The Телки. Повесть о ненастоящей любви

ше займешь, в другом — у другого. Потом, ты же не только карточки дербанишь, у тебя еще и зарплата есть, так? Из нее отдаешь частично. Короче, такой схемой смело к своему доходу еще пару-трешку прибавляешь. Ну, я не говорю про всякие там мелкие банки, «локо»-«шмоко». У них всегда можно карточку на пятнашку или тридцадку рублей открыть, если припрет. Потом, потребительские кредиты еще никто не отменял. Ну, это если домой что-нибудь покупать. — Я замолкаю и обвожу присутствующих торжествующим взглядом.

— Дрончик, я, конечно, не такой крутой финансист, как ты, — тихо говорит Ваня, — но где-то в глубине души понимаю, что в результате своей хитрожопой схемы ты всегда должен банкам в районе трешки. Ты думаешь, она сама рассосется, или как?

— Ну, я чего, всегда, что ли, буду двушку получать? — недоумеваю я.

— А еще проценты, кстати, — подсказывает Антон.

— Издержки, — развожу я руками, — ничего не поделаешь.

— Отличная схема, — кивает Антон и отворачивается.

Ваня подкладывает себе под голову подушку. Тишина снова погружает всех в депрессию.

— Не самая плохая, кстати, — бурчу я себе под нос. — Когда мы станем миллионерами, я посвящу этой схеме главу в своей автобиографии. Назову ее, типа, «Как закалялся style».

— Любопытно, когда? — интересуется Антон.

— Вообще в Москве люди становятся миллионерами с нуля, — продолжаю я. — Главное — попасть в нужную тему: диск записать. Или начать организовывать вечеринки для олигархов, или подсесть на распил федерального бюджета. Да много чего есть. Сейчас вот все книги пишут. Давайте сядем и напишем реальную жесть. Скажи, Антон, ты писать не пробовал? Или друзья твои? Как писать бестселлеры?

— Я могу тебе дать телефон Литвиновой, у нее спроси, — улыбается Антон. — Она у меня в телефоне на букву «Б» записана.

— Почему на «Б»? — переспрашивает Ваня, лежащий уже с закрытыми глазами.

— Потому что «Богиня». Все дружно смеются.

— Ну чего, если с книгами, бюджетами и вечеринками не получится, можно начать телок провинциальных олигархам продавать. — Мне становится дико смешно — то ли трава взяла, то ли меня забавляет образ Литвиновой, записанной на букву «Б»… В общем, веселюсь по полной.

— Рынок занят, одного Листермана хватает, — откликается Ваня.

— Да мы этого очкарика порвем нах! — Я хлопаю себя ладонями по коленям.

— На «журасик», — говорит Антон, — порвем на «журасик». Листерман называет член «журасиком».

— Почему, кстати? — Ваня отрывается от подушки. — Я тоже это слово слышал.

— Говорит, что после фильма «Jurassic Park».

У меня в голове немедленно всплывает картина из юности, когда мы с другом посмотрели «Jurassic Park», а потом впервые обожрались ЛСД. Я лежал в ванне, и висящая надо мной огромная лейка душа начала снижаться, потом исчезла под потолком, а потом и вовсе оказалась головой плезиозавра, стремящегося откусить мне ухо. Почему-то тогда я был совершенно уверен в том, что плезиозавру нужно именно мое ухо. Все закончилось рвотой, сверлящей головной болью и прочими