Таис Афинская

распоряжению Александра.

Птолемей сдержал утомленного коня и повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Таис. Гетера подъехала вплотную, видя намерения Птолемея сказать нечто тайное.

– Слушай, орфеянка! Иногда ты обладаешь даром прозрения, подсказываешь верные решения. Как бы ты посоветовала Александру – мириться с Дарием или идти на него?

– Царь не нуждается в советах, тем более моих!

– Я понимаю это более, чем кто другой. Вопрос касается тебя, если бы тебя спросили?

– Я отвечу: вперед, только вперед! Нельзя останавливаться! Это гибель!

– Так и знал! – восхищенно воскликнул Птолемей. – Ты истинная подруга для полководца и, может быть, царя!

С этими словами Птолемей обнял Таис, привлекая к себе, чтобы поцеловать, и вдруг с криком отпрянул. Пришпоренный пятками конь его прыгнул в темноту. Озадаченная исчезновением македонца, Таис оглянулась и, сообразив, что произошло, начала громко смеяться. Боанергос, ревниво охранявший свою всадницу, больно укусил Птолемея. Через мгновение македонец явился снова.

– Поехали вниз! – И, не посмотрев на гетеру, дал поводья своей лошади.

В боковом приделе шатра Александра горели неяркие светильники. Утомленный полководец лежал на широкой и жесткой постели, слушая Таис. Он призвал к себе гостью накануне выступления, после того, как запретил ей танцевать для военачальников. Таис любовалась вспышками внезапного стремительного любопытства в его глазах под массивным покатым лбом, когда он поднимал тяжелую голову от подложенного под нее локтя. Черный от времени щит Ахиллеса висел над его ложем. Александр не расставался с ним с тех пор, как взял его в храме на развалинах Трои, а там повесил вместо него свой. Тяжесть щита свидетельствовала о принадлежности могучему герою, образ которого с детства увлекал македонского царевича. Но Александр носил в своей душе обидное разочарование, испытанное им и многими до него на холме Илиона. Здесь сражались все герои Илиады. Это трудно было представить себе, стоя перед небольшим холмом. Конечно, прошло почти тысячелетие, однако гигантские храмы Египта, дворцы Крита и города Финикии еще старше! Александр примирился с утратой детских фантазий о Трое, лишь когда понял, что с каждым столетием увеличивается число людей на лике Геи, ширятся просторы Ойкумены и все больших свершений требуют истинно величественные дела. Он с лихвой исполнил мечту своего отца Филиппа и воинственного Изократа {[13]}. Теперь, если удастся полностью разгромить Дария и завоевать Персию…

Таис как будто угадала его мысли, спросив:

– А когда ты уничтожишь Дария и откроешь путь в Азию, что тогда?

– На восток, до океана! – ответил Александр, испытывавший необъяснимое доверие к афинской гетере.

– Далек ли путь?

– Имеешь ли ты понятие о диафрагме хребтов, разделяющих сушу?

– Немного знаю.

– Отсюда до восточной оконечности ее – мыса Тамар на дальнем краю суши – тридцать тысяч стадий.

– Иохеэра! («Стрелометательница» Артемис.) И это пройти, непрерывно сражаясь?

– Не так уж