Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель

— Что же мы скажем твоей матери?

— Например, что я не могла оставаться в Париже, потому что мне стыдно перед знакомыми.

— Будь спокойна, она тут же примчится сюда.

— Попробуем уговорить пожить какое-то время в Сент-Трофиме. Мне же лучше остаться у тебя. Здесь воздух чище, чем на побережье.

У нее был готов ответ на все вопросы.

— Тебе хочется иметь ребенка?

— Очень. И чем раньше, тем лучше. Пока я молодая. — Она провела рукой по животу. — Ребенок уже здесь. Дело сделано, и мне больше не придется возвращаться к этому вопросу.

Я как-то не подумал об этом. В самом деле, ребенок уже существовал, хотя на первый взгляд ничего не было заметно. Тут я вспомнил, как тяжело переносила беременность Рената. И от других женщин я тоже наслышался немало жутких историй. Рената навсегда внушила мне отвращение к пополнению рода человеческого. Я больше не смотрел на Эстеллу сквозь розовые очки. Я видел дочь в разные моменты ее жизни: это была и малышка Жизель на смотровой площадке собора Парижской Богоматери вместе со своей красноперой птичкой; и жеманная девчонка в платьице, застегнутом на множество пуговок; и взрослая Изабель — королева пляжа с транзистором в руке; и влюбленная в отца девица, подарившая ему месяц счастья, и голая нимфа в зарослях кустарника; и вот теперь я видел перед собой готовившуюся стать матерью Эстеллу. Мне показалось, что на ее лице не осталось и следа от золотистого загара, а, напротив, оно приобрело сероватый оттенок. Неужели она безобразно растолстеет и ее живот будет далеко выдаваться вперед? И наступит день, когда она, без всякого стеснения, обнажит прилюдно набухшие груди, чтобы покормить своего младенца? Нет, это невозможно. Так могло быть только во времена моей молодости. Теперь женщины ведут себя по-другому. Я заметил, что при всей моей любви к детям, мне хотелось бы видеть их уже взрослыми. Пусть простят меня читатели, но мне так и не удалось увидеть хоть какую-то отдаленную связь между половым актом и весьма пагубными его последствиями. Все, что происходит после, выходит за рамки моего понимания. Лучше подальше гнать от себя подобные мысли.

Кроме того, своим скоропалительным решением Эстелла перевела меня из поколения отцов в поколение дедушек. Некоторые проблемы, еще недавно волновавшие меня, потеряли тут же свою актуальность. Кто был отцом Эстеллы? Я? Или кто-то другой? Мне уже было все равно. Возможно, ее ребенок будет похож на меня, но не это главное. Своим появлением на свет ребенок путает все мои карты. И если родится девочка, то у меня впереди еще есть достаточно времени, чтобы моя голова пошла кругом точно так же, как это случилось со мной из-за ее матери. Нет, я не оговорился: речь идет не о дочери, а о матери. И годам к шестидесяти у меня есть все шансы вновь увлечься несбыточной мечтой.

Я повернулся к Иви:

— А что по этому поводу думаешь ты?

— Думаю, что Эстелле хватило мужества принять правильное решение. Мы будем помогать ей.

Что такое она говорит? Кто это будет помогать ей? Я пристально посмотрел на Иви. Она тоже сильно изменилась. Передо мной была уже не беззаботная девчонка-мотылек. В ней чувствовалась уверенность человека, на помощь которого можно рассчитывать. И все же моя Иви не утратила обаяния юности. Она тоже внесла свою лепту в разрушение моих воздушных замков. Я ощущал себя путешественником, отплывшим на паруснике из Сент-Трофима на Таити, который после четырех месяцев плавания в открытом море при штормовой погоде обнаружил, что вместо райских берегов перед ним Сент-Рафаэль, хотя для него все могло закончиться и гораздо хуже. Мои мысли приняли совсем другой оборот. Мне уже хотелось познакомиться с матерью Маривонны. Какой должна быть женщина, делающая счастливым своего супруга? Вот и я наконец-то обрел свое счастье!

Иви и Эстелла сидели, обнявшись, на краю кровати. Казалось, что они уже качают на коленях младенца.

— Ладно, я пошел. Собирается дождь. Хочу немного пройтись под дождем.

Облачившись в старый дождевик я направился к лесной опушке.

Паломничество к святым для меня местам растянулось почти до следующей осени. Иви часто заходила ко мне еще до завтрака. Она держала за ручки корзинку-колыбель, где мирно посапывала Изабель. Иви опускала свою ношу и присаживалась рядом со мной. Затем она приподнимала тонкую муслиновую занавеску, чтобы открыть личико ребенка.

— Ты видел когда-нибудь такое прелестное дитя?

— Конечно нет.

— Она никогда не плачет. Скажи, а ее мать была такой же в ее возрасте?

— Откуда мне знать? Я пропустил ее детство.

Теперь уже зима. Иви слегка заскучала, потому что Изабель в это время года живет у бабушки в Сент-Трофиме. „Вот, посмотри, — сказала она, протягивая почтовую открытку, — весточка от Эстеллы“. Я взглянул на открытку, затем на марку. Боже мой! Афганистан! Всего несколько строк, состоящих из приветствий и поцелуев. Вот уже пять месяцев, как Эстелла колесит по свету с одним итальянским врачом.

— Как ты думаешь, он женится на ней? — спросила Иви.

Я пожал плечами.

А хочет ли этого Эстелла? Что она ждет от жизни? Мне не узнать никогда. Я всего лишь ее отец».