Украденные воспоминания

— Ожог? — переспросила Ульяна и внимательно посмотрела на свои руки.

— Ну что ты, — рассмеялась Галина Антоновна, — он уже давным-давно зажил! Тебе лет семь было.

«Семь лет…» — повторила про себя девушка и закрыла глаза, мучительно пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что ей рассказала женщина. Море… теплое, ласковое, южное море, ласкавшее ее ступни и уносившее в глубину мелкую гальку. Линия санаториев выстроившаяся вдоль берега, загорелые полураздетые дети и она выбивающаяся среди них своей болезненной бледностью. Кефир на ночь и фуникулер — главная достопримечательность города. Медузы… Как они хотя бы выглядят, эти медузы? Ульяна имела очень смутное представление, как впрочем, и обо всем том, что она только что пыталась извлечь из недр своей памяти.

Семь лет…

Бабушка заваривает чай с мятой, которую она сорвала в саду. Сад — тенистый, романтический, большой и очень старый, каждый кустик там знаком, каждая ветка дерева. Она с деревьев то никогда не слезала, все время висела на них, как обезьяна, за что ее ругали! А потом снимали, умывали, мазали йодом содранные коленки и тащили пить чай с соседками по дачному поселку.

Маленький деревянный домик с голубыми занавесками. Розовый торшер с висящей бахромой. Теплый плед, связанный бабушкой. В августе без него спать холодно, потому что в конце лета всегда холодно. Она всегда простужена и ее кормят большой ложкой медом прямо из банки.

Таким было ее лето. Таким она его помнила.

До того, как приехать сюда, она никогда раньше не видела море, сомнений в этом быть не могло.

Ульяну охватила паника: с ней играют в какую-то странную игру, ее обманывают, пользуясь ее амнезией. Ее как будто пытаются заставить забыть что-то, уводят от этого, запутывая все больше нагромождением ложных фактов ее биографии. Но… если все люди собравшиеся в этом доме врут ей, то кому можно верить? Если себе самой то она не верит!? А как верить себе — если не знаешь, кто ты? Что она о себе знает? Она — Ульяна Мицеевская, у нее есть муж, мать, она попала в автокатастрофу и потеряла память. Но она не умеет водить машину, никогда не умела!

Может быть она — это не она?! Но кто она тогла? И кто они? Ее муж Богдан, вовсе не муж, может быть его вообще зовут по-другому. И мать… кто эта женщина? Ульяне захотелось вырваться, сбросить прикосновения самозванки и убежать. Она дернулась, но тут же застыла под прицелом испуганного взгляда Галины Анатольевны.

Ей стало легче. Глаза матери отрезвили ее, она поняла, что всеми этими мыслями она обязана Миле, незримо присутствовавшей в ее голове с тех самых пор.

— Я не помню… — пролепетала девушка, — не помню этого.

— Вспомнишь еще, девочка моя, — пообещала женщина и поцеловала дочь в лоб. Ульяна блаженно прикрыла глаза, позволяя сладкой томительной материнской нежности заполнить пустоту и холод в ее душе.

Хотелось плакать, но она сдерживалась — не хотела еще больше расстраивать мать.

— А если нет? — предположила Ульяна, — и память не вернется ко мне никогда?

— Вернется, — возразила Галина Антоновна.

Некоторое время они посидели молча, завороженно наблюдая за пламенем в печи. Ульяна украдкой вспомнила, что Богдан собирался принести еще чая, но до сих пор не вернулся. В ее голове расплывчато промелькнула неясная мысль о том, что они со Светой пока пользуются моментом, когда никто не может помешать им предаться любовным утехам, но девушка отругала сама себя. Она догадывалась, что ее супруг просто решил не мешать разговору матери и дочери, не видевших друг друга много времени. Ульяну захлестнули любовь и благодарность, она даже снова почувствовала себя счастливой.

Все будет хорошо. Они станут прежними. Она избавиться от чужих мыслей в своей голове.

— Я так хотела бы стать прежней, мама, — поделилась Ульяна, — чтобы все было как прежде… но… разве это возможно, — она тяжело вздохнула и отвернулась.

— Нет в этом мире ничего невозможного, — сказала ее мать и провела ладонью по напряженной спине девушки, — вы будете счастливы.

— И ты, мама.

Ульяна осторожно высвободилась и выскользнула в коридор. Из приоткрытой двери кухни она слышала голоса, но разобрать ничего девушка не смогла. Она медленно, как могла неслышно, подобралась поближе и застыла у приоткрытой двери кухни.

— Ты очень жестокий человек, — в пол голоса говорила Света, стоявшая у окна. Свет, лившийся с улицы, подчеркивал ее профиль. Ульяне было очень интересно, что ответит ее муж, но к ее величайшему огорчению, сделал он это по-польски. Света приглушенно рассмеялась и сделала шаг к нему, зачем-то поправила на нем воротник рубашки, торчавшей из ворота свитера.

— Это ничего не меняет, — вздохнула домработница и коротко и быстро поцеловала Богдана.

Ульяна отступила в темноту, закрыла глаза и провела по ним пальцами.

Реальность снова путалась с ее фантазиями. Серебристый полог морока закрывал ясность ее мироощущения и она падала в распахнувшуюся пучину безумия.

Хлопнула дверь, по полу простучали шаги.

— Ульяна? — удивленно сказал Богдан, заметив девушку, вжавшуюся в стену. Она выдавила из себя улыбку, но поняла, что вышло слишком фальшиво. Нужно было сказать правду.

— Чувствую себя неважно, — пожаловалась Ульяна и сделала обиженный вид, — кто-то хотел принести чая.

— Да, дорогая, — кивнул мужчина и коротко приобнял ее за плечи, — сейчас все будет. Побудь пока с мамой…

— Как фамильярно, — заметила Ульяна и нахмурилась. В таком тоне относительно ее матери ей вдруг послышалось что-то недоброе. Презрение? Или нет? Хотя сказано было вполне миролюбиво.

— С Галиной Антоновной, — поправил себя Богдан и, взяв ее за подбородок, заставил ответить на поцелуй. Ульяна растерялась и смутилась, ощущения были смешанными. Она по-прежнему чувствовала себя маленькой девочкой, у которой за стенкой родители. А вдруг Галина решит выйти из комнаты? Что за вздор, право! Они уже пять лет живут в браке, да и сама она скоро разменяет четвертый десяток. Почему она должна чувствовать себя последней шлюхой за невинный поцелуй?

— Богдан… — оторвавшись, шепнула она и отметила, что редко называет его по имени, — я… — всю смелость она растеряла по пути и вышло тихо и неуверенно, как раз, как подобает невинной школьнице, — я хочу тебя…

— Прямо здесь? Прямо сейчас? — ухмыльнулся он. Ульяна покраснела и потеряла способность разговаривать. Она кивнула. «Вспоминала семь лет, пора вспомнить и четырнадцать» — подшутила она сама над собой про себя и задумалась, пытаясь вспомнить уже другой свой возраст, но тщетно. Была она послушной девочкой, примерной ученицей и гордостью родителей? Или напротив… Курила, пила и позволяла кому попало трахать себя в подъезде, прижав к обшарпанной стене?

Пустота там, где должны были быть ее воспоминания.

Она прикусила губы, чтобы даже тихонько не застонать. Они слишком увлеклись и не заметили появления Светы. Ульяна мысленно поблагодарила высшие силы за то, что это была домработница, а не ее мать. Девушка обмякла в руках Богдана, волосы упали ей на лицо. Ее обожгло неприязнью — ненависть Светы чувствовалась почти физически, подогревая и без того бурлящую кровь.

— Кхм, — Света смущенно отвела взгляд и сказала раздраженно, — прошу прощения. Чай.

Глава десятая

Ночи стали теплее: зима постепенно отступала. Днем температура резко поднималась и с крыши начинало что-то капать, к вечеру снова ударял мороз, но уже не такой суровый, как раньше.

Ульяна перестала бояться открывать форточку ночами, и комнату наполнял свежий, солоноватый, пахнущий хвоей воздух. Вместе с ним с улицы пробиралась и звенящая лесная тишина, прерываемая только редким криком дикой птицы и отдаленным шумом моря.

Совсем скоро наступит весна. Что тогда будет? Снег сойдет, море станет теплым и в поселке появятся другие люди. Смех и голоса разрушат сонное оцепенение, сбросят власть гнетущей гипнотической тишины.

Ульяна некоторое время постояла у окна, подставив лицо ветру, пробиравшемуся через открытую форточку, и легла в постель.