Осажденная крепость

Меня встретили улыбающиеся лица соседей по комнате. «Ну, как прогулялась?» — спросили они таким тоном, будто я выходила пройтись вокруг дома. Где им, сидевшим в светлом помещении, было представить иной, темный мир за его стенами!

Весной 1971 года произошло «большое переселение» — «школа кадров» Отделения общественных наук из Сисяня переехала в Минган и разместилась в казармах одного из армейских полков. Изменились и задачи школы — вместо трудовой деятельности главной стала учеба (видимо, имелось в виду учить нас вести классовую борьбу).

Одним из видов учебы считался просмотр кинокартин. Ходить в кино было так же обязательно, как и на классные занятия (один Чжуншу получил освобождение из-за плохого зрения). В отведенные для сеансов вечера мы после ужина забирали раскладные стулья и поротно строем шли на плац, где каждой роте был отведен определенный участок. После дождя приходилось ставить стулья прямо в лужи, а с наступлением жары нас стали одолевать полчища комаров. Правда, по этому предмету нам не нужно было сдавать экзамен, так что я нередко закрывала глаза и дремала. Следует, однако, учесть, что нам показывали все те же несколько фильмов, поэтому всегда оставалась возможность досмотреть пропущенные части на следующих показах. За просмотрами следовали обсуждения, но, поскольку в нашей комнате жило тридцать человек, всегда находились желающие поговорить. Я могла помалкивать, не обнаруживая пробелы в своих познаниях.

Однажды после сеанса мы строем возвращались в казармы. Я шла, задумавшись о чем-то, и видела лишь пятки идущих впереди. Вдруг я словно бы очнулась и увидела себя стоящей в коридоре какой-то незнакомой казармы. Я выбежала на улицу, но из маршировавших рядом со мной почти никого не осталось, на мои расспросы никто толком ответить не мог. Моментально все разошлись по своим комнатам, и я осталась одна, как на чужбине, не имея понятия, где искать свою казарму.

Я взглянула на небосвод. Все знакомые мне созвездия находились на непривычных местах, так что определить направление мне не удалось. Все же я почувствовала, что нахожусь где-то вдали от места ночлега. Территория военного городка была очень большой, казармы совершенно одинаковой постройки тянулись ряд за рядом. Их соединяла запутанная сеть дорожек. Сейчас окна светились огнями, но я подумала, что, пока буду обходить казармы одну за другой, дадут сигнал отбоя и мне придется еще труднее. Оставался один способ: отыскать мощенную булыжником дорогу, неподалеку от которой, как я помнила, располагались и плац и моя казарма. Так будет, быть может, и дальше, но зато надежнее и удобнее. Да и найти дорогу казалось нетрудным: она на южной стороне, значит, надо повернуться спиной к Полярной звезде и идти прямо.

Боясь опоздать к отбою, я шла, не придерживаясь дорожек, и неожиданно очутилась на гарнизонном огороде. Он мало чем напоминал наш огород в Сисяне. Земля здесь была плодородная и овощи росли так густо, что нельзя было различить грядки. Мне было известно, что между грядками здесь располагались глубокие колодцы для хранения естественных удобрений. Не так давно, также возвращаясь с сеанса, в такой колодец угодил один из курсантов и потом долго отмывался холодной водой в нашей «туалетной комнате». Дрожа от холода, он потихоньку пробрался на свое место, стараясь не привлекать внимания. Но мне нечего было опасаться холодного купания — я сама ни за что бы не выбралась, а крики мои вряд ли бы кто услышал.

Поскольку мы здесь ходили строем, мне не нужен был фонарик, и я забыла сменить батарейку. Теперь он еле светил, я даже не могла разглядеть, какие овощи росли вокруг. Я вспомнила было, как Чжу Бацзе [178] перебирался через ледяное поле с трещинами, держа наперевес коромысло. Вместо коромысла я могла использовать раскладной стул, держа его поперек. Однако если бы он и задержал мое падение, то ненадолго, а рассчитывать на скорую выручку не приходилось. Я отогнала от себя тревожные мысли и стала со всей осторожностью пробираться вперед, отодвигая ногами листья и подсвечивая фонарем. Наконец грядки кончились, но за дорожкой меня ждал следующий огород. Я шла и шла, как в беспокойном сне, когда все время что-то мешает добраться до цели.

Слава богу, направление было взято мною верно. Огороды кончились, и я, минуя склад с угольной крошкой, через груды камней и заросли травы выбралась-таки на мощеную дорогу. Я устремилась вперед, переходя с быстрого шага на бег, и еле дыша вбежала в свою казарму. Свет в комнатах еще горел — последние соседи заканчивали вечерний туалет. Значит, я блуждала по огородам не более двадцати минут, а показалось, что так долго… Я сделала вид, будто иду из уборной, и никто не заметил, что я потеряла свое место в строю. Интересно, через какое время нашли бы меня, упади я в колодец с удобрениями? Теперь, лежа на своей прочной, хотя жесткой и узкой постели, я испытывала чувство безопасности и покоя.

Один из моих коллег, года на два моложе меня, во время киносеанса почувствовал себя плохо. Едва зажгли свет, он упал и перестал двигаться. Врачебная помощь запоздала, и он умер от инсульта. После этого пожилым разрешили не посещать кино. Я подумала: «А если в тот вечер, попав в чужую казарму, я стала бы громко взывать о помощи, нас пораньше освободили бы от обязательного кино? Или меня стали бы прорабатывать как нарушительницу дисциплины?»

Рассказанные мною случаи вроде бы не представляют собой ничего особенного, да и закончились они благополучно, но при менее благоприятном стечении обстоятельств исход был бы совсем иной.

6. ЛОЖНЫЕ СВЕДЕНИЯ. РАССКАЗ О МЕЧТАНИЯХ

Когда я снимала угол в деревне Янцунь, хозяйская кошка сыграла со мной злую шутку. По вечерам мы зажигали масляный светильник, висевший на стене возле двери. Моя кровать стояла в дальнем, самом темном углу. Однажды вечером, после того как мы с соседями по комнате совершили возле колодца вечерний туалет, я вернулась и вдруг обнаружила на своей кровати два темных предмета. У меня хватило сообразительности не трогать ничего руками, а сначала зажечь ручной фонарик. Один предмет оказался окровавленной мертвой крысой с распоротым животом, рядом валялись ее розовые внутренности. Никто из нас не решился притронуться к останкам. Пришлось осторожно убрать подушку и одеяло, потом взять простыню за четыре угла и вытряхнуть содержимое за ограду — туда, где складывали органические удобрения. На следующее утро я спозаранку занялась стиркой простыни. Ведро за ведром я подносила воду из колодца, оттирала пятна, полоскала, сушила и снова полоскала, но кровавые следы не исчезали.

Я пожаловалась на свои неприятности Чжуншу — мол, кошка «угостила» меня дохлой крысой. В ответ раздались успокоительные слова: «Наверное, ты скоро расстанешься с этими местами. Ведь раз труп крысы и внутренности лежали отдельно, значит, предстоит «отделение», отъезд. А слова «крыса» и «место» в южном произношении звучат очень похоже — стало быть, речь об отъезде из этих мест». Но словесные ухищрения, заимствованные у специалистов по толкованию снов, не могли придать мне бодрости.

И все-таки в конце года Чжуншу принес мне на огород нежданную весть. Часто бывая на почте, он помогал тамошним работникам читать неразборчивые надписи на конвертах, разыскивать малоизвестные географические пункты. За это его ценили и нередко потчевали чаем. Вообще-то в тех местах «чаем» называли обычный кипяток, но ему давали настоящий настой чайных листьев. И вот почтовый работник по секрету рассказал ему, что из Пекина в адрес руководства «школы кадров» Отделения общественных наук пришла телеграмма, предлагающая возвратить в столицу группу «престарелых, ослабленных и больных». В списке «престарелых и ослабленных» есть и его, Чжуншу, имя.

Я была вне себя от радости. Ведь если муж вернется в Пекин и станет жить вместе с нашей дочерью Аюань, у меня будет спокойно на душе. Кроме того, я смогу раз в год навещать родных (если и муж и жена находились в «школе кадров», они такого права не имели).