Шизофрения

Жалобное кошачье мяуканье у забора показалось слуховой галлюцинацией, как и сама соседская кошка, та самая, которая регулярно забредала на участок только для того, чтобы довести Тяпу до исступления, а потом ускользнуть между прутьями забора, дабы понаблюдать протаранит он забор или нет. И вот теперь это пушистое существо, хранящее в себе море драгоценного тепла, смотрело на нее совершенно обалделыми, округлившимися глазами, видимо, пытаясь понять, почему вместо Тяпы по участку бегает его хозяйка.

— К-кис-кис-кис, — позвала Александра, сразу вспомнив свое недавнее «кис-кис-кис» в Парижском подземелье и французскую кошку-спасительницу и Николя, искренне благодарившего богиню Басэт.

Русская кошка, в отличие от своей парижской соплеменницы, на призывы не реагировала и смотрела недоверчиво. Встав на четвереньки, чтобы сойти за свою, Александра начала покрадываться к носительнице теплого меха. — К-кис-кис-кис…

— М-р-р, — вдруг ответила кошка и доверчиво пошла навстречу.

Теплый пушистый комочек, прижатый к груди, подарил надежду на выживание. Кошка даже не пыталась вырываться. Сразу поняла, что бесполезно. Только смотрела сочувственно раскосыми желтыми глазами. Тяпа же, через дверь унюхав, что произошло коварное проникновение противника на охраняемую территорию, с новой силой забился в дверь, залившись возмущенным лаем…

Звонок мобильника был как никогда кстати.

— Ну, как ты? — голос Онуфриенко звучал встревожено. — Бегаешь? Я уже близко!

— Б-бег-гаю, — соврала она, — и… и… в-вну-ну-шаю с-себе-бе, что не заб-б-болею, — с трудом проговорила замерзшими губами.

— Господи! — возмутился Онуфриенко. — Чему вас в институте учили? Кто же внушением занимается, употребляя частицу «НЕ»? Повторяй: «Мне тепло, мне очень тепло, мне жарко! — потребовал он. — И ноги снегом растирай.

— М-м-не т-т-епло, м-м-м-не о-ч-ч-ень т-тепло, — начала повторять Александра.

— Вот так! Умница! Держись! Я уже в поселок въезжаю! — почти прокричал он…

Свет фар на дороге перед домом, звук мотора, скрип снега под колесами…

«Спасена», — поняла она, с трудом передвигая ноги в сторону калитки.

— Ты чего тут, готовилась в мультфильме Снежную Королеву сыграть?— почти весело спросил Онуфриенко, подбегая к ней, но, увидев кошку, расплылся в умильной улыбке и даже хотел засунуть руку в карман за угощением, однако, взглянув на спасаемую, решил не терять времени и больше не шутить, подхватил ту на руки и понес к машине.

Освобожденная кошка сиганула в сторону. Александра упала на заднее сиденье и провалилась в спасительное тепло…

— Досточтимый Магистр, Астролог с компанией собираются сделать это в марте в Египте в день весеннего солнцестояния в каких-то «Светочах».

— Где это?

— Можно предположить, что они имеют в виду Великую пирамиду.

— Следите за ситуацией. Удалось ли найти графа и эту, как ее там, помощницу?

— Клариссу.

— Да-да, Клариссу.

— Пока нет. Но есть информация, что они где-то на Тибете.

— Вот именно — где-то. Тибет — это не квартира и даже не Париж. Подключите наших китайских друзей. Что со статуей, которую сделал граф? Удалось ее забрать?

— В доме, по-прежнему, круглосуточная полицейская охрана.

— А русская мадам доктор?

— Она в Москве, но сменила телефон. На ее имя номер вообще не зарегистрирован. На работе и в квартире у матери не появляется. Говорят, она в отпуске. А главный врач — ее приятель — где-то на горных лыжах катается.

— Может быть, у нее есть еще жилье?

— Может и есть, но нигде не зарегистрировано. Наши друзья говорят, что у них там сейчас «дачная амнистия».

— Что это означает?

— Это означает, что нет единого полного реестра загородной собственности и земельного кадастра, а в рамках «амнистии» зарегистрировали собственность процентов десять-пятнадцать граждан.

— И когда процесс завершится?

— С их бюрократическими проволочками в лучшем случае через десяток лет.

— А что, в России у нас нет друзей в силовых структурах?

— Есть. Но у них много чего поменялось. Деньги их больше не интересуют.

— Как забавно! И что же тогда их интересует?

— Только власть.

— Хм, может и нам пора в Россию перебраться?

Толстое ватное одеяло не согревало. Линялая байковая пижама, потерявшую форму и окраску в борьбе за долгожительство — тоже. Александра лежала, свернувшись калачиком, силясь унять крупную дрожь в теле и неприличное клацанье зубов, которые, движимые руками невидимого барабанщика, выбивали дробь, отказываясь замирать и при открытом, и при закрытом положении рта. Она слышала, что в ванной льется вода, а на кухне гремят кастрюли, в которых, наверное, Сашечка опять будет варить перловку.

«Ну, и пусть, — думала она равнодушно, отпустив мысли гулять по комнате. — Лучше умереть от каши, чем от холода». Прикрыла глаза. Почувствовала прикосновение к ступням ног, но глаза открывать не стала.

— Здесь не больно? — услышала голос Онуфриенко.

Покачала головой.

— А прикосновение почувствовала?

Кивнула.

— Это хорошо. Может, выживешь, — с нарочитым оптимизмом в голосе сказал он.

Александра пожала плечами и снова затряслась от прокатившейся по телу волны озноба.

— На пол ложись!

Край одеяла отлетел в сторону.

— Зачем это? — попыталась возразить она, снова натягивая на себя одеяло, но повернув голову, обнаружила на ковре рядом с кроватью уже расстеленный шерстяной плед.

— Да ладно, ложись, говорю! Я массаж сделаю, — Онуфриенко начал энергично растирать ладони.

Александра помотала головой и запахнула пижаму на груди.

— Нужна ты мне больно! — Сашечка состроил пренебрежительную мину.

Она хотела возмутиться, но не смогла, потому что снова заклацали зубы.

— Ладно, пижаму можешь не снимать, — сжалился он.

Со вздохом она опустилась на пол, легла на живот, но глаза закрывать не стала, а повернув голову, наблюдала как Сашечка зажигает ароматические палочки и ставит по две в ноги и в изголовье. Тоненькие струйки дымящегося серпантина приятно защекотали нос.

— Ну, значится, начали, — услышала его голос и почувствовала, что пижаму с нее все же снимают, а потом щедро поливают спину маслом и втирают в кожу… Закрыла глаза…

— Сейчас, моя хорошая, сейчас согреешься, — слышала как приговаривает Онуфриенко, выгоняя из ее тела озноб и холод, на смену которым пришло легкое покалывание и отрешенность, которые уносили еще не оттаявший мозг в мир спокойствия и безразличия…

В полузабытьи почувствовала, что в рот ей вливают напиток, похожий на чай с молоком и… солью? Хотела было сказать что-нибудь про гадость, которой он вечно ее пичкает, но провалилась в расслабленное небытие…

…Неважно выглядишь, детка! — Бэс, расположившийся на краю кровати, непринужденно закинул ногу на ногу. — Однако ж замечу, что отогреваться лучше на солнце. Свет полуденного Ра — лучшее средство от холода! — сказал он проникновенным голосом рекламного агента. — И вообще, не понимаю, какой идиот придумал селиться в местах, где нет моря и так холодно? — он зябко поежился и потер плечи. — У нас возле Нила урожай четыре раза в год, а у вас? Лето — три месяца! Из снега — не вылезаете! В валенках ходите! Лес на дрова изводите! Дикость какая-то, честное слово!

— Мы дровами печки давно не топим, — возразила она. — У нас и печек-то почти нигде нет. У нас — газ и электричество.

— А ты в глубинке вашей давно была? — состроил он уморительную рожицу. — Там слова газ и электричество — как заклинания безымянным богам произносят.

— У этих богов имена есть, — возразила Александра. — И их все знают.

— Богов не только знать, но и поклоняться им надо, — наставительно сказал Бэс. — Жертвоприношения делать, чтобы задобрить. Я вот, например, конфетки люблю и молочко, а лучше — сливки, — глянул искоса, проверяя, поняла ли намек.