыми, тогда бы она не переживала за мою безопасность.
На альбомах Елены не отражались никакие жизненные неурядицы, из года в год в них поддерживались безупречно белые локоны и голубые глаза. А я, даже повзрослев, продолжала мыть и красить свои волосы, чтобы те, не дай Бог, не потемнели, и свято верила, что только так и надо.
Елена заболела. Апоплексический удар почти полностью парализовал ее, ослабил зрение, нарушил память, помутил рассудок. Но даже суровая болезнь не смогла отнять у нее желания жить. В больнице, в кресле-каталке, с трясущейся головой и потухшим взглядом Елена продолжала утверждать, что выживут только блондины, обосновывая свою уверенность обширным жизненным опытом.
Она уже не помнила своего имени, не знала, какой на дворе день, год и где она находится. Но если в палату заходил брюнет, Елена говорила ему:
— Выживут только блондины.
И умоляла меня:
— Элизабет, всегда оставайся блондинкой, их не убивают.
Во время болезни, как и во всю свою прежнюю жизнь, она настаивала, чтобы ее поседевшие с годами волосы продолжали красить, потому что если лекарства и физиотерапия способствуют излечению, то светлые волосы необходимы для выживания. Елена и умерла блондинкой.
Те печальные дни остались в прошлом.
Мои обесцвеченные волосы стали сухими и ломкими, кожа головы покрылась ранками и шелушилась.
— Аллергия на красящие средства, — определила врач, посоветовав коротко постричься и больше никогда, никогда в жизни не пользоваться обесцвечивающими или другими ненатуральными средствами. — У вас кожа головы повреждена. Просто-напросто выжжена.
Я подрезала волосы, втайне надеясь, что все-таки выживу: вдруг мои волосы окажутся светлыми от природы? Однако шелушение не прекращалось, и сухие белые волосы постепенно уступили место черным, без какого-либо намека на каштановый отлив. Появившиеся черные корни потрясли меня: я надеялась, что это временная ошибка, но временное оказалось постоянным.
Однажды, много лет спустя, на автобусной остановке какая-то старуха потянула меня за рукав и сказала:
— Здравствуй, Элизабет. Помнишь меня, я подруга Елены.
После этого короткого приветствия она с ужасом и непониманием воскликнула:
— Что же это такое? Ты свихнулась? Покрасилась в брюнетку?
— Нет, — ответила я. — Это мой натуральный цвет.
— Да что ты говоришь! Я знаю тебя с самого рождения. Может, в твоей жизни и случались черные дни, но волосы у тебя всегда были белыми. Как у Елены.
Немного помолчав, она добавила:
— Только наоборот. Она, брюнетка от природы, даже немцев убедила в том, что была блондинкой от рождения. А ты, натуральная блондинка, притворяешься брюнеткой. С ума сошла?
Она была разочарована и раздосадована.
— У меня аллергия на краску, — объяснила я.
— Ну и что! Подумаешь! От этого не умирают.
Я промолчала.
— Ну а в остальном? Как поживаешь? — поинтересовалась она. — Сколько у тебя детей?
— Двое.
— И оба, конечно, блондины?
— Как это ни странно.
Что же в этом странного? Это не странно, это наследственность.
Дядя Одед
Дядя Одед был единственным уцелевшим родственником, носившим ту же фамилию, что и Елена. Кроме этого преимущества Одед обладал еще некоторыми достоинствами, радовавшими Елену до глубины души: голубые глаза, прямые светлые волосы, вздернутый нос и прекрасное атлетическое телосложение.
Такие потрясающие данные были посланы Одеду в возмещение его заурядной, по мнению Елены, профессии. К ее великому сожалению, Одед не стал ни врачом, ни даже адвокатом, а всего-навсего офицером военно-морского флота. Но именно его профессия служила Елене неисчерпаемым источником для историй, с помощью которых она преумножала его славу.
Всякий раз, когда дядя Одед возвращался из плавания и приезжал в гости, Елена оповещала соседей о том, что приехал знаменитый Одед. Соседки тут же бросали все дела и бежали смотреть на белоснежную морскую форму и офицерские звездочки, втайне желая своим дочерям такого жениха. Мужчинам же при взгляде на сабра оставалось только завидовать, ведь пока тот сражался за свой народ, они, Боже правый, прозябали дома с женами и детьми, денежными неурядицами и ночными кошмарами.
Благодаря храброму Одеду у Елены скопилось несметное количество героических рассказов. Чтобы вознести себя и его в глазах соседей, она зачастую раскрывала военные тайны или делала ясные, прозрачные намеки, что ее родственник Одед получил орден за тайную миссию в открытом море. Его подвиги, по твердому убеждению Елены, сыграли решающую роль в победах нашей армии, особенно в Шестидневной войне.
Летели годы, дядя Одед ушел в отставку и подался в морскую торговлю. Рассказы о сражениях сменились рассказами о странствиях в дальних краях. Теперь Елена, такова уж была ее природа, развлекала соседей историями об опасностях, подстерегающих корабли в торговых рейсах, — опасностях, которые разрешались исключительно благодаря смелости и опыту моряка Одеда. Ему все было по плечу: и враги, и море.