Всё равно тебе водить

27. Слова Муссолини.

28. Район в Ломбардии, знаменитый ужасной экологической катастрофой выбросом 10 июля 1976 года на химическом комбинате огромного облака ядовитого газа диоксина.

29. Буквально сказано "четырнадцатую зарплату". Обычно её выплачивают под Рождество, если фирма хорошо заканчивает год, и все бегут покупать подарки. У нас, как мы помним, еще не Рождество, и значит или дела фирмы идут уж совсем хорошо, или — что мне кажется вероятнее — Саския очень ценный работник.

30. Bird-watching (англ.) — наблюдение за птицами в их среде обитания.

Итальянцы, даже весьма образованные, обычно выговаривают английские слова именно таким образом.

31. В оригинала сказано "убранные в стиле Мемфис". «Мемфис» современная (образована в 1981 году) миланская дизайнерская группа (Этторе Соттсас, Микеле де Лукки, Джордж Соуден, Натали дю Паскье), с которой во многом и связано наше представление об изощренном итальянском дизайне.

32. Мансарда для современного итальянца в первую очередь не романтический чердак парижской богемы, воспетый Беранже, а весьма и весьма благоустроенная отдельная квартира, часто — для подросшего отпрыска в принадлежащем одной семье многоэтажном доме. Так что кокетство или иронию в словах Беатриче Вальтер смог уловить не сразу.

Четвертая глава

В офисе появились горы формуляров. Новый закон о порядке получения вида на жительство для иностранных граждан вступил в силу. Разрешение выдавалось каждому, кто мог доказать, что он попал в Италию (продавать зажигалки, мыть стекла на перекрестках, сбывать героин) раньше определенной даты. Заполнять формуляры, конечно, должны были мы. Первую неделю их было немного. Потом, вместе с известием о новом нормативном акте, среди бездомных распространился и адрес СОБАК.

Очередь по утрам начиналась с улицы. Лестницы, вход и коридоры были забиты толпой. Каждый день приходили сотни людей. В глазах у них читалось одно: ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО. Большей частью это были североафриканцы из бывших французских колоний, но хватало и кенийцев, аргентинцев, румын, турок, филиппинцев. У каждого за плечами были ночи и ночи, проведенные втридцатиром на чердаках, вчетвером в машине или в одиночку в темноте отцепленного вагона. До сего момента они жили в Италии более-менее незаконно, и на них изрядно грело руки множество добропорядочных граждан — от хозяев пансионов до оптовиков, торгующих коврами, от производителей кож до торговцев наркотиками. Между прочим, никаких налогов — как на подпольном катализаторе или у зубных врачей. Когда-то нам приходилось отправляться за ними аж в Африку, тратясь на корабли, матросов и работорговцев.

Теперь они приезжают к нам сами, да еще и платят за билет. Значительный шаг на пути ко всеобщему благосостоянию.

Мы должны были задавать всем одни и те же вопросы. Потом вписывать ответы в соответствующие места формуляров.

Мы сидели часами, работая исключительно ртом и правой рукой. После сотого или сто четвертого иностранца стоящий передо мной переставал быть не только личностью, но даже номером. Я сбивался со счета. У всех были разные лица — так же, как и имена, места и даты рождения. Но довольно скоро я обнаружил, что передо мной возникает одно и то же лицо, одни и те же глаза, в которых читалось одно и то же: ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО, всех зовут на один манер, и родились все в один и тот же день в одном и том же месте. Конвейер иммиграции. Паскуале за соседним столом находился в таком же положении.

В конце рабочего дня мы относили формуляры Волчино. Они были разложены у него на столе по стопкам в алфавитном порядке. Волчино подсчитывал количество заполненных за день листов, а мы раскладывали их в стопки. Считая, он ковырялся в носу, пряча в бороду выуженные в ходе исследований материалы. Потом звонил своему другу-журналисту.

— Привет, это Волчино. Да. Сегодня я заполнил шестьсот анкет на получение вида на жительство. Сейчас раскладываю их по алфавиту. Да. Можешь приехать сфотографировать меня для газеты завтра утром…

Он явно собирался снова баллотироваться.

Я покидал СОБАК в состоянии психоза. Я слышал, как в голове у меня отскакивают друг от друга тысячи арабских, сенегальских, филиппинских имен, переплетаясь с бесчисленными "число-месяц-год рождения" и бесконечными номерами паспортов.

Шатался по городу, сворачивая наудачу, без всякой цели, как всегда. Не видел больше ни Энцу, ни Чиччо. Старался не оказываться в районе университета, чтобы не напороться случайно на Беатриче. Разглядывал витрины магазинов, где продавцы шевелились как животные в клетках загорелые, хорошо одетые, улыбающиеся, но животные, животные в клетках, полные дикого желания быть где угодно, только не здесь — улыбаться недоумкам-покупателям, добрый день, синьора, что желаете, синьора, вам очень идет, синьора, спасибо, синьора, до свидания, синьора, пошла в жопу, синьора, позвольте приколотить вас к полу и сжечь заживо, синьора. Эти визиты в зоопарк немного меня развлекали. Но на каждом углу я обязательно наталкивался на бродячего продавца платков, губок, прочей чепухи. Возможно, всего лишь час назад я заполнял его анкету… Он преследовал меня, преследовал несколько грошей, которые сможет послать в Алжир оставшимся детям, пожалуйста, синьор, пожалуйста, зажигалка, тысяча лир, пожалуйста, и моя голова поворачивалась, чтобы заполниться Мохаммедом Аль Каримом Аль Идрисом, родился 20 июля 1962 года в Касабланке, каким было 20 июля 1962 года в Касабланке? Плакала ли его мать после родов от счастья либо от горя? Дул ли ветер той ночью в Касабланке?

Пока мы с Паскуале заполняли одну анкету за другой, нам сообщили, что имеется возможность попасть на курсы машинописи с последующим трудоустройством в городской администрации. Если мы пройдем конкурс, нам предстоит годами отстукивать на машинках всякую фигню, восемь часов в день, с понедельника по пятницу. Конечно, это спокойная работа. В госучереждениях не бывает неожиданных увольнений и черной кассы. Единственная опасность состоит в том, что однажды утром ты начнешь выводить собственное имя на побелке.

Я откладывал всю неделю. Наконец решился участвовать в конкурсе. Окончание моей службы приближалось. Мне недолго еще оставалось пользоваться щедрым довольствием отказника по убеждению.

Неожиданно отношение Паскуале к работе вообще и к Волчино в частности совершено переменилось. Однажды в пятницу, в пять часов, когда мы уже собирались уходить, в офис вошел Волчино. Под мышкой у него были заполненные за всю прошедшую неделю анкеты. Огромная, увесистая пачка. Наверное, двести или триста листов, исписанных с обеих сторон.

— Ребята, — сказал он, — учтите: в понедельник к полудню у меня должно быть по пять копий каждого экземпляра.

Я готов был расхохотаться ему в лицо, но Паскуале меня опередил.

— НЕТ! Я САМ! Я СНИМУ ЭТИ КОПИИ ПРЯМО СЕЙЧАС! — закричал он, расстегивая куртку.

Мы с Волчино с ужасом на него уставились. Паскуале судорожно схватил пачку.

— Я ОБ ЭТОМ ПОЗАБОЧУСЬ! В ПОНЕДЕЛЬНИК МЫ СМОЖЕМ РАБОТАТЬ ДАЛЬШЕ!

День письменного экзамена для зачисления на курсы машинописи всё приближался и приближался и вот-вот должен был наступить…

Каждое утро Паскуале приходил на работу заранее — так, чтобы хватило времени вытереть стол шефа и приготовить ему хороший кофе… Каждый вечер он оставался на сверхурочные часы, чтобы оказаться впереди всех с работой завтрашнего дня…

Выглядело это так, словно Волчино выбил, наконец, ставку секретарши, в которой на самом деле ему отказывали годами. Правда, у Паскуале была длинная борода и он никогда не ходил в мини-юбке и на каблуках. Но часто приносил с собой на работу загадочные маленькие пакетики. Я обратил внимание, что вечером их уносил Волчино. Однажды, пока Паскуале был в туалете, мне удалось открыть один. Я постарался не надорвать бумагу и не встряхнуть содержимое. Это оказались компьютерные дискеты. На первой из них было написано: АРХИВ АНКЕТ НА ПОЛУЧЕНИЕ ВИДА НА ЖИТЕЛЬСТВО С БУКВЫ «Л» ПО БУКВУ «Н». ОРИГИНАЛ. На второй я прочитал: