Жажда жить

Брок неизменно воздерживался от этих визитов в Шоптаун. И в кулачных боях никогда не участвовал, не чувствуя ни малейшей склонности ввязываться в них, да при случае не сумел бы и отвязаться. Но слушать рассказы о драках любил, и не исключено, что если бы, проявляя интерес к рассказам Чарли, Брок тем самым молча не одобрял его эскапады, тот, преклоняясь перед другом, давно бы покончил со всем этим хулиганством. Или, во всяком случае, не распространялся бы о нем. Он действительно боготворил Брока. Отец Чарли погиб от удара молнии во время пикника, когда мальчику было четыре года. Миссис Джей, конечно, не пухла от голода, но была отнюдь не богата, и для нее было большим облегчением видеть, как ребятишки играют вместе, знать, что Чарли непременно привезут домой со Второй улицы в экипаже Колдуэллов, иметь возможность послать его на лето на их ферму. Там Чарли притворялся, что выполняет ту же работу, какую мистер Колдуэлл требовал от Брока, — уничтожать колорадских жуков, придерживать лошадей во время сенокоса, красить заборы, взбивать молоко, накачивать воду, собирать ягоды, ухаживать за коровами. Их дружба дала трещину, когда Броку исполнилось тринадцать и в нем стали происходить внутренние перемены, начала которых Чарли, беспрестанно болтавший о девушках, женщинах и мужчинах, уже давно ожидал. Чарли начал утомлять Брока. Но через год он пережил те же перемены, и с тех пор разница в возрасте перестала играть какую-либо роль. Брок пошел в школу-интернат в пятнадцать, а Чарли учился в Академии Форт-Пенна, откуда, когда пришло время, отправился в колледж, так что отставание одного от другого в годах обучения тоже не давало им чувствовать разницу в возрасте. В конце концов, Чарли поступил в колледж Лихай тогда же, когда Брок в Принстон.

В то время у них уже был общий секрет, настолько секретный, что ни один даже не заговаривал о нем до конца жизни.

Однажды, это было на рождественские каникулы, когда Брок приехал домой из Лоренсвилла, где оканчивал школу, они с Чарли поднялись в комнату Брока в доме на Второй улице. Броку было восемнадцать лет, Чарли шестнадцать. Снег превратился в дождь, кругом грязь и слякоть, кататься на коньках по реке было опасно, и никаких развлечений для молодежи их возраста не устраивалось. Брок курил свою первую, с разрешения отца, трубку, чтобы убить запах сигарет, которые они с Чарли курили раньше. Чарли был в восторге от нового костюма, туфель и галстука Брока; они выпили у него в комнате по стакану шипучки с тарталетками. Говорить было не о чем. Тут до них донесся звук хлопнувшей двери на первом этаже. Они выглянули в окно и увидели удаляющуюся коляску Колдуэллов.

— Это Грейс, — сказал Брок.

— Правда?

— Ну да.

— А что она делает? — поинтересовался Чарли.

— Понятия не имею, мне-то какое дело?

— Скажи, пусть поднимется к нам.

— Зачем?

— Давай, позови ее.

— Не имею ни малейшего желания. Я строго-настрого запретил ей заходить в эту комнату.

— Давай, давай, есть возможность поразвлечься.

— Ты что, больной на голову? — спросил Брок. — Видел бы ты ее. Она считает себя центром вселенной.

— Так я это и имел в виду, говоря, что можно поразвлечься.

— Нет, ей велено не попадаться мне на глаза, и то же самое она сказала мне. «Вали отсюда, малявка, а то получишь», вот что я ей сказал.

— Где она сейчас?

— Наверное, у себя в комнате.

— Тогда пошли вниз, повеселимся.

— Как ты собираешься веселиться с надутой четырнадцатилетней дурочкой?

— Пошли по-тихому, чтобы никто не слышал. В доме никого нет, только прислуга на кухне. Что, слабо?

— Да зачем это?

— Ты когда-нибудь видел ее раздетой?

— Конечно.

— А после возвращения домой?

— Нет.

— Знаешь что? Спорим на что хочешь, она в точности такая же, как та девчонка, о которой я тебе рассказывал. Помнишь? Л.У. Ей тоже четырнадцать.

— Ты с ума сошел.

— Да тебе даже не придется заходить к ней. Постоишь в коридоре на стреме.

— А ты что будешь делать?..

— Л.У. снова ко мне собирается. Скоро. Очень скоро. Но я не скажу тебе когда, если ты не пойдешь со мной сейчас. К тому же я не все тебе рассказал про Л.У.

— Да что ты затеял-то?

— Ничего, просто хочу поразвлечься. Не бойся, ничего дурного я ей не сделаю.

Чарли поднялся и вышел из комнаты. Брок последовал за ним. Они шли совершенно бесшумно, и Чарли ни разу не оглянулся, не остановился. Он осторожно открыл дверь в комнату Грейс и тут же закрыл ее. Брок прислушался, и до него донеслись голоса.

— Чарли Джей? Что ты здесь делаешь? А ну-ка убирайся из моей комнаты.

— Позволь помочь тебе, Грейс.

— Убирайся, говорю.

— Уберусь, если поцелуешь.

— Не поцелую. А ну-ка, дай мне купальный халат. Я позову Джулию.

— Наплевать, я успею уйти.

— Тогда Брока.

— Брок в коридоре, на стреме.

— Ах вот как?

— Да. Ну же, Грейс, поцелуй меня.

— А если поцелую, уйдешь?

— Слово чести.

— Ладно. Всего один поцелуй, и вон отсюда, но сначала верни мне халат.

— Прошу.

— Чарли!

— Ну, пожалуйста, Грейс! Я люблю тебя! Грейс!

Брок постучал, не дождавшись ответа, повернул ручку, но Чарли, видно, запер дверь на задвижку. Он снова постучал, и на этот раз Чарли открыл дверь.

— Что ты сделал? — спросил Брок, но Чарли, не сказав ни слова, бросился вниз, и Брок лишь услышал, как хлопнула дверь. Грейс лежала на кровати.

— Ты все время там был?

— Клянусь тебе, Грейс…

— Убирайся отсюда, ты, трус. Я тебе ни слова больше не скажу.

До конца рождественских каникул Брок не предпринимал попыток увидеться с Чарли. На вечеринках они обменивались парой слов, но так, просто поприветствовать друг друга. Затем, уже по возвращении в Лоренсвилл, Брок получил письмо от матери, в котором она, между прочим, с энтузиазмом сообщала, что Грейс пригласила Чарли на чаепитие по случаю Дня Вашингтона, которое школа мисс Холбрук устраивает в приходском доме церкви Святого Павла. Из этого следовало, пытался убедить себя Брок, что Чарли не такой уж мерзавец. Но из этого не следовало, что он не видел Грейс лежащей голой у себя на кровати. И что бы из этого следовало или не следовало, Грейс больше не посылала ему своих глупых еженедельных писем.

В разговоре с мужем миссис Колдуэлл заметила, что Чарли Джей староват для Грейс, он принадлежит к другой возрастной категории, но все равно не будет ничего дурного, если он проводит ее домой из танцевальной школы и с других вечеринок, на которые они оба получили приглашения. Она также позволила Грейс принять предложение Чарли быть его гостьей на бейсбольном матче между командами Мерсербурга и Академии Форт-Пенна, а также на празднике весны в Академии.

— Мне не хочется держать ее взаперти, как держали меня в ее возрасте, — пояснила Эмили Колдуэлл.

— Да, времена меняются, — согласился Уильям Колдуэлл. — А Чарли хороший мальчик. Трудолюбивый, на ферме хорошо работает. Не филон.

— Брок тоже не филон, Уилл, если ты это имеешь в виду, только сказать боишься. Просто он не такой, как другие. Мне кажется, у него поэтический характер.

— Может быть, очень может быть, только у него не хватает характера справиться со своим характером. О, у него все будет хорошо. Я не жалуюсь. Но, говоря о поэтическом характере Брока, стоит отметить, что он даже не играет на пианино, а Чарли играет! И с карандашом он тоже, знаешь ли, не дружит, а Чарли рисует для школьной газеты.

— Ну ладно, что-то заговорились мы с тобой. Я-то боялась, тебе не нравится, что Чарли и Грейс так часто встречаются, оттого и затеяла этот разговор. А оказывается, я напрасно волновалась. Что ж, одной заботой меньше.

— Да, дорогая.

— А эти, не знаю уж, как и сказать, — романы? Не берусь утверждать, что дело действительно доходит до романа, может, просто, детская влюбленность, как ни назови. Но эта… э-э… дружба! Дружба! Если вдруг не появится какая-то опора, она попросту рассеивается как дым и молодые люди забывают друг друга.