Богема с Невского проспекта

Я в детстве очень любил мороженицу на Старом Невском, дом 150. Напротив, через дорогу, была привлекательная для детей «Пышечная» и привлекательный для взрослых магазин от пивзавода «Вена», где в кадках росли огромные фикусы. В самой мороженице за стеклом окна красовался керамический розовый журавль, который заманивал маленьких посетителей. Однажды я там наблюдал странную сценку. Пока родители одного маленького мальчика стояли в очереди, этот пацан побежал к столикам и стал вылизывать неубранные креманки со следами съеденного мороженного. Родители его были отвлечены изучением видов лакомств и ценников, и их сынок в это время облизал уже почти всё, что обнаружил. Потом, когда мои мама и папа уводили меня из кафе, я увидел, как мальчик изнемогает над огромной порцией разноцветных шариков, политых сиропом и щедро посыпанных тёртым шоколадом.

Я однажды на Невском наблюдал огромную транспортную пробку. Было часов 5 вечера. Весь Невский в обе стороны был забит плотно уткнувшимся друг в друга транспортом. Меня изумила середина Невского. Вдоль центральной линии выстроились в ряд 11 шикарных джипов разных форм, но все они были чёрного цвета. Почти во всех сидели за рулём тонкие красавицы, похожие на куклу Барби, одетые во что-то серебристое, розовое, светлое. Они нервно сжимали в руках баранки, кто-то курил, кто-то звонил по мобильнику. Получился какой-то парад джипов.

Я со своим приятелем сидела в кафе Дома актёра на Невском. Он жаловался на то, что недавно уронил свой мобильник в пиво, и тот перестал работать. Он пытался его починить, отнёс в мастерскую. Мастер по мобильникам заглянул внутрь испорченной техники, понюхал и сказал: «Похоже что в пиво роняли? В дешёвое? Это не починить. Проще выбросить!». Мой приятель достал свой испорченный мобильник и демонстрировал то, как он не работает. Потом он в горести купил себе стакан водки. Через некоторое время ещё один стакан. Потом руки его дрогнули, и он уронил свой мобильник — на этот раз в водку. После этого я поняла, что пришла пора кафе Дома Актёра покинуть и разойтись по домам. Самое удивительное было на следующий день. Он мне позвонил радостный. «Я звоню тебе с мобильника! С того самого, который искупался в водке! Он заработал!».

Меня привлекают городские сумасшедшие на Невском.

Один сумасшедший — молодой, рослый красавец, очевидно бомжующий концептуально. Он крутится у метро «Невский проспект» в запредельно жутком виде, с причёской «воронье гнездо», из которой торчат то ли перья, то ли очистки, в каком то типа зипуне и опорках. Главное — что красивое голое тело просвечивает сквозь зипун, на ногах — подвязанные бечёвками оторванные подошвы, от него мерзко воняет помоями. При этом он любит подходить к холёным чистым барышням и о чём — то беседовать с ними с интеллектуальным видом. Ещё есть городская сумасшедшая, известная как «розовая дама». Это пергидрольная полная блондинка, одетая во всё розовое — у неё розовые босоножки, розовые легинсы, розовый плащ, даже зонтик — розового цвета. Выглядит она кокетливо, как привет из эпохи «диско» и тоже снуёт обычно возле Гостиного Двора. Однажды она вдруг села рядом со мной в клубе «Борей» на вечере поэзии и стала говорить о чём-то куртуазном. Я с трудом поддерживал беседу, так как не мог оторваться от её розового педикюра. Ещё одна городская сумасшедшая стоит у площади Восстания и поёт. Я как-то дал ей денег, а она вдруг спросила у меня заговорщицки: «Льняного семени не надо?».

В День города иду с мужем, Анатолием Шиманским (Русским Ковбоем) по Невскому проспекту на выставку «Немцы в культуре Санкт-Петербурга», которую организовал его приятель, Иван Фоминых.

Возле дома 14 вижу седобородого мужчину, очень похожего на моего учителя, петербургского сказочника Андрея Владимировича Гнездилова. Радостно бросаюсь к нему, но слышу голос моего спутника: «Привет, Иван Александрович!»

В недоумении останавливаюсь и, подозревая друга в склерозе, протестую: «Это не Иван Александрович, это Андрей Владимирович!». Идущий навстречу мужчина улыбается и достаёт из кармана милицейский свисток, в который громко свистит. Шиманский в ответ жмёт на клаксон, прикрепленный к его трости путешественника. Я разочарованно резюмирую: «Нет, это не сказочник. У Гнездилова в руках всегда кукла, а не свисток! Кто же это? Соловей-разбойник на пенсии?».

Мужчины увлекают меня под арку дома, на стене которого висит табличка «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна», в школу, в которой ныне небольшой музей в бывшем пионерском уголке. Иван Александрович Фоминых, прозванный «королём коллекционеров», проводит для нас с Шиманским экскурсию по этому музею, вещи для которого он собрал. Он рассказывает нам о своей коллекции в Царском Селе, в которой есть знаменитый полосатый купальник Сергея Есенина, в котором тот гонялся за Айседорой Дункан, портфель Гитлера и множество других чудесных вещей.

«Все-таки он сказочник!» — восхищенно констатирую я.

Когда я увидел впервые ваш Невский проспект, то мне сразу вспомнилась почему то фраза из статьи Ленина, что социалистическая революция должна быть такая же прямая, как Невский проспект.

Сейчас на Невском в местах, где раньше находились огромные сортиры, открывают разные заведения другого предназначения — магазины и даже рестораны. У меня был друг, у которого было специфическое хобби — он коллекционировал надписи и картинки, которые наши сограждане оставляли на дверцах общественных туалетов. Самым интересным в этом плане был сортир у выхода из метро «Площадь Восстания». В мужском туалете было так много ежедневно возобновляемых надписей, что никакое закрашивание жирной зелёной краской не помогало. В народе это называлось стенгазетой «Орлиное очко», у неё был какой-то тайный редактор и даже свой лозунг «На стенах нашего сортира пусть будут юмор и сатира!». Мой друг привёл меня туда показать все эти чудовищные надписи и картинки — с призывами к знакомству, с описанием достоинств, с номерами телефонов и отзывами. Всё это было не столько жутким, сколько смешным. Я был потрясён, но тут вошла бабушка-туалетчица с ведром и воскликнула сердобольно: «А вы тут что касатики забыли? Вы вроде бы не из этих?». Мы сказали, что мы — журналисты. «Что, писать не о чем, что ли!», — не без резона ответила нам зоркая старушка.

Прошлым летом во дворах Невского проспекта я наблюдал фантастическую сцену. Сначала мы с другом замечательно посидели в кафе, потом продолжили пиршество на улице, допивая бутылку коньяка и закусывая шоколадом. Нам захотелось отлить. Во дворе на помойном баке я увидел штук 60 крыс. Они были чистенькие, холёные, с лоснящимися рыжеватыми шубками. 120 глаз смотрели на меня совершенно бесстрашно, с нескрываемым одинаковым любопытством. Я, ошарашенный, указал приятелю на этот животный клан. Он широко раскрыл глаза и отмахнулся. «Это не правда!», — сказал он. Тут одна из крысиных цариц видно отдала подопечным приказ, и они тихо заструились к какой-то дыре в земле. Мне никто не верит, что такое было, но это чистая правда.

Однажды в 7 утра я оказался во дворе Невского проспекта, где шла какая-то реставрация старого дома. Возле машины, кузов которой был забит строительным мусором, бегали какие-то странные голуби, которые на глазах раздувались до неприличных размеров, превращаясь в шары какие-то. Вдруг раздались взрывы — это взрывались голуби. Когда всё это дикое безобразие прекратилось, увиденному нашлось объяснение. Голуби наелись карбида, применяемого в строительном деле. Карбид под воздействием влаги разбухает, а потом взрывается.