Моя легендарная девушка

— А почему ты ушла?

— Меня бы все равно выгнали, — со вздохом сказала Кейт. — Я почти не ходила на лекции. Я была по уши влюблена. Быть с моим бывшим казалось мне важнее, чем изучать историю европейских торговых соглашений или общаться с кем бы то ни было. Ему все время приходилось уезжать, а без него я кошмарно скучала… — Ее голос дрогнул. Она глубоко вздохнула и сказала уже совсем с другой интонацией, как будто приняла твердое решение больше о нем не думать: — Ладно, это все в прошлом.

— Ты скучаешь по Лондону? — спросил я и добавил: — Кстати, это мой второй вопрос.

Она рассмеялась и сказала:

— Нисколько. Там все слишком дорого. Лондон дымный, грязный и неприветливый. Он напоминает мне о нем… Ну, ты понял. Мне нравится Брайтон. От моего дома до моря — пять минут. А море я обожаю.

Я старательно обдумал свой третий вопрос. Можно было спросить что-нибудь забавное. Или что-нибудь трогательное. Но только одно меня действительно интересовало в данный момент. Ее бывший парень. Хотя такое любопытство уже ни в какие ворота не лезло. Как всегда, я легко поддался искушению.

— Какой он был, твой бывший?

— Обычный парень, — неохотно сказала Кейт. — Просто обычный парень, который был уверен, что он для меня дороже всего на свете, и был в этом совершенно прав. Но между болью и неведением я выбираю боль.

Больше она ничего не захотела говорить.

— Я помню, мы договорились, что я задам только три вопроса, — сказал я почти (но только почти) застенчиво. — Но у меня есть еще один.

— Давай.

— Ты позвонишь мне еще в ближайшем будущем?

— Не знаю, — ответила она. — Посмотрим.

23:45

Когда Кейт положила трубку, я попытался выбросить ее из головы, но ничего не вышло — она упрямилась. В результате я еще раз перебрал в уме свои ответы на три ее вопроса.

Она: Как звали твою первую любовь?

Я: Вики Хиллингворт. Мне было лет тринадцать. Ничего не вышло. Слишком много сложностей.

Она: Твои самые плохие привычки?

Я: Есть бутерброды с консервированной лапшой. (Пауза.) Курить. (Пауза.) Врать. (Пауза.) Думать о моей бывшей девушке.

Она: Почему ты хочешь, чтобы я тебе снова позвонила?

Я: Потому что.

Она: Потому что — что?

Я: Потому что.

Я подумал, не вернуться ли мне к программе Барбары Вайт, но необходимость рано вставать по рабочим дням меня, как человека, который предпочитает жить на пособие и сутками валяться в кровати, до сих пор еще повергала в шок, и вот сейчас ранний подъем начал сказываться. По утрам я добирался до школы в общей сложности около часа. Было бы не так плохо, если бы я имел возможность приходить вместе с детьми, но мистер Такер этого не одобрял, поэтому мне следовало быть на месте уже в восемь пятнадцать. И если я не хотел, чтобы его недовольная, бородатая и бородавчатая физиономия преследовала меня весь день, мне нужно было выходить из дома в семь пятнадцать, что подразумевало подъем без пятнадцати семь. Это было смерти подобно. Я испробовал разные способы сократить время, необходимое на сборы, чтобы подольше поваляться в кровати. Я перестал чистить зубы — просто выдавливал зубную пасту прямо в рот, я принимал душ с вечера, а не утром, я надевал кроссовки на случай, если по дороге на работу придется бежать… Но что бы я ни делал, в конце концов я всегда оставлял недоеденной тарелку сухого завтрака из медово-ореховых колечек и, дожевывая на бегу кусочек тоста, несся трусцой по Холловей-роуд.

Сбросив рубашку и носки, я вернулся в кровать. Вещи упали на пол рядом с брюками. Эта одежда — моя Школьная Одежда — не имела ко мне настоящему никакого отношения. До того, как я пошел на курсы учителей, я умудрялся как-то избегать «Бартонс», «Некст» и «Топ Мен» [21]. В этих магазинах на Хай-стрит было что-то такое, что я ненавидел больше, чем фашизм, домохозяев и соседей, которые паркуются под моим окном. Полоумные стажеры-продавцы, нанятые в рамках программы по трудоустройству молодежи, бездарное оформление и клиентура — подростки, которым дают деньги на одежду, студенты-инженеры и девушки с полным отсутствием вкуса, присматривающие «милый свитерок» для своих парней, — все это было для меня невыносимо. Одежду для себя я покупал в секонд-хенде, в магазинах Королевской ассоциации раковых исследований и подобных заведениях. У меня два шкафа были набиты одеждой, которую мы с Саймоном называли «одежда мертвеца» — от таких вещей предпочитают избавляться вдовы и те, кто только что развелся. Весь мой гардероб целиком — а он насчитывал десятки предметов — стоил мне в общей сложности не больше пятидесяти фунтов. Но дело было даже не в деньгах — важно было, чтобы одежда подчеркивала мою индивидуальность. Я хотел выглядеть, как нечто среднее между Клинтом Иствудом в «Силе Магнума» и Ричардом Ронтри во «Вспышке». И хотя я признаю, что еще не в полной мере добился желаемого, однако я подошел к идеалу достаточно близко, чтобы чувствовать, что выделяюсь из толпы. Преподавание, к сожалению, требовало ортодоксальности, и даже я понимал, что, если хочу в конце концов найти себе работу, надо пересмотреть свои взгляды на одежду.

Штаны были из «Бартонс», черные, с отворотами. Разглядывая их с кровати, я заметил, что сзади они уже начали лосниться. Рубашка — из «Топ Мен» (фу!), я купил таких пять штук, и все на размер меньше. Когда я расплачивался, подросток на кассе спросил меня, уверен ли я, что это мой размер. Я сказал, что уверен, ведь он был прыщавым юнцом семнадцати лет от роду, а я уже закончил отделение английской литературы и кинематографии, что, по моему разумению, делало меня весьма компетентным в сложных вопросах рубашечных размеров.

Я поднялся с кровати и выключил свет. Фонари на Фрайр-авеню, что шла вдоль дальней стороны сада, освещали шторы, и те зловеще светились в темноте, отбрасывая на стены причудливые тени. Я лег, но тотчас встал опять, собрал с пола одежду и положил себе под голову. Подушку, в числе прочего, я тоже забыл дома. А так как я точно не знал, в каких магазинах продаются подушки, то вынужден был обходиться без нее. Я мысленно сделал в памяти заметку — поинтересоваться насчет подушек у Кейт. Если она еще позвонит.

«Кейт — определенно интересная девушка, — подумал я и помечтал: — Хорошо бы она мне приснилась. Судя по голосу и манере говорить, с ней будет не скучно. Она не похожа на других девушек. Не то что…»

Зазвонил телефон.

— Привет, Вилл, это я.

Голос мог принадлежать только Мартине. При этом он еще звучал довольно жизнерадостно.

— Ничего, что я звоню так поздно? — кротко спросила она. — Я просто… ну… ты мне так и не перезвонил на этой неделе, и я подумала, может, у тебя что-то с телефоном, но я заставила оператора проверить линию — она работает.

Соображать надо было быстро:

а) амнезия?

б) ужасно занят?

в) автоответчик сломался?

г) сказать правду?

д) все вышеперечисленное?

— Я и не знал, что ты звонила, — соврал я, старательно имитируя удивление. — Наверное, автоответчик сломался. Прости, пожалуйста.

— Все нормально, — прервала она мои оправдания, — ты не виноват, ты был так увлечен новыми знакомствами, что до самых выходных не нашел времени мне перезвонить. Это, наверное, так интересно. А со мной тебе было бы скучно.

У Мартины вошло в привычку так со мной разговаривать. С того самого момента, как я ее поцеловал, она принижала себя — наверное, чтобы поднять меня в своих глазах еще на ступеньку выше. Это был способ манипулирования — разные жалкие типы, вроде меня, пользовались им, чтобы заставить объект своей привязанности сказать им что-нибудь приятное. Но я точно знал, что Мартина не напрашивается на комплименты, она слишком серьезная и честная и всегда говорит только то, что думает.