Он строит, она строит, я строю

— Что спрашивать? Вот 24, вот котлован — двадцать шесть, а этот этаж с четвертью — наш, двадцать восемь. Охмурить что ли крановщика, чтоб строил без щелей между панелями?

— Охмури. Интересно, куда наши окна будут смотреть?

«Наши» окна! Если они наши, значит…

— На юго-юг и немножко на запад. Чтоб вечернее солнышко приходило прощаться.

— Ты права, этот готовый — номер тридцать, значит строящийся — наш. Зайдем сюда посмотреть трехкомнатную квартиру?

— А нас без ордера пустят?

— Попросим сторожа.

— Извините, пожалуйста…

— Что, тоже переезжаете? Какую дают? Трехкомнатную? Ну, идите, я вам парадное-то отомкну.

— Не скачи по этажам. Давай вот эту и посмотрим.

— Ой! Все солнце мира в наши окна!

— Потолки какие низкие.

— И хорошо, получается уютная коробочка.

— Надо же придумать такую безобразную планировку: из гостиной прямо без коридора дверь на кухню. Весь чад понесет в комнату.

— Кто ж чадит в собственной кухне? Ку-ухонька, отдельненькая ты наша!

— Тесновата.

— Ну и что? Зато сколько в ней всего: и плита, и раковина, и батарея!

— М-м, да уж…

— Ма-а!!!

— Ну что ты орешь, как сумасшедшая?

— Это же будет НАША ванна! Можно я в нее лягу?

— Как ты в нее ляжешь, она же сидячая?

— Сидя и лягу. Вот смотри: ты моя беленькая, ты моя гладенькая, ты моя сидяченькая!

— Вылезай, не дурачься. Мда-а, совмещенный санузел…

— Ну и что! Это же НАШ унитаз! Стой! Не уходи. Подожди минутку. Только подумай: мы уже столько ходим по квартире, и еще целых двух комнат не видели!

— Одна из них совсем крошечная — шесть метров. У нас кладовка — и то больше. Ну, идем, посмотрим.

— Ой, какая уютная! Я буду здесь жить, как чертик в табакерке — скок! и вместе со всеми. Скок назад — и отдельно от всех!

— Понравилось?

— Еще как! Смотри: сюда письменный стол, сюда диван, сюда полки для книг.

— Ладно тебе, распланировалась. Идем лучше посмотрим мою комнату.

— Твою?

— Мою. Или ты прикажешь мне без комнаты оставаться?

— Нет, что ты! Ну-ка? Ой, как здорово! Даже лучше, чем в моей чертячьей табакерке!

— Побольше, конечно, той крохотной комнатки, но боюсь, что наша мебель здесь покажется громоздкой.

«Наша мебель» — какая наша? — папина с Лесного или Анатолия Петровича из студии? Если новая мебель — раз мама сказала МОЯ комната, значит, она будет здесь жить. Если все-таки старая мебель, то мама будет только иногда приезжать?

— Мам, я еще раз посмотрю мою табакерку. Как ты думаешь, бабушке понравится в гостиной? У нее будет самая большая комната.

— С бабушкой погоди. Если мы ее в центральную комнату поместим, она у нас на недели заляжет, и куда ни пойдешь — везде на нее будешь натыкаться.

— Ну и что, сейчас же я живу, не натыкаюсь.

— А если гости придут, куда ее девать?

— Какие гости! Кто до нашего Марса доберется?

— Не скажи: к тебе ходит молодой человек.

Это Николай-то молодой человек? Да он давно понял, что из меня жена никудышная и побежал в Пушкин на танцы искать себе новую невесту.

— Мам, без телевизора бабушка не сможет, а в этом скворечнике его некуда поставить.

— Не спорь, она согласилась отдать свою жилплощадь только при условии, что ей будет предоставлена отдельная комната.

— Но у нас вся квартира отдельная. Куда ж еще отдельнее?

— Проходную она за комнату не считает, говорит, что это коридор перед кухней и больше ничего.

— Откуда она знает про «коридор»?

— В плане посмотрела. Ты же знаешь, ни одно дело не обходится без того чтобы она не сунула туда свой нос.

— Ладно, еще не известно, дадут ли нам квартиру. Что делить шкуру неубитого медведя?

— Ну, до чего же у тебя, мартышка, мягкий уступчивый характер.

— Не в комнате счастье. А в плите без Ксении, в ванной без Елены Яковлевны, туалете без Ленки и раковине без деревенских мужей.

— Ну, чо, насмотрелись? Закрываться, чтой ли, пора? Тёмно уже на дворе.

— Уходим, уходим, спасибо большое, что открыли.

— Что ж не открыть-то? Людям, можа, жить тут придется, так как же без посмотренья?

«Можа», придется, а «можа» и нет, очень уж все в нашей жизни неопределенно. Идешь по ней, как по новостроечной улице, балансируешь по дощечкам: «можа», свалишься в грязь, а «можа» и нет.

— «Идее-ет бычок качается, вздыха-ает на ходу: ой, доска конча-ается, сейчас я упаду-у!»

— Вот что значит молодость: все ей нипочем.

«И все— е ей нипоче-ем!» Шмяк в болотную жижу! Туфлю засало, и я, как крестьянская дочь, прихожу во дворец не обутая, не разутая, не одетая, не раздетая: «здравствуйте, я пришла поступать на филфак». «Ка-ак же, давно о вас наслышаны. Вы тот самый драматург, чья пьеса идет во всех театрах. Очень приятно. Ректор постановил принять вас без экзаменов.»

— Ура-а!!!

— Что ты орешь?

— Автобус пустой!

— Конечно пустой. Конец рабочего дня — все едут сюда, а мы обратно.

Всем туда, а нам обратно…Похоже на загадочную строчку Твардовского: «Пушки к бою едут задом». Что он хотел этим сказать? Что перед наступлением всегда отступают?

Да— а, тяжелый у меня будет год! Две обоймы экзаменов! Как я отстреляюсь?

— Мам, принюхайся, чувствуешь, соседями пахнет? Неужели мы этот запах с Лесного сюда перевезли?

— Не выдумывай, это у дворничихи никак не могут новоселье допраздновать, и к нам через пол тянет. Не отвлекайся, а то опять придется полночи сидеть.

— Я работаю. Вот фотографий только три, на четвертый экземпляр нечего клеить.

— Выпиши на листок страницу и номер миограммы, может, в других конвертах найдется. И клей, пожалуйста, аккуратнее, чтоб не пришлось переделывать.

«Аккуратнее», а если этот чертов клей из-под кромки лезет? И уже нет сил разметку для каждой фотографии делать, глаза слипаются.

— Мам, может, пока исправлять только в первом и втором экземпляре, а в остальные вносить поправки позже, на свободном ударе?

— Двойная работа. Делать надо сразу, чтоб потом больше не возвращаться.

«Двойная работа!» — это когда буквы в глазах двоятся. Хорошо еще, что спешка с диссертацией пришлась не на время моих экзаменов. А то бы совсем завал.

— Мам, а вдруг он передумает?

— Кто, ректор?

— Угу. Тогда на новоселье он выпил, благодушествовал, ну, и спросил из вежливости, что мол, ты не защищаешься?

— Из вежливости не из вежливости, а слово, данное при всех, обратного хода не имеет. Уже запланировано обсуждение на ученом совете.

— А шеф?

— Что шеф? Это благороднейший человек. Мы должны ему ноги мыть и воду пить.

Бр— р, грязную воду после ног пить! Какое тошнотворное выражение. Нет, я не согласна. Даже тогда, когда от заведующего кафедрой зависит жизнь.

— Ты же говорила, что он пять лет твою диссертацию под сукном держал.

— И правильно делал. Что ж мне было, после защиты ехать на периферию?

— А теперь точно место на кафедре будет?

— Ректор обещал выбить ставку в Москве. Не отвлекайся, сверяй номера миограмм.

Мистика: пять лет ничего не происходило. И вдруг после новоселья все закрутилось. Неужели ректор никогда не видел новостроечных квартир? Или наших «декальтесов»?

— А мы еще сомневались: приглашать кафедру и ректора на новоселье или нет?

— Смешно он ходил по комнатам и всплескивал руками: «я тут как слон в посудной лавке»!

— Ага. И один съел целую тарелку бабушкиных пирожков. И все-таки почему именно сейчас все сдвинулось с мертвой точки?

— Нехорошо проявлять чрезмерное любопытство. Вырастешь — возьмешь манеру, как твоя бабушка, совать нос в чужие дела.

Я уже выросла. И дела не чужие. Мне просто необходимо понять настоящую причину того, что происходит. Потянешь за ниточку — вроде клубок начинает разматываться, раз-два крутанется — обрыв, за другую потянешь, за третью — опять обрыв. Либо я не умею распутывать, либо нитки гнилые.