Девятнадцать минут

Ребенок перевернется, если я буду тыкать в себя палочками?

– Ну, может и не перевернуться. Именно поэтому я хочу, чтобы ты поставила на диван гладильную доску, так, чтобы получилась наклонная плоскость. Тебе нужно лежать на ней вниз головой три раза в день по пятнадцать минут.

– О господи, Лейси. Ты уверена, что мне не нужно надеть еще и магический амулет?

– Поверь, все это намного приятнее, чем переворот плода, который делает доктор… или чем восстанавливаться после кесарева сечения.

Алекс сложила руки на животе.

– Я не очень-то верю во все эти бабушкины сказки.

Лейси пожала плечами.

– К счастью, это не ты сидишь в животе попой вперед.

В обязанности адвоката не входит подвозить своих клиентов суд, в случае с Надей Сараноф Алекс сделала исключение. Надин муж ее бил, а потом ушел к другой женщине. Он не платил алименты на двоих мальчиков, хотя хорошо зарабатывал, а Надя работала в метро, получая пять долларов двадцать пять центов в час Она жаловалась в государственные органы, но правосудие работало слишком медленно. Поэтому она отправилась в супермаркет и украла брюки и белую рубашку для своего пятилетнего сына, которому на следующей неделе не в чем было пойти в первый класс, потому что он вырос из всей одежды.

Надя признала свою вину. А поскольку она не могла себе позволить оплатить штраф, ее присудили к отложенному тридцатидневному заключению. То есть, как объяснила ей Алекс, она могла не садиться в тюрьму в течение года.

– Если вы сядете в тюрьму, – толковала Алекс, когда они стояли возле женского туалета в здании суда, – ваши мальчики очень пострадают. Я понимаю, что вы в отчаянии, но всегда есть выбор. Можно обратиться в церковь. Или в Армию спасения.

Надя вытерла глаза.

– Я не могла добраться до церкви или в Армию спасения. У меня нет машины.

Верно. Именно поэтому Алекс и привезла ее сюда сама.

Она старалась подавить жалость к Наде, когда та вошла в туалет. Ее работа заключалась в том, чтобы суд пришел к наилучшему решению, и она это сделала, учитывая то, что это уже вторая кража на счету этой женщины. Первый раз Надя украла в аптеке упаковку детского жаропонижающего средства.

Алекс подумала о своем ребенке, который заставляет ее лежать вверх ногами на гладильной доске и каждый вечер терпеть пытку прижигания мизинцев, в надежде что он изменит свое положение. И чем плохо – появиться а этот мир задом наперед?

Когда прошло десять минут, а Надя так и не вышла, Алекс постучалась в дверь.

– Надя? – Ее клиентка стояла перед умывальником и плакала. – Надя, что случилось?

Ее клиента удрученно опустила голову.

– У меня только что начались месячные, а мне не на что купить тампон.

Алекс полезла в сумку, нашла четвертак и скормила его торговому автомату, висевшему на стене. И когда из него выкатился тампон, что-то внутри у нее щелкнуло и она поняла, что хотя по этому делу вынесено решение, оно еще не закрыто.

– Ждите меня у входа, – скомандовала она – Я пойду за машиной.

Она отвезла Надю в супермаркет – место ее преступления – и бросила в тележку три упаковки гигиенических тампонов.

– Что вам еще нужно?

– Белье, – прошептала Надя. – Это была последняя пара.

Алекс катила тележку туда-сюда между рядами полок, покупая футболки, носки, трусы и пижаму для Нади; штаны, курточки, шапки и варежки для ее мальчиков; коробки с печеньем и крекерами, консервы, макароны и полуфабрикаты. Доведенная до отчаяния, она делала то, что должна была делать в данный момент, однако это было именно то, чего консультанты советовали не делать государственным защитникам. Но поскольку она всегда руководствовалась разумом, то понимала, что никогда не делала ничего подобного ни для кого из своих клиентов, и больше никогда не сделает. Она потратила восемьсот долларов в том самом магазине, который подал на Надю в суд. Потому что легче было исправить то, что было плохо, чем представлять себе своих собственных детей которые придут в мир, который Алекс и сама иногда не выносит.

Катарсис закончился в тот момент, когда она дала кассиру свою кредитную карту и услышала в голове голос Логана Рур.

– Кровоточащее сердце, – называл он ее.

Что ж, ему виднее.

Ведь это он первым разорвал его на части.

«Все в порядке, – думала Алекс – именно так и умирают».

Еще одна схватка пронзила ее, словно пуля пробивающая металл.

Две недели назад, во время осмотра в тридцать семь недель, Алекс и Лейси обсуждали обезболивание во время родов.

– Что ты об этом думаешь? – спросила Лейси, и Алекс пошутила:

– Думаю, что обезболивающее должно быть канадским.

Она сказала Лейси, что не планирует прибегать к помощи обезболивания, что она хочет, чтобы роды прошли естественно, что это не может быть так уж невыносимо больно.

Но было больно.

Она вспоминала занятия для будущих мам, на которые Лейси заставляла ее ходить, те, на которых Лейси выполняла роль ее партнера, поскольку все остальные приходили либо с мужем, либо с парнем, которые им помогали. Им показывали картинки с изображениями женщин во время схваток, женщин с натянутыми лицами и стиснутыми зубами, издававших доисторические крики. Алекс только посмеивалась.

– На этих картинках самые плохие варианты сценария, – говорила она себе. – У разных людей разный уровень переносимости боли.

Следующая схватка коброй обвила ее позвоночник, спустилась в живот и вонзила ядовитые зубы. Алекс больно ударила колени, упав на пол на кухне.

На занятиях им говорили, что схватки могут занять около двенадцати часов, а то и дольше.

К этому времени она, если не умрет, то застрелится.

Когда Лейси только начинала работать акушером, она много месяцев ходила с сантиметровой лентой. Теперь же, проработав годы, она могла на глаз определить, что диаметр чашки с кофе – девять сантиметров, а диаметр апельсина рядом с телефоном на сестринском посту – восемь. Она вытащила пальцы из промежности Алекс и стянула резиновую перчатку.

– Раскрытие два сантиметра, – сказала она, и Алекс расплакалась.

– Только два? Я больше не могу, – тяжело проговорила Алекс, изгибая позвоночник в попытке уменьшить боль. Она попробовала спрятать страдание за маской уверенности, которую обычно носила, но поняла, что в спешке где-то ее забыла.

– Я понимаю, что ты разочарована, – сказала Лейси. – Но вот что я тебе скажу – ты хорошо справляешься. А мы знаем, что, если человек справляется при двух сантиметрах, все будет хорошо и при восьми. Давай будем переживать по одной схватке за раз.

Лейси знала, что схватки – это испытание для всех женщин, но особенно для тех, кто привык все делать по плану, по списку, как положено. Потому что здесь никогда не бывает так, как ожидаешь. Чтобы схватки прошли легче, нужно позволить телу контролировать ситуацию и отключить голову. Женщина раскрывается, обнаруживая то, о чем уже забыла. Для таких, как Алекс, которая привыкла контролировать свою жизнь, это может оказаться мучительно. Все получится, только если она потеряет свое хладнокровие, рискуя превратиться в ту, кем она быть не хотела.

Лейси помогла Алекс встать с кровати и повела ее в комнату с вихревой ванной. Она приглушила свет, включила инструментальную музыку и развязала пояс халата Алекс. Алекс уже перешагнула порог стыдливости. Лейси подумала, что сейчас подруга разделась бы и перед обитателями мужской тюрьмы, если бы от этого схватки прекратились.

– Заходи, – сказала Лейси, поддерживая Алекс, когда та погружалась в воду.

– Лейси, – прохрипела Алекс, – ты должна пообещать…

– Что пообещать?

– Что ты не расскажешь ей. Малышке.

Лейси потянулась, чтобы взять Алекс за руку.

– Что не расскажу?

Алекс закрыла глаза и прижалась щекой к бортику ванны.

– Что сначала я ее не хотела.

Прежде чем что-либо сказать, Лейси увидела, как Алекс напряглась.