Каблуки в кармане

Нет, насчет «плачет» – это я загнула. Никто из них почти никогда не плачет. Скорее, рвет пальто с вешалки и со словами: «За что мне все это?» убегает в ночной туман к другу, в остервенении режется на бильярде, в каждый шар и удар вкладывая свое бешенство и возмущение. Я знаю, что на таких очистительных вечеринках мужчины рассказывают друг другу страшные гнусности про своих жен и подруг. Они превращаются в гундосых сплетниц, разносящих суперсекретную информацию, как крысы заразу. При мысли об этом я мечусь по дому, как ядовитая змея, пью алкоголь и нервно звоню змеям-подружкам. Мы изощряемся в оскорблениях, проклинаем тот день и час, когда… Клятвенно обещаем друг другу, что больше – ни-ни, никогда-никогда, на порог не пущу и на телефонный звонок не отвечу…

Но проходит время, и, забыв обо всех клятвах, я встречаю еще потрескивающего от обиды и злости, но уже утомленного и проголодавшегося мужчину, наливаю ему чай, тащу булочки и, уютно свернувшись у него под боком калачиком, начинаю петь свои кошачьи песни. И я уверена, что даже если я напишу главную книгу двадцать второго века или возьму интервью у Хью Джекмена, я все равно буду мечтать именно о таком завершении дня. Я ни за что не дам оторвать мое жало и наверняка огрызнусь в ответ на очередную попытку научить меня жить и правильно шинковать морковку, но я обожаю, обнявшись, смотреть хорошее кино по вечерам, засыпать на рассвете, утомившись от ласк и шуток, открывать коробку с очаровательной ерундой или «его величеством Каратом», смешить, доводя до слез, и хохотать самой, надрывая животик, грызть баранки на площади Альма и каждый вечер висеть на подоконнике, высматривая приближение знакомых фар.

Мы оба всегда будем иметь свое мнение обо всем на свете, и часто мне не хватит терпения и мудрости, чтобы вовремя сдержаться и не ляпнуть, что он несет полную чушь. Он опять совершит роковую ошибку и промолчит, когда я, красавица писаная, выйду к нему после пяти часов сборов и встану на видном месте, рассчитывая на шквал аплодисментов и обморочное восхищение. Мы часто будем вредными, несправедливыми, обидчивыми, капризными и бессмысленно жестокими, но, скорее всего, мы никуда не денемся друг от друга. Потому что в некоторых домах даже кошка с собакой умудряются найти общий язык и даже более или менее счастливо прожить жизнь бок о бок. Главное, не тырить еду из чужой миски и не шипеть и не лаять просто оттого, что очень хочется. Да что кошка с собакой, говорят, и белка с крокодилом уживаются. Правда, видимо, та белка – гений, а крокодил или всегда сыт, или обездвижен. Но все равно, это так вдохновляет!

Жизнь

Страх

Мы все чего-то опасаемся. Даже самые отчаянные имеют свой тайный список, который тщательно скрывают от всех, и порой сами себе лишний раз не готовы признаться, что до смерти боятся белую цаплю или книг с неразрезанными страницами. Большая часть существующих фобий вызывает сочувствие, недоумение или откровенный хохот. Ну правда, когда двухметровая Николь Кидман говорит, что боится бабочек, мне становится очень весело. Я ухохатываюсь, когда слышу, что заядлый охотник-рыболов опасается смотреть рыбе в глаза, а актер, каждый вечер выходящий на сцену, трясется при виде публики. Я знаю мужчин, боящихся женщин, и женщин, опасающихся детей. Рассказывают о владельцах крупного бизнеса, бледнеющих при виде оторвавшейся пуговицы, и одного десантника, который упал в обморок, когда ему на шею посадили белую крысу. Люди боятся всего. Есть даже те, кто боится бояться.

Мне кажется, до семнадцати лет я не боялась ничего. Я не вылезала из самолетов, лихо разворачивала в арке чужие «Жигули», заметив подозрительную компанию, тут же шла знакомиться с мальчиками, громко читала стихи в местах массового скопления и играла в школьных спектаклях. Когда однажды во втором действии «Обыкновенного чуда» я не вовремя вышла на сцену к потрясенным партнерам и зрителям, я пожала плечами, улыбнулась и, подобрав шлейф, победно удалилась в кулисы. Мое сознание было чистым, психика свободной, нервы нетронутыми. Нет, я немного дергалась, конечно, когда сдавала экзамены, но так, самую малость. Сейчас я паникую, даже когда меня спрашивают, который час.

Я с ужасом смотрю на пересекающие небо самолеты. Я даже на Алтай ехала на поезде, а это два дня пути. Да что Алтай, я и в Пекин поеду в мягком вагоне. У меня появилась дурная привычка – в свободное время я мчусь в аэропорт и там, наблюдая за страдающими от подступающих приступов аэрофобии пассажирами, получаю удовольствие от жизни. Заказываю себе минералку и млею при мысли, что вскоре сяду не в алюминиевый фюзеляж с реактивными двигателями, в которые так и норовят вломиться полчища подмосковных ворон, а в свою надежную машинку на четырех колесах. То, что автомобиль стоит на первом месте во всех таблицах и рейтингах рисков, меня ничуть не смущает. Вернее, очень смущает, но не в тот момент, когда я смотрю на дрожащие крылья с визгом разгоняющихся «Боингов».

Когда в Берлинском зоопарке рявкнул то ли голодный, то ли сытый лев, расплакались только двое – я и шестилетний японский мальчик. Я отказалась идти на премьеру фильма, потому что там должно было быть слишком много народу. Я поднималась пешком на собор святого Петра не из любви к лестницам и мышечной нагрузке, а потому что накануне мой лифт застрял между этажами гостиницы и меня вырвало от стресса. Я бы и на третий уровень Эйфелевой башни полезла бы по перекладинам, лишь бы меня не запирали в эту чертову кабину без опоры под ногами. А примерно месяц назад мне удалось удивить саму себя. Мне предложили выступить на телевидении, а я спряталась под кроватью…

Да, признаю, я женщина на грани нервного срыва. Я так привыкла всего бояться, что не верю собственным родственникам, когда они пытаются навестить меня в моей квартире. Я составляю завещание, уезжая на дачу, и, как Вуди Аллен, консультируюсь со специалистами, выбирая цвет постельного белья. Я обросла сотней примет и ритуалов. Я не выхожу из дома, не попрощавшись с каждой розеткой. Никуда не езжу без своего Мишутки, уже покрывшегося плесенью несчастного медведя, объехавшего полмира в моем чемодане. Однажды я забыла его в купе, так потом вся моя родня брала штурмом вокзал, требуя вернуть тете ее игрушку. Когда на выходе из дома я вижу черную кошку, я разворачиваюсь, возвращаюсь и уже никуда в этот день не еду. Разбитое зеркало в пудренице доводит меня до отчаяния. А когда однажды тупая синица попыталась влететь в мое окно, я разнесла ее из охотничьего дробовика…

Нет, конечно, все не совсем так. Ну, кое-что очень похоже, но вот дробовик… вы же понимаете. С другой стороны, совершенно очевидно, что раньше я была смелой, как ястреб, а сейчас… сейчас я полна отваги, как домашний попугай. Но самое смешное, что со всем набором своих страхов и закидонов я еще остаюсь более или менее нормальным человеком.

У меня есть приятельница, которая полгода не выходила из дома. Одним вешала лапшу на уши о том, что у нее контракт с фирмой-разработчиком антистрессовых препаратов, тестирующихся на принявших добровольное заточение энтузиастах, другим – что она пишет «Капитал двадцать второго века», проект слишком масштабный, деньги огромные, так что отстаньте от меня, трусливые завистники. И знаете, многие ей действительно завидовали. Никто в эту лапшу про книги и таблетки, естественно, не верил, но глаза некоторых наполнялись нешуточным чувством, когда девушка расписывала, как вызывает все службы себе на дом, а прекрасным городом любуется с балкона после полуночи, после того, как спадает угрожающая здоровью концентрация токсинов в атмосфере.

Другой товарищ подхватил грибок в бассейне, впал в критическое состояние и теперь не вылезает из больниц, проходя обследования на все заразы мира, от ОРВИ до птичьего гриппа и лихорадки Эбола. Милый юноша, с ним теперь так интересно разговаривать…

Еще один прочитал что-то о нечистой женщине и так испугался, что теперь по разу в месяц его жена улетает за Полярный круг, чтобы не пугать мальчика. Другая дама так боится вампиров, что построила себе дом из чеснока и каждого, кто подходит к ней с приветом, для начала приветствует осиновым колом.