Синдром Клинтона. Моральный ущерб

тельства и отпускной ценой готовящихся к сдаче квартир. Это его доля в деле. Куртеев прикинул — получилось что-то около одного миллиона, если за стартовый капитал взять пять. Двадцать процентов.

Теперь Пятько. Он принимал господдержку от государства, понятно, что не за красивые глаза, и заставлял работать деньги в компании Лукашова. На выходе у него получалось сто процентов прибыли. Но Пятько работал не один. Нужно было делиться с тем, кто лоббировал его интересы в мэрии, мире кинематографа, надзирающими органами, контрольными комиссиями и прочими. Так что в кармане Олега Иосифовича оставались все те же двадцать процентов.

Остался Истасов. И его долю посчитать было проще простого. Такие люди — сводня, работают от десяти процентов. Истасов хоть и живет со шлюхами, но считать умеет. Он не вошел бы в дело, не выяснив размер участвующих в операции средств. Быстро посчитав, он нашел, что десять процентов от сумм сделок — в самый раз. Сегодня речь идет о трех миллионах евро. Это значит, что его доля составила триста тысяч. Пятько собирался поиметь больше, Лукашов — столько же, сколько и Пятько, но его доля не входит в трешку евро. Лукашов имеет на том, что Пятько, по сути, финансирует его строительство. Куртеев быстро прикинул, и у него вышло, что президент «Региона» после финансирования каждой из картин Пятько имеет чистой прибыли почти шестьсот тысяч. Черт возьми, это как раз двадцать процентов, подумал Куртеев, в очередной раз поразившись тому, насколько сложен и многогранен механизм русского крупного бизнеса. Если выражаться фигурально, то, по сути, русский кинематограф финансирует строительство Лукашова.

И теперь эти трое концессионеров разбежались в разные стороны. Разговор при этом идет уже не о деньгах — об чем речь, френды, шестьсот тысяч — деньги, что ли? — разговор о свободе. Об осознанной необходимости, о форме существования живого организма, воспетой Пушкиным и Лермонтовым. Подозревая непроходимую тупость партнеров по бизнесу, каждый из них теперь старается выбраться из трясины самостоятельно.

… — Я не знаю, где Вика, — разобрал в череде бесконечного потока болтовни Тихон. Видимо, Истасова интересовало то же, что и всех.

— Посидите-ка здесь, — подумав, сказал Истасов и дал знак остановиться. Все, за исключением одного молчаливого молодого человека, вышли из микроавтобуса, и наступила тишина.

Толстые стены машины не позволяли слышать то, о чем говорилось снаружи, но Куртеев чувствовал близкое присутствие людей, угрожавших им неприятностями.

Все правильно. Они — самые близкие люди сбежавшего заместителя финдепартамента «Региона». Быть того не может, чтобы им было неизвестно, где девушка. Но Истасова, как и Пятько, как и Лукашова, сбивало с толку одно и то же: следуя к Вике, Куртеев и Берг совершали те же ошибки, что и они.

«У них произошел какой-то сбой, — пользуясь минутой заминки, подумал Тихон. — В исчезновении Вики виновны они, вне всяких сомнений. Но потом произошла ошибка. Видимо, Вика вышла из-под контроля и скрылась