Не стану взрослой

Он решил сказать правду:

— Абсолютно нигде.

— А откуда у тебя эти деньги?

— Выиграл, как и айпод.

— Правда? — удивилась Элла. — Где?

— Хе! Так я тебе и сказал! Секрет. А то все побегут выигрывать.

— Ты выиграл тысячу долларов? Круто!

— На самом деле гораздо больше, Эллочка. Но признайся: тебе же на самом деле плевать, сколько у меня денег? Ты же не из тех, кто ведется на бабки.

— Угу, — сказала она.

— А почему же ты написала мне?

Она пожала плечами. Наступила какая-то нехорошая пауза.

Элла смотрела куда-то в сторону, будто бы потеряв интерес к Максиму.

— Подожди здесь, я схожу, принесу еще мороженого, — попросил он.

А вот теперь момент истины. Одно из двух: когда он вернется, она либо будет здесь, либо исчезнет навсегда.

Она сказала:

— Не надо. Не уходи.

Хотела произнести что-то еще, но не смогла, оказавшись во власти тех самых пьянящих секунд.

Для Максима самым сладким в отношениях с каждой новой девушкой был не секс, и даже не первый поцелуй, а несколько секунд перед первым поцелуем. Когда уже ясно, что он сейчас произойдет, — но еще не произошел. А может и не произойти, если кто-то в последний момент остановится и свидание закончится как обычная дружеская встреча. Невероятные мгновения. Тишина, легкое оцепенение, прилив адреналина, холодок, сближение губ, словно бы нечаянное… Потом губы смыкаются на минуту или дольше, по телу растекается чувство тепла и эйфории. Дальше участники любовной игры ненадолго отрываются друг от дружки, чтобы занять более удобное положение и прочнее слиться в единое. Второй поцелуй, третий и так далее — это хорошо, но уже по-другому и не так остро. Спелое яблоко надкушено, первый укус самый сладкий, потом вкус притупляется.

Максим придвинулся к Элле и поцеловал ее в липкие от мороженого губы. Девушка угадала намерения парня и подалась ему навстречу. Большая грудь Эллы приятно уперлась в грудь Максима, вызвав легкую дрожь в его теле.

Целовалась она, кстати, не особенно хорошо. Жадно хватала губы Максима своими большими губами и обсасывала кожу вокруг его рта. Поцелуй не поцелуй, но ощущения вполне ничего. Милая Эллочка, милая…

Услышав шаги, Максим открыл глаза и оторвался от девушки.

Двое «санитаров» шагали прямо к ним, держа свои пики остриями вверх. Несмотря на разницу в комплекции — один поздоровее, второй пожиже, — оба какие-то одинаковые, и не из-за униформы. Скорее, из-за выражения лиц, которое Максим называл «корпоративной надменностью».

Подошли почти вплотную. Максим вопросительно посмотрел в лицо тому, что был покрепче: мол, чего тебе, мил человек?

— Отдыхаете, молодые люди? — свысока осведомился тот.

— Верно подмечено.

Плечистый «санитар» хотел еще что-то спросить с тем же надменно-снисходительным видом, но второй, дохленький, не выдержал и нетерпеливо воскликнул:

— Здесь нельзя мусорить!

— С какого хрена? — Максим сделал вид, что удивился.

— С такого, что запрещено.

— А с какого хрена запрещено? Вы ж все равно все уберете.

— За разбрасывание мусора штраф.

— А где об этом написано? Я что-то не видел никаких табличек, — заметил Максим.

— Нормальный человек и без табличек не будет мусорить! — тощий «санитар» продолжал говорить на повышенных тонах. — А троглодиты платят штраф!

— Да мы вроде и не мусорим.

По логике вещей здесь можно было закончить разговор, но нервный «санитар» не унимался:

— А если бы вы мусорили и мы это увидели, то вы заплатили бы штраф!

— А если бы мы отказались платить штраф? Ты бы проткнул меня своим копьем? — спокойно и очень ядовито поинтересовался Максим.

— Вас бы задержали. До тех пор, пока…

— Что ты сказал? — со смехом оборвал Максим. — Задержали? А кто ты такой, чтобы меня задерживать? Вроде бы у дворников нет такого права.

— Мы не дворники! Мы «санитары города»!

— Да ты че?!

— Все, пойдем, — шепнул первый «санитар», тронув своего разволновавшегося коллегу за плечо. Кивнул парню с девушкой: — Отдыхайте.

— Разрешаешь, да? — хмыкнул Максим.

«Санитары» удалились. Тот, нервный, на ходу обернулся и бросил недовольный взгляд в сторону парочки. Элла в ответ показала ему средний палец.

— Пойдем и мы отсюда, а?

— Что случилось? — она обняла его и положила голову на плечо. — Расстроился?

— Да ну… ненавижу, когда докапываются.

…Банку из-под коктейля и пустые пакетики Элла выкинула под первый же куст, предварительно оглядевшись — нет ли в поле зрения «санитаров».

Борис быстро прошагал мимо Сани, сердито бормоча под нос одно-единственное слово: «Троглодиты… троглодиты…» Может, и еще чего хотел сказать, но не говорил. За матерную ругань у «санитаров» вычитали из зарплаты.

Следом неторопливо шел десятник Никита с неизменной улыбкой на лице.

— Чего это с ним? — спросил Саня, кивнув в сторону Бориса, который вернулся к собиранию мусора, — при этом делал такие резкие выпады, будто не бумажки с земли поднимал, а добивал ненавистного врага.

Улыбка десятника стала чуть шире, еле заметно:

— Мальчик с девочкой отдыхали с пивом, Боря хотел им свою власть показать, а мальчик его слегка осадил. И правильно сделал.

— Почему?

— Боря у нас уже два месяца, но до сих многого не понимает. Импульсивный слишком. У него есть достоинство: он уважает компанию. Может, даже больше, чем я. И есть недостаток: если ты уважаешь компанию, то необязательно орать об этом во все горло. И тем более не надо требовать того же уважения к компании от других людей. Хочешь, чтобы компанию уважали, — делай свою работу. Вот увидишь, Боря у нас долго не продержится.

Десятник Никита завораживал Саню своей манерой говорить, своим исключительно правильным русским языком, тем, что никогда не делал длинных пауз между словами, не использовал сорных «ну», «эммм», «вот», и тем более никогда не ругался. И голос у него был приятный: не строгий, но веский, не громкий, но четкий.

Именно благодаря Никите Саня, работавший всего второй день, не чувствовал себя чужим в бригаде «санитаров» — точнее, в «десятке». Во время каждого перерыва десятник подходил к нему, клал тяжелую руку на плечо, спрашивал: «Все в порядке?», «Есть какие-то вопросы?». Саня сперва пугался такого внимания к своей персоне, но довольно быстро понял, в чем дело. Из всего десятка он был единственным новичком, прочие работали «санитарами» не первый месяц, а некоторые даже не первое лето.

Вчера Никита после работы предложил Сане:

— Я в кофейню. Ты со мной?

— Можно… — нерешительно согласился тот. Гораздо сильнее, чем это неожиданное предложение, его удивила метаморфоза Никиты: вместо желтого комбинезона на нем были безупречно отглаженные черные брюки, белая рубашка с коротким рукавом и даже галстук. В таком виде десятник выглядел так солидно, что сошел бы за личного секретаря какого-нибудь преуспевающего бизнесмена.

— Ну, как тебе у нас? — первым делом спросил он, усевшись за столик в прохладной от кондиционеров кофейне.

— Ну че… нормально.

— Нет, ты скажи как есть.

— Здорово.

— Все устраивает?

— Ну.

— Признайся: еще вчера ты думал, что будешь обычным дворником?

— Ну… да. Есть такая тема.

— Если кто-то скажет тебе, что ты дворник, — поправляй: не дворник, а санитар города, — произнес Никита каким-то особенно значительным голосом. — В чем принципиальная разница? Как ты сам думаешь?

Саня не знал, что ответить.

— Ну, в дворники берут разных стариков и алкашей, потому что больше желающих нет… — начал он.

Десятник рассмеялся:

— Нет, конечно. Но ты на верном пути. Почему нет желающих работать дворниками?

— Мало платят.

— «Санитарам» тоже платят немного, хотя это смотря с чем сравнивать. Принципиальная разница — в том, что в компании «Третья планета» ты можешь прийти к успеху, начав откуда угодно. Хорошо поработал «санитаром», зарекомендовал себя — стал «десятником». — Никита приподнял левую ладонь, держа ее параллельно крышке стола. — Еще поработал — стал координатором. — Он поднял ладонь чуть выше. — Руководишь «санитарами» из кабинета, составляешь план работы на месяц… И так далее. — Он переместил ладонь еще на несколько сантиметров вверх, а потом положил ее обратно на стол. — Всегда есть куда двигаться. Знаешь, что отличает «Третью планету» от всех остальных компаний? Для нас главное не деньги, а люди. Развивается человек — развивается компания.