Шестнадцать карт (роман шестнадцати авторов)

Очередное “нормально”, видимо, переполнило чашу терпения банкира. Он стиснул зубы и выставил перед собой ладонь: молчите! Потом показал на дверь: убирайтесь подобру-поздорову!

Ожидая, пока закроется дверь, Шерстобитов сжал кулаки. Взглянул в зеркало — и отшатнулся. Что за жуткая гримаса! Ярость, брезгливость и высокомерие сморщили холеное, породистое лицо в отвратительную маску сатира.

Шерстобитов разминал пальцами складки в углах рта, пока губы не изогнулись в не менее отталкивающей и фальшивой эрзац-улыбке. Не то! Банкир напряг мышцы за ушами, словно натягивая перекореженную физиономию на болванку головы, стирая с нее какое бы то ни было выражение, превращая в безликое лицо манекена.

Потом осторожно сощурил один, затем другой глаз. Поймал положение, в котором морщинки разбегаются от уголков глаз мудрыми, добрыми лучиками. Подстроил брови, губы, подбородок. Совсем другое дело!

— “Охота-банк”! — сказал Шерстобитов своему вновь благочинному отражению — нестарому, уверенному в себе, снисходительно расслабленному топ-менеджеру. — Все в охотку!

Хохотнул, даже потянулся было к золоченому обрезу специальной книжечки “для мыслей”, чтобы записать шуточный слоган в анналы, но поленился.

Банкир прошелся по кабинету, нарочито шаркая по киргизскому ковру — джульхиру, с удовольствием ощущая, как пружинит под каждым шагом длинный ворс. Ковер занимал почти весь кабинет. В абстрактном и не слишком сложном рисунке Шерстобитов привычным глазом разглядел контуры островов, русло реки, черточки мостов. Вот, скажем, если здесь — Васильевский, а там — Каменный, то вот тут…

Но времени на медитацию и прочее безделье не было.

Да, задача усложнилась. Нежданно-негаданно, практически в последний момент. Из-за мистического стечения обстоятельств. Или не мистического?

Багрова изолировали от внешнего мира аккуратно, по всем правилам. Система геометров еще ни разу не давала сбоев. Одиночеству домоседа-картографа ничто не могло помешать.

Решили вопрос с собесом. Теперь ежедневную доставку продуктов в квартиру заслуженного ученого осуществляла умненькая и незаметная девочка из отдела безопасности “Охота-банка” — заодно понемногу разбираясь в залежах академического архива-свалки, фотографируя книжные полки, размещая там и сям прослушивающую аппаратуру. Клад был уже рядом — оставалось только войти, перевернуть ворох бумажек и забрать одну нужную.

И тут, откуда ни возьмись, появляется эдакий Антисусанин. Просто берет и приходит к Багрову в гости. Как будто туда действительно можно просто взять и прийти. А старый хрен дарит ему — тоже просто так! — некую карту.

Сегодня стало окончательно ясно: раз искомый предмет в квартире Багрова не найден, значит, питерский журналистишка является обладателем самого дорогого клочка бумаги в современном мире. И, видимо, не подозревает об этом. Значит, не надо паниковать. Найти его — не проблема. А дальше? Выменять? Выкупить? Выкрасть? Отнять? Всему свое время, ситуация сама подскажет.

— Кеша, — банкир приоткрыл дверь, — а забодяжь-ка мне кофейку, а? Двойной, как обычно.

— Конечно, Андрей Валентинович! — секретарь выскользнул из-за своего стола. — И… срочное письмо пришло — возьмете?

Шерстобитов кивнул, и в руку ему лег тяжелый, плотный конверт.

Банкир вернулся за рабочий стол, откинулся в кресле и только тогда посмотрел, откуда пришло письмо.

Бесстрастно-доброжелательные профили Викторий — целая полоска разноцветных королев. Смазанный кругляш почтового штемпеля. Такой знакомый обратный адрес.

Пальцы Шерстобитова вдруг зажили своей жизнью, заплясали, выронили конверт на сукно. Банкир зажмурился, отодвинулся от стола, попытался успокоить пульс и дыхание. Тщетно.

Вышколенный секретарь медленно приоткрыл дверь, осторожно неся серебряный поднос с дымящейся чашкой кофе и полудюжиной маленьких вазочек с сухофруктами, орехами, конфетами, как любил шеф.

— Потом! — рявкнул Шерстобитов. — Выйди!

Дрожащей рукой он выудил из кармана связку ключей. Стальные цилиндрики, целая гроздь — хитрые зазубрины, лазерная огранка.

Шерстобитов слепо потыкался в замок вмонтированного в стену сейфа, пока не подобрал нужный ключ. Вынул на стол кипу документов в разнокалиберных папках, отодвинул в сторону цветные пачки европейских и заокеанских ассигнаций.

Задняя стенка сейфа казалась цельной и неподвижной, но банкир уверенно нашарил малозаметный штырек, и металлическая пластина ушла вверх и вперед, под потолок сейфовой каморы. За ней открылось узкое потайное отделение. Что-то совсем не банковское, не офисное пряталось в полутьме. Не разглядеть.

Шерстобитов осторожно протянул руку вперед и утонул в сейфе по плечо. Пальцы соприкоснулись с округлой шершавой поверхностью камня. Нащупали бороздки расчертивших его линий. Ладонь будто свело судорогой, рука онемела в одно мгновение.

Нестерпимый ледяной жар хлынул в Шерстобитова сквозь подушечки пальцев, через запястье, прокатил волной от локтя к плечу, пробрался ростками в гортань, грудь, брюшину, морозным штыком вторгся в сердце.

— Сёй! — Из горла, словно перехваченного холодной птичьей лапой, вырвалось, выскользнуло, выскоблилось странное междометие. — Сёй! — повторил Шерстобитов. — Сёй!

И понемногу отпустило, оттаяло, развьюжило. Разбежались по телу, увязли и растворились прохладные искры, в полную силу вздохнули легкие. От кислорода, пусть и третьесортного — офисно-кондиционерного, сладко замутило.

Шерстобитов нерешительно вынул руку из сейфа. Вернул на место документы, закрыл внутреннюю, потом наружную дверцы. На секунду прижал ладонь к армированной стали сейфа.

— Я справлюсь, — просительно шепнул он. — Я обязательно справлюсь, не сомневайся!

Однако послание, столь взволновавшее банкира самим фактом своего появления, читать и даже вскрывать он не стал. Завтра, сказал себе Шерстобитов. Может быть, завтра.

И задвинул письмо под стопку неразобранной корреспонденции. Уголок так и не распечатанного конверта выглядывал из-под вороха деловых журналов, бухгалтерских отчетов, факсимильных распечаток — короткими строчками обратного адреса, почему-то без почтового индекса. Арглтон, графство Ланкашир, Великобритания.

Глава VI

Сулиман Мусаев

Вахид

Сулиман Мусаев (1974) — живет в Грозном. Филолог, редактор отдела прозы журнала “Вайнах”, прозаик. Печатался в газетах “Даймохк”, “Столица плюс”, “Нийсо”, “Горцы”, журналах “Вайнах”, “Орга”, “Нана”, “Дарьял”, “Мингитау”, “Луч”, “Дружба народов”, “Пролог”, в сборниках “Молодая литература Кавказа”, “Новые имена”, “Нохчийн дийцарш”.

Иван оказался водителем-асом. Кроме того, он, видимо, знал в этом районе все закоулки, что, впрочем, неудивительно — ведь он жил рядом. “Хаммер” несся — нет, летел — меж домами, обгоняя все машины и едва не задевая встречные. Когда он резко затормозил у очередного светофора, я не выдержал и взмолился:

— Иван, к черту “Джокер”! Давай найдем какой-нибудь бар, только поближе.

Иван бросил на меня взгляд:

— Без проблем! Что, плохо себя чувствуешь?

Я потер виски:

— Не то слово! Ужасно болит голова!

Он сбросил скорость, задумался на какое-то время и повернул налево:

— О’кей! Было тут когда-то одно приличное заведение, попробуем найти.

Скоро мы остановились между серыми коробками пятиэтажек.

— Вылезай, приехали.

Перед ларьком спиной к нам стояла молодая женщина в красной куртке и черных джинсах, рядом с ней девочка пяти-шести лет терпеливо ждала, пока мать уложит покупки — бутылки с колой и минералкой и печенье — в пакет. На девочке была смешная желтая шапочка. Я вдруг почувствовал острую тоску по дому, жене с дочерью, по своему привычному, уютному миру, из которого меня вытащила злая воля взбалмошного редактора, помешанного на мистике, сперва отправившего меня в эту дурацкую командировку, потом вдруг неизвестно почему потребовавшего, чтобы я на всех парах мчался обратно. В ту минуту я готов был растерзать и своего шефа, падкого до абсурдных сенсаций, и словоохотливого картографа, одержимого бредовыми идеями, не говоря уже о кретине, стукнувшем меня по моей пустой тыкве и не побрезговавшем даже паспортом и мобильником. Я уже жалел, что не попросил своего нового знакомого довезти меня до Питера и там, плюнув на все эти казино-клубы и махнув на все рукой — пропади оно пропадом! — не завалился спать, приняв сто граммов “Особой”, но Иван уже уверенно шагал к пятиэтажке, левый угол первого этажа которой занимал бар. “Надо попросить у него телефон и позвонить домой”, — решил я и, глубоко вздохнув — закружилась вдруг голова, поплелся следом.