Суть острова

– Высоко забрался, смотрю. С водой, с теплом не бывает перебоев?

– Не было пока, а тепло в отоплении сверху идет, не снизу. Я хотел на самый верх, на восемнадцатый, да не случилось подходящих вариантов.

Все-таки странный у меня папаша: обычно люди в возрасте не любят высоких этажей, и тем более под самой крышей. Разве что, снимать такую немного дешевле… В этом, вероятно, и зарыт его интерес к верхотуре. Что ж, это жизнь, все нормально и логично. Парадная закрыта на код. Лестничная площадка закрыта на замок. Интересно, как они с лифтерами и пожарной инспекцией вопросы улаживают? Не они сами, конечно, а их лендлорды.

– Пап, а что пожарная охрана? За замки на лестничных площадках не достает?

– У менеджеров дома, как я понял, с ними письменная договоренность: в пожарном отделении нашего микрорайона имеются все дубликаты ключей от парадных и черных лестниц. Правда, это лишний шанс, что дубликаты с дубликатов попадут не в те руки…

– Не-е, как раз этого ты не бойся, – говорю я отцу с полным знанием дела. – Даже мало-мальски опытному скокарю, не говорю уж о домушниках, ваши замки не препятствие, а случайным бездельникам, маньякам, наркоманам, хулиганам – эти железяки с засовами вполне достаточная преграда. Опыт показывает, что и пожарные иногда раззявы, несмотря на все дубликаты. Впрочем…

– Ну, дай бог, если так. Заходи, дорогой, ботинки снимать не обязательно, оботри о коврик, и довольно будет.

Туфли я все-таки снял, и тапочки для меня нашлись, что само по себе любопытно и не случайно. Нормальные тапочки, вполне мужского размера. А женских я не заметил. У нас в Бабилоне до сих пор толком не прижились просвещенные штатовские и европейские обычаи: заходить в жилое помещение в обуви. Там, если верить фильмам, чуть ли ни спать заваливаются в кроссовках. А мы по-прежнему варвары, одни только японцы нас и понимают, те тоже оставляют уличную обувь у порога жилых комнат. Почему в Бабилоне так повелось – не знаю, социологи и прочий ученый люд, изучающий бытовые отличия наций и народов, толкуют разно и невнятно, я же склонен согласиться с теми, кто корень бабилонских «обувных» обычаев видит в традиционном качестве наших улиц и мостовых. Бабилон – столетиями считался довольно бедной страной, да и сейчас еще далек от стандартов цивилизации «золотого миллиарда». Соответственно, улицы наших городов, и сами города, почти никогда не расстаются с пылью и грязью. А грязь имеет свойство липнуть к обуви, очень любвеобильна в этом, хотя и одежду не забывает, и открытые участки кожи. Во-вторых, львиная доля бабилонцев, в отличие от тех же штатовцев, суть – пешеходы, и гораздо интенсивнее соприкасаются обувью с мостовыми, которые, в свою очередь, как я уже говорил, все еще не могут отряхнуть с себя опознавательные особенности «третьего мира». В Лондоне, мне рассказывали, тоже полно пешеходов, но, дескать, пыль на обувь не попадает вообще! Врут, конечно.

Ну и я, несмотря на относительную молодость и цивилизованность, плоть от плоти бабилонской, ретроград и патриот: терпеть не могу просовывать уличную обувь в домашнюю обстановку. Носки я каждый день меняю, Шонна бдительна, поэтому запах из под тапочек пробиваться бы не должен.

– А если кто третий придет и захочет обувь снять? Тогда что? Или у тебя есть запас?

– Ко мне никто и никогда по двое не ходит. Эти тапочки, что у тебя, обычно Яблонски надевает.

– Яблонски?

– Да. Мой партнер и сотрудник по бизнесу, вроде заместителя. Эпизодически мы вместе пьем чай и решаем на дому кое-какие проблемы, если на работе не успели. В шахматишки гоняем. Не желаешь, кстати?

– Прямо сейчас, что ли? Вместо файф-о-клока?

– Нет. При случае. А сейчас у нас дела поважнее будут. Я ставлю чайник, и пока он греется, посмотрим проект договора. Не возражаешь?

– Возражаю, – отвечаю я папахену с улыбкой, чтобы он видел шутливость моих возражений. – Дай хоть осмотреться-то?

– А, извини, дорогой. Тут и смотреть нечего, но давай поглядим.

Нормальная хатенка, гораздо более приличная, чем я ожидал. Одна спальня, одна гостиная, одна кухня, один туалет, один балкон, четыре окна, если за четвертое считать узкое балконное, две двери, обычная и «черная». Это очень ценно в моих глазах, ибо всегда люблю наличие черного хода в квартирах. В моей, к сожалению, такого нет. Обстановка – так себе. Хорошая, не нищенская, не обшарпанная и не из самых дешевых, но – как бы дипломатично выразилась моя Ши – «несколько эклектичная», сама Ши просто помешана на «вкусе» и «безвкусице», трясется над первым и панически боится любых проявлений второй. Мне бы она так и сказала на ушко: безвкусица. А мне понравилось: есть абсолютно все, что надо для жизни и скромного комфорта в ней. Разве что прокурено все насквозь, но это уж хозяин барин.

– Давай, я окно открою, не так дымно будет?

– Как хочешь, пап, мне не мешает. Вот здесь и здесь у вас разные реквизиты напечатаны, ты уверен, что так и надо?

– Где?. А… Изольда напортачила, пометь маркером, завтра поправим. А по существу?

– Это и есть по существу. Указанную сумму я берусь обеспечить, можно сказать, гарантирую, что за этот край не зайдем, никаких дополнительных шкуросдирательных ухищрений с нашей стороны не будет. Конкретные юридические судебные и внесудебные случаи – само собой, что по факту, за отдельные деньги. Договор с данными цифрами – на год, дальше не знаю. Дальше я гарантировать не могу, и никто не может.

– Конечно, Рики, я понимаю, все логично, все так.

– Платежи абонентские – вперед и поквартально.

– Ах, поквартально даже? Фантастика! Я почему-то думал, что сразу за год платить придется.

– Можешь и за год, «Сова» против не будет.

– Нет, нет! Поквартально, не стоит рушить чужие порядки. Хм, это существенный плюс, поквартально… Отвлекись, сын, пойдем, перекусим.

Пили чай по папахенской – сам он говорит, что по европейской – методе: прямо в кипяток, безо всякого молока, бросает по два пакетика так называемого чая. Получается некрепкое коричневое пойло, с некоторым привкусом веника душистого. Сойдет, я потом дома перепью эту порцию, в смысле, запью тем, который нам Шонна заваривает. Бутерброды с сыром, бутерброды с колбасой… Нормально. Сыр – дрянь, а такую колбасу и мы дома едим иногда…

Чашки – я специально обратил внимание – чистые, без темного налета на внутренней поверхности. Дома-то я расскажу о бытовом приключении, и надо будет выбрать и рассортировать те детали, о которых можно рассказать, и те, о которых лучше умолчать. О чашках теперь смело можно рассказывать, Шонна придает большое значение подобным мелочам.

– Папа, а где у тебя эти… услуги… Туалет, руки помыть?

– Где обычно, пойдем покажу.

Туалет обычный, вполне себе чистый, бумага иного сорта, чем у нас дома, но тоже не оберточная. Запах… да вроде бы… кроме табачного… Кто, интересно, ему стирает? Полотенца, белье, всю одежду?..

– А стираешь как, вручную, что ли? Смотрю – машины стиральной у тебя нет?

– Не люблю возиться. Вон там, вон туда если пройти, – отец махнул рукой куда-то за стену, как будто я мог что-то рассмотреть сквозь нее, – намечается прообраз китайского квартала, я в китайскую прачечную ношу. Дешево и прилично. Еще чайку?

– Давай. И бутербродик с колбасой, если не жалко.

– Не жалко. Можешь даже без хлеба, этим ты меня не разоришь.

– Да я же шучу. Ты знаешь, этот твой так называемый чай – хоть и не чай, но бутерброды запивать им – самое то.

– У меня от настоящего чая сердце стучит. Либо молока надо вбухивать в дополнительной пропорции, но оно почти то же и выйдет.

– Ты бы курил поменьше, тогда и стучать не будет. А лучше совсем бросил бы.

– Да, верно, я и думаю, да все собираюсь, да все никак не соберусь. Еще?

– Давай, что-то меня на жор пробило. Нет, нет, сыру не хочу.

– Слушай, Рики…

– Да, папа?

– Я… Хотел спросить… Но мы покончили с документами, да?

– Да. Учти замечания и хоть завтра к нам, я предупрежу кого надо.