Аномальная зона
![Аномальная зона](/uploads/posts/books/133691/133691.jpg)
Аномальная зона читать книгу онлайн
Четверо наших современников – журналист-уфолог, писатель, полицейский и правозащитник попадают в самый настоящий сталинский лагерь, до сего дня сохранившийся в дебрях глухой тайги. Роман не только развлечёт читателей невероятными приключениями, выпавшими на долю главных героев, но и заставит задуматься о прошлом, настоящем и будущем России.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
Американец вскочил радостно:
– Господи, Александр Яковлевич, я так за вас волновался…
– А, ерунда… Раз плюнуть. Так как же с расчётом? – чувствуя себя новым человеком – деловым, решительным, жёстким, допытывался настойчиво журналист.
– Да без вопросов! – захлопотал вокруг него радостный шпион. – Как только приедем в Штаты, так сразу…
– Но учтите: без денег я вам дискету, естественно, не отдам!
– Да господи ж боже мой! – взмолился Олекс. – Да я и сам ни в жизнь её не возьму! Мы, шпионы, люди порядочные. Сказал «три миллиона баксов» – значит, будет вам три.
– Пять! – жёстко напомнил Александр Яковлевич.
– Ах, да, конечно же, пять! – всполошился Станислав Петрович. – И гражданство Америки, самой собой.
Студейкин, ощущая себя победителем, уселся по-хозяйски за стол:
– Чайку бы… всю ночь глаз не сомкнул…
– Конечно, конечно, – суетился Олекс. – Вот сальца кусочек отведайте, с хлебушком. Сейчас кипяточек подниму, чифирнём за милую душу…
Александр Яковлевич жевал с удовольствием, кивал благостно:
– Так, хорошо… И когда мы, Станислав Петрович, отсюда тронемся?
– Да через три дня и пойдём. Я харчишек на дорогу заначу, есть у меня карта, знающим человеком от руки нарисованная, компас – я его сам сделал. Золотишка у ребят набрал килограммчик-другой, на первое время, пока до явки дойдём, перебиться заместо денег… Недолго уже. Если я десять лет здесь отбабахал, так три дня тем более пережду.
Разомлев от еды и чая, Студейкин отправился спать в свой кубрик, придерживая бережно на груди гарантирующую ему персональное светлое будущее дискету. Уронив голову на тюфяк, покрытый наволочкой, не стираной давно по причине революционных событий в лагере, не раздевшись даже, он уснул глубоким, удовлетворённым сном человека, хорошо сделавшего трудную и малоприятную работу.
А когда проснулся ближе к полудню и охваченный предчувствием близких и радостных перемен, схватился первым делом за потайной карман куртки, дискеты в нём уже не было. Как и Олекса, которого журналист искал тщетно вначале в бараке, потом на территории спецблока и всего лагеря.
Шпион исчез бесследно, прихватив с собой вожделенный трофей. И вышло так, что Александр Яковлевич продал Родину задарма.
4
Очнулся Марципанов от нестерпимой головной боли. Она пульсировала в затылке, висках так, что глаза открыть невозможно было. А по накатившей тошноте он окончательно понял, что жив, но сотрясение мозга ему сердобольный спецназовец обеспечил.
Его-то и увидел Эдуард Аркадьевич сразу, как только решился разлепить тяжёлые налитые свинцом веки. Вернее, разглядел сперва шнурованные берцы и ствол автомата с глушителем, направленный правозащитнику прямо в лицо.
Марципанов застонал жалобно и попытался сесть.
– Лежать! – последовала короткая, как выстрел, команда.
Он мгновенно прижался затылком к земле и даже послушно закрыл глаза.
– О-о… кажись, эту личность я знаю! – послышался вдруг знакомый голос со стороны. – Не стреляй, пусть присядет. Я на него посмотрю. Интересно, как он-то сюда попал?
Эдуард Аркадьевич встрепенулся, сел и задохнулся от радости, узнав Переяславского, вице-губернатора и мецената, облачённого отчего-то в боевой камуфляжный костюм.
– А-а-рту-у-ур Семё-о-ны-ыч.. – с трудом шевеля пересохшими губами, прошептал правозащитник. – Я… вам такое р-а-а-аска-а-ажу…
Переяславски задумчиво и молча взирал на поверженного Марципанова. А потом, приняв решение, кивнул бойцу:
– Отведи его в безопасное место. Он мне понадобится… – и ушёл, твёрдо шагая и отрывисто бросая в микрофон рации: – Группа «Б», доложить обстановку…
– Артур Семёныч… родной… – шептал ему вслед Марципанов, чувствуя, как бегут по щекам благодарные, не стыдные после стольких мытарств и страданий, слёзы.
– Встать! – всё ещё не отводя ствола от правозащитника, приказал боец. И когда Эдуард Аркадьевич, охнув и схватившись руками за голову, поднялся, бесцеремонно ткнул его прикладом в спину. – Шагай прямо. Не оглядываться!
«Господи! – думал с тоской, едва передвигая ноги, Марципанов. – Да когда ж это кончится?! Опять конвой, стрельба, неопределенность…»
Он надеялся, что Переяславский, с которым в начале девяностых, в бытность того комсомольцем-расстригой, возглавлявшим в перестроечные времена крайком ВЛКСМ, а после ставшим начинающим бизнесменом, немало было говорено при встречах демократической общественности первой волны, море спирта «Ройяль» и фальшивого коньяка «Наполеон» выпито, если не с объятьями к правозащитнику кинется, то хотя бы отнесётся к нему радушно, с участием. И вдруг этот жёсткий, неприязненный взгляд, боевая одежда, спецназовец хренов, тычущий то и дело оружием Эдуарду Аркадьевичу в поясницу… И много, слишком много трупов вокруг. А вот и Резаный, нашпигованный пулями, распластался в залитой кровью дурацкой тельняшке на крыльце, в окружении своей свиты из мёртвых блатных… Тоже мне, капитан потонувшего корабля!
«Золото! – озарило вдруг Марципанова. – Вот что привело вице-губернатора и олигарха в Гиблую падь».
Странно, однако: сообразив это, избитый, униженный, бывший только что на волосок от смерти правозащитник ощутил острый укол неприязни. Золото им, видишь ли, понадобилось! Но ведь это, по сути, его, Марципанова, золото! Дедушкино-то уж точно, по крайней мере. А он, Эдуард Аркадьевич, прямой и единственный, между прочим, наследник! А эти… пришли, понимаешь, на всё готовенькое…
Его ввели опять в разгромленный штаб, в окнах которого на этот раз не осталось ни одного целого стекла, а стены внутри помещений были окроплены густо следами пуль и брызгами крови. В коридоре то тут, то там в позе спящих безмятежно на фоне царящего всюду хаоса раскинулись убитые зеки.
Боец взял правозащитника за плечо, толкнул в распахнутый настежь дверной проём кабинета спецчасти, усыпанного расбросанными по полу делами осуждённых в тощих картонных папках, скомандовал отрывисто:
– Сесть на корточки! Лицом к стене! Руки на затылок! Дёрнешься – пристрелю.
Марципанов присел, как приказали, и упёрся взглядом в стену, выкрашенную тёмно-синей, холодного казарменного оттенка, краской. Голова раскалывалась от боли, хотелось лечь, но по вновь обретённому лагерному опыту он знал, что с конвоем лучше не спорить.
Ему показалось, что просидел он так мучительно долго, хотя вряд ли более получаса, когда в коридоре послышался топот, хруст битого стекла под ногами, и всё тот же знакомый голос Переяславского окликнул на этот раз вполне дружески:
– Эдуард Аркадьевич! Да полноте вам! Что вы, в самом деле, как пленный! – И, укоризненно, бойцу: – Я ведь велел тебе за этим товарищем для обеспечения его же безопасности присмотреть! А ты ведёшь себя, как чилийская хунта!
Марципанов с жалкой улыбкой поднялся неловко на затёкших ногах, обернулся и зажмурил в отчаянье полные слёз глаза:
– Артур Семёныч… Я так счастлив… Я… я столько перестрадал…
Вице-губернатор дружески обнял его за плечи:
– Ну всё, всё позади, мой друг… А на Большой земле вас, знаете ли, уже схоронили. Да. Заочно, конечно. Коллеги ваши рассказали, как вы из вертолёта… того… Несчастный случай при исполнении гражданского долга! И хоронили вас… в смысле пустой гроб, символически… со всеми подобающими почестями. Я, между прочим, на панихиде выступал с речью. Говорил о ваших заслугах в построении новой, демократической, России. В краеведческом музее экспозицию, посвящённую вашей жизни и деятельности, готовят… Да-с! И вдруг – счастливая встреча! Чудесное воскрешение. Рад, искренне рад!
А Эдуард Аркадьевич рыдал уже в голос. И как же, как же было не плакать, не жалеть себя! Ведь его память вон, в музее увековечили, в назидание потомкам, а здесь… как с собакой… и-и-и… – всхлипывал он.
Преяславский протянул ему плоскую серебряную фляжку:
– Нате-ка, приложитесь как следует. Мигом в себя придёте. Отличный вискарь!
Стукнувшись зубами о горлышко, правозащитник трясущимися руками поднёс фляжку ко рту, выпил в три больших, обжигающих нёбо глотка. И впрямь полегчало. Конфузливо утёр губы рукавом грязного, изодранного в клочья кителя, вернул с благодарностью: