Любимая противная собака

Слава богу, дом был на месте, никто не украл ни мой любимый диван, ни моего любимого дракончика. В тот же день я протащил Папу вокруг дома, тщательно проверил все метки и оставил повсюду свои подписи — пусть знают, что я тут живу и никуда не делся! Собак было мало — особо привилегированные персоны весь теплый сезон живут на даче, они еще не вернулись, хотя уже начались дожди. Так, моего врага Мули еще не было, не с кем поскандалить. Зато появилось несколько новых песиков. У бабушки из шестого подъезда вместо старины Барсика, который куда-то исчез, появилась пушистая симпатяга с бантиком на челке — хоть девчонка, но не вредная, меня сразу зауважала. Во втором подъезде поселилась крупная псина-девица, чем-то похожая на Санни, только гораздо больше, — оказалось, ее зовут кане корсо. И, наконец, вместе с Лулу, той, что в золоченых ботиночках, стал теперь гулять некий Зазик. Этот пес на собаку мало похож, чуть больше меня, очень лохматый и на тонких лапках-палочках, в общем, что-то шерстяное, гавкающее, и главное, очень скандальное. На моих глазах он вылетел из подъезда и с громким лаем вцепился в штанину проходившего мимо ничего не подозревавшего парня. Потом он попытался швырнуться и на меня, но я вовремя успел заскочить к Папе на ручки. Мама и Художница между собой окрестили это противное создание Швабриком. Действительно, чем-то на швабру похож, особенно до того, как кане корсо ему показала, где раки зимуют — после этого он стал почти лысым. А где раки зимуют, я не знаю, это Мама сказала, когда ее, то есть кане корсу, у меня отбирала. Жалко, конечно, потому что раки — это такие большие креветки, мне один раз дали попробовать, очень вкусно, но больше они в нашем доме не водятся.

С Лулу и Швабриком мне скоро довелось познакомиться поближе, и не скажу, что я был бы от этого в восторге. Дело в том, что их хозяева оказались знакомыми Художницы, и она все чаще стала наведываться в наш дом. Жили эти отвратные шавки, как и мы с родителями, очень высоко, под самой крышей (Мама называет наш этаж двадцать вторым, и думаю, что даже Мурзавецкий не отважился бы выйти с нашего балкона прогуляться, а я так просто глаза закрыл, когда меня к окну поднесли), но только в другом подъезде. В следующий раз, когда Художница пришла ко мне в гости, мы все вместе туда отправились. Лулу и Зазик-Швабрик жили в семье Пошатывающегося Художника. Оказывается, его даже по-человечески звали примерно так же, как я его привык называть: Качалин. Мама и Художница, когда мы на прогулке встретили Пошатывающегося в его обычном состоянии, шутили, что, видно, предки Пошатывающегося, прикладываясь к бутылке, нестойко держались на ногах, от этого и прозвище пошло. А Мама даже замурлыкала песенку:

А Художница подхватила:

Мне понравилось, как они пели, я даже им подвыл.

Жену Пошатывающегося все звали Гала. Мне даже немного стало обидно: у меня есть несколько знакомых, которых зовут Галями, это хорошие, добрые женщины, а эта особа мне не нравилась. Однако из разговора старших я понял, что жена Пошатывающегося — вовсе не Галя, а Гала. На самом деле у нее совсем другое имя, а Галой один великий художник с закрученными кверху усами, Сальвадор Дали, прозвал свою жену и вдохновительницу и на всех картинах ее изображал. Пошатывающийся, когда у него руки не сильно дрожат, тоже пишет свою жену, и у него хорошо получается — она такая страшная, что ее можно испугаться одинаково что в жизни, что на картине. Я-то ее не боюсь, это все Мама и Художница рассуждали. Они смеялись, что и муза бывает не краше черта. По мне, так чем Гала хуже муза Мурза?

А еще Гала — владелица картинной галереи (ГАЛеристка), и ее с Художницей связывают деловые отношения. Чего только не наслушаешься, подслушивая разговоры людей! Гала будет выставлять картины Художницы и их продавать, а деньги отдавать Художнице, так что она сможет покупать для Берты и Санни вкусные косточки. Но, посмотрев критическим взглядом на растрепанного Швабрика, сиявшего расшитым стразами ошейником, который совершенно не шел его лохматости и свирепости, и на наманикюренную и напудренную Лулу, я понял, что если от Галы кому-нибудь и достанется что-то лакомое, то только им. Мне Гала сразу не понравилась, и вовсе не из-за Лулу и Швабрика. Она всегда так воняет, что с ней невозможно ехать в одном лифте. Я начинаю чихать, и Мама чихает тоже. Мама говорит, что она любит хорошие французские духи, но не тогда, когда на себя выливают целый флакон. По-моему, любые духи — всегда гадость, но кто меня слушает? Так вот, Гала приглашала меня в гости вместе с Мамой, она сюсюкала надо мной, но я чувствовал, что она меня не любит. Не спрашивайте — как, но я всегда знаю, кто меня любит, а кто нет. А эта Гала только делала вид, что она нам рада — то есть мне, Маме и Художнице. На самом деле она терпела нас, потому что мы ей были нужны, для чего, я тогда не понял, но мы были нужны ей больше, чем она нам.

Гала сюсюкала и над своими собаченциями, тискала их и таскала, но я думаю, что она их любит примерно так же, как я свои игрушки. Уф, никогда столько не философствовал, я же не кот какой-нибудь, но иногда очень трудно объяснить людям то, что любой нормальной собаке понятно даже не с первого взгляда, а с первого нюха. Впрочем, вскоре выяснилось, что хозяйка этих противных тварей — вовсе не Гала, а ее и Пошатывающегося взрослая дочь. Я эту девицу несколько раз видел и до нашего знакомства, она приезжала в наш дом на большой машинке, больше, чем наша, джип называется. На ней всегда высокие сапоги и очень короткая юбка. Бабушка как-то раз, увидев ее, окрестила Голенастой, и теперь все мои родные, смеясь, так ее называют. Так вот Голенастая, оказывается, жила в совсем другом доме вместе с мужем, но теперь с ним развелась. Развелась уже давно, но к родителям не переезжала, только переселила Лулу, потому что у нее была «великая битва за квартиру». Пока она воевала, ей нужен был при себе Зазик, потому что он постоянно кусал бывшего мужа и вообще не давал ему никакого житья. Так вот, квартиру она отвоевала (почему она? Это Зазик-Швабрик сделал — всегда надо признавать заслуги, даже такого, как он), а сейчас переселилась к родителям, потому что после военных действий и бомбежек необходим был ремонт.

И вообще, зачем биться за квартиру, если у Пошатывающегося и Галы такая большая территория, что, кроме трех людей и двух мелочовок, здесь спокойно бы разместилось еще с десяток нормальных собак? У них очень много комнат (пять — столько я насчитал), а еще лестница, которая ведет наверх, и там еще одна большая комната со скошенным потолком.

— Наверху у нас студия, муж там работает, — объяснила Гала гостьям, когда поила их кофе. — Мы выкупили у кооператива участок чердака над нами, там даже окошко есть, света вполне хватает.

Конечно, как только я оказался в этой квартире, тут же стал все обследовать, несмотря на тявканье и визги владельцев (четвероногих, я имею в виду). Взобравшись на лестницу, я начал чихать — пахло этим жутким разбавителем № 1, скипидаром и еще какой-то дрянью. Там, наверху, была еще одна дверца, я попробовал ее открыть, но тут сзади ко мне подбежала запыхавшаяся Гала, схватила меня на руки, при этом больно ущипнув, и завопила: «Нельзя!» Я залаял во всю глотку и даже попытался ее слегка прикусить, потому что от Галы исходил сильнейший запах страха. По счастью, меня сразу же перехватила Мама и стала успокаивать. Впрочем, я бы Галу не съел, только попугал бы да заодно и ее шавок. Лулу валялась в обмороке, а Зазик-Швабрик тоже загавкал, но при этом выглядывал из-за ног хозяина, так что виден был только кончик носа.