а, так вот и текём тут себе, да (СИ)

Первый выход в свет в компании друзей не слишком-то меня потешил.

Мы собрались у Влади, я на радостях забил косяк, но они затянулись всего по паре раз – из вежливости.

Оттуда мы направились в Лунатик, где «Шпицы» играли в парке и по пути, возле Шестого магазина, Владя пукнул на зажжённую спичку, что Чепа поднёс ему сзади. Испускаемый аммиак пыхнул голубым пуком пламени.

Меня это не слишком восхитило. В стройбате мне доводилось и не такое видеть и я не хотел напоминаний.

Вобщем, мой способ тащиться оказался им не в кайф, так же как и мне – ихний.

Мы остались друзьями, но в дальнейшей жизни текли, в основном, раздельными струями.

Взятого в библиотеке Клуба капитана Блада я не смог прочесть и до половины – дребедень. А когда-то ведь был у меня настольной книгой.

– Что это ты там в газете на шкафу держишь?– спросила Ольга.

– Гандон с усиками. Показать?

– Нет!

Наверняка ведь, прежде чем спросить, заглянула и видела, что там дрянь.

Или я её переоценил?

Она представила меня незнаемой части течения – своему сотруднику с кирпичного, что встретился нам возле Первого магазина.

Мужик лет за тридцать. Он назвал своё имя, я – своё и мы тут же забыли услышанное.

Улыбка мне его не понравилась – слишком стёршиеся дёсны обнажили зубы чуть не до корней. К тому же натянутая она у него какая-то; сразу видно и встреча, и знакомство ему не в жилу.

Лучше б мы и не подходили.

А по ту сторону Путепровода, возле Пятого магазина, уже не мы, а к нам подошёл полузнакомый Халимоненко, по кличке Халимон.

Он потребовал от Ольги отдельного разговора.

Она попросила меня подождать и отошла вместе с ним метра на три, на том же длинном двуступенчатом крыльце перед магазином.

До меня доносились обрывки слов «участковый», «мало не будет».

Неприятно стоять так вот отодвинутым в сторонку, но ведь меня так попросили.

( … ещё одна моя ненужная черта – бездумно исполнять о чём попросят и начинать думать, когда уже поздно…)

Их разговор закончился и она вернулась ко мне в сопровождении его хозяйского «смотри!» вдогонку.

Ольга объяснила, что у Халимона из сарая пытались увести мотоцикл и он, по недоразумению, решил будто и она причастна.

( … мифы бывают разные – полезные, как мифы Древней Греции, и бесполезные, как тот, будто служба в армии превращает юношей в мужчин.

Брехня! Будь оно так, я бы сказал Халимону:

– Это моя женщина – со мной говори!

Не то, чтобы я его боялся, просто мне тогда и в голову не пришло так сказать.

Армия не сделала из меня мужчину…)

 Ольга предложила пойти в субботу в Парк КПВРЗ, где играла танцы группа «Песнедары» из Бахмача.

От Конотопа до райцентра Бахмач полчаса езды электричкой в киевском направлении. Что за группа может быть из такого захолустья?

Но Ольга сказала, что играют они хорошо и что она меня там познакомит с Лялькой, он же Валентин Батрак, брат Вити Батрака, он же Раб.

«Песнедары» звучали очень даже неплохо благодаря их клавишнику – длинному парню в причёске как у Анжелы Дэвис.

Они пели «Smoke on the Water» группы «Deep Purple» и «Mexico» группы «Чикаго».

Потом с Мира подъехал Лялька и Ольга представила нас.

Высокий тощий, в причёске из длинных чуть взбитых волос и такая же светлая бородка а-ля́ кардинал Ришелье.

Один лишь взгляд в просветлённый взор друг друга сказал, что нам требуется более уединённое место, чем танцплощадка.

Там мы обменялись верительными грамотами, пришли к обоюдному согласию относительно качества дури и завязали отношения дружбы и сотрудничества на предстоящие годы.

Оказывается, у моего отца имелись стратегические виды на применение моих армейских навыков.

По его проекту, к недавно купленной полу-хате необходимо пристроить ещё одну комнату и веранду, а остальную часть облицевать кирпичом. И, раз уж начинаем, поставить во дворе кирпичный же сарай из двух отсеков – один для топлива, второй жилой, типа, летняя комната.

Мне не хотелось объяснять, что на службе я освоил только лом с лопатой, а «каменщик» в графе  военная специальность туфта туфтой; вот я и сказал – конечно, нет проблем.

На кирпичном закупили машину кирпича.

Завезли песок, цемент и – началась стройка века.

Вода от хаты оказалась чуть дальше, чем на Нежинской, к тому же до окраин Посёлка водопровод не проложен и воду приходится доставать из глубокого колодца, крутя коленчатую ручку толстотрубного вала, чтоб на него наматывалась многометровая цепь с жестяным ведром на конце.

Лето выдалось жарким во всех отношениях – и погодой, и трудовым накалом.

Задачи, начертанные планами отца были исполнены.

Качество?

Швы кладки толстоваты; но отвесность проёмов и углов меня и до сих пор не заставляют покраснеть.

Для постановки на воинский учёт в военкомате, дембель должен приходить в парадке, а затем я отослал её посылкой в войсковую часть 41769, сунув трёхрублёвку во внутренний карман.

Дошли ли деньги?

Мать мне сказала, что в каждое из своих писем она тоже вкладывала по три рубля.

И хоть бы раз упомянула! Я бы написал не делать так, потому что до меня доходили только письма; спасибо и на том.

Вскоре и мне пришло письмо из Ставрополя от писаря при штабе одиннадцатого ВСО.

Он, как и было между нами уловлено, прислал чистый лист бумаги с оттиском печати части.

Оставалось лишь заполнить страницу характеристикой для поступления в вуз и поставить подпись комбата.

Текст характеристики составил я, обрисовав себя с самой положительной стороны, как отличника боевой и политической подготовки, активного участника художественной самодеятельности части, надёжного товарища и опытного воина вооружённых сил вообще и военно-строительных войск в частности.

Не замполиты горшки обжигают.

Переписать текст на бумагу из штаба я попросил отца, поскольку у его почерка более офицерский вид.

Он написал мне мою характеристику, но чуть замялся, когда дошло до подписи:

– А если поймают?

Я заверил, что комбат и сам не распознаёт своей подписи по причине хронически прохудившейся памяти.

Долг платежом красен и, за доблестный труд в то лето, мой отец поставил вполне полковничью подпись рядом с печатью в/ч 41769.

Поступать я отправился не в Киев, а, по совету матери, в нежинский пединститут на факультет английского языка.

До Нежина всего два часа электричкой, а педагогичность заведения меня не слишком отпугивала, главное – я смогу читать на английском.

На время вступительных экзаменов мне, как абитуриенту, выделили место в общежитии на главной площади города, с видом на белую статую Ленина и здание горком+райком партии у него за спиной.

От площади до института одна остановка автобусом, но пешком быстрее.

Английский факультет располагался на третьем этаже Старого корпуса, построенного ещё во времена декабристов графом Разумовским и уже тогда ставшего учебным заведением, в котором учился Гоголь. За это заведению навеки присвоили имя Н. В. Гоголя.

Мне понравилась короткая аллея мощных берёз перед высоким крыльцом Старого корпуса, и большие белые колонны несущие его фронтон, гулкие широкие коридоры с паркетом и высокие аудитории. Понравился и декан факультета – Антонюк.

Наверное, за то, что он не стал особо придираться к моим хромым познаниям.

Вряд ли бы это сошло мне с рук, знай он, что деда моего звали Иосифом, а тестя Абрамом.