Библия-Миллениум. Книга 2

На сей раз первым очнулся Саул.

— Ну раз так… Я согласен. Добро пожаловать в семью, Давид. Теперь ты мой родственник и точно меня не покинешь. — Саул был счастлив: может быть, ему даже удастся не повторить ошибок Самуила…

— Я понимаю, ты уже говорил, но… — Ионафан сидел на берегу озера, кидая в воду маленькие камушки.

— Ионафан, так мы сможем постоянно быть вместе. Хоть я и работаю на Саула, но не смог бы дальше жить в вашей семье после ее заявления, понимаешь?!

— Я бы мог уйти к тебе…

— Ты сам понимаешь, что твой отец этого бы никогда не позволил.

— Мы могли бы уехать в другую страну, где нас никто бы не нашел…

— Ионафан, все уладится, выход найдется, нужно немного выждать.

— Да, отец никогда бы не позволил нам скрыться… Кроме того, мне кажется, он уже что-то заподозрил.

— Теперь он успокоится.

И настал день свадьбы. Давид настоял, чтобы Ионафан был свидетелем. Они были рядом всю церемонию.

«В печали и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии… пока смерть не разлучит вас…»

«Пока смерть не разлучит нас».

Давая обет, Давид думал об Ионафане.

«Никогда не будет ничего рядом с моей душой, кроме твоей».

«Моя душа вечно будет с тобой».

«Пока смерть не разлучит нас?»

«И смерть нас не разлучит».

И Бог заключил священный брак между ними. Истинное таинство, свершившееся в этот день на небесах.

— Почему у вас нет детей?! — Саул злился. Давид стал его раздражать. Теперь он мало бывал дома, они с Ионафаном взялись разрабатывать дурацкий проект по расширению их бизнеса в соседнюю страну. Деньги уходили как в прорву. Давид распоряжался личной охраной Саула как своей собственной, он влез везде. Саулу стало казаться, что Давид затеял это расширение, чтобы накопить денег и смыться или, того хуже, отомстить за Самуила, которого по молодости так любил.

Все обожали Давида, все хотели ему подчиняться! Мелхола — счастливая дура — видела мужа за все это время не больше двух недель. А Ионафан… Черт бы его побрал! Не сводит с Давида глаз. Саул все прочувствовал: он никогда не будет, как Самуил, — Ионафан будет. Ионафан будет вечно молодым, а он скоро умрет, сгниет заживо! Все, чему он посвятил свою жизнь, достанется сыну, а тот отдаст все Давиду!

— Саул, ты стал нервным в последнее время, — обратился к нему Давид, застав тестя в поздний час в кабинете.

— Да! Я стал очень нервным, Давид! Ты делаешь меня нервным! — Саул подначивал сам себя.

— Я ничего тебе не сделал, — спокойно ответил Давид, собравшись уходить.

— Вот именно, — Саул грохнулся в кресло. «Ненавижу!» — подумал он.

— Саул, нужно перевести на этот счет… — вдруг как бы невзначай обернулся Давид, уже стоя в дверях.

— Я ничего не буду никуда переводить! Ясно?! — Саул был настроен выяснить… Хотя что именно, пока не решил.

— Ладно, успокойся, я зайду завтра… — примирительно начал Давид, но уже было поздно.

— Нет, ты никуда не пойдешь! — Саул вскочил и захлопнул дверь кабинета. Давид удивленно отпрянул от него.

— Скажи мне, Давид, почему Ионафан? Почему ты выбрал Ионафана, а не… — у Саула чуть не вырвалось «меня!».

— Саул… я… — Давид не знал, как уйти от этого разговора. Не знал, потому что Саул просто не оставлял ему шанса!

— Я все знаю! Не прикидывайся!

— Это не то, что ты думаешь… — Давид лихорадочно пытался придумать невинное объяснение происходящему.

— Это именно то, что я думаю! — Саул чувствовал, он знал наверняка. В конце концов, кто, как не он, был в курсе всех мелочей, деталей, что выдают влюбленных мужчин!

— Послушай, ты должен понять… — объяснение пока не было найдено. Настал критический момент.

— Я все понял! Объясни мне, почему ты выбрал моего сына?

— Я не выбирал, это судьба, это воля Бога, — перестал отпираться Давид. Это было бессмысленно.

— Бога? Очень мило. Значит, ты как бы ни-ни, но вот Бог так захотел… Да? Почему его? Он молодой, домашний ребенок, а ты бродяга. Он мой сын, а ты никто! Почему он?!

— А кто еще мог бы быть? — глаза Давида приняли выражение жестокой насмешки, он постарался вложить в свой взгляд все презрение к Саулу, который предал Самуила, к Саулу, что растекался перед ним мягким сеном, когда Давид танцевал перед ним, к Саулу, что заискивал и заманивал его в свой дом, чтобы соблазнить… Стареющий педераст!

— Ты мог бы стать моей правой рукой!

— Твоей правой рукой? — на губах Давида заиграла насмешливая, шутливая, двусмысленная улыбка, он сделал движение, имитирующее онанизм.

— Ты мог получить многое, почти все! — Саул рассвирепел.

— Как ты тогда? Подставил Самуила? Я должен был поступить так же?

— Не смей так со мной разговаривать! Я был справедлив с ним. Жизнь за жизнь. Сначала он использовал меня, а потом я его!

— Я должен был бы поступить так же?

— Да! Да! Самуил хотел именно этого, неужели ты не понял? Он надеялся, что я переживу то же самое, что и он, подсунув мне тебя!

— Но вышло хуже, не правда ли, Саул?

— Да, вышло хуже… Ты отнял у меня сына. Сын отнял тебя у меня… — Саул почувствовал, как его тело наливается тяжестью.

— Нет, Саул… Я никогда не был твоим, Ионафан не мог отнять меня у тебя.

— Но ты отнял у меня сына!

— Нет, Саул, твой сын сам отвернулся от тебя. Твоя ревность глупа!

— Глупа? Сейчас я тебе покажу настоящую глупость! — Саул выхватил пистолет и приставил его к голове Давида.

— Не дури. Успокойся, — Давид говорил тихим, ровным голосом.

— А у меня аффект! — глаза Саула стали безумными.

— Ты меня застрелишь, и что потом? Убил мужа дочери, любовника сына… Что тебя ожидает, как ты думаешь?

— Мне плевать! Ясно?! Плевать!

— Ты можешь убить меня, Саул, но не сможешь обладать мной, моими чувствами!

— Я тебя ненавижу! — заорал Давиду в лицо Саул, переставляя пистолет к его виску. Его искаженное страхом и яростью лицо приблизилось к спокойному, каменному, неприступному лицу вечной юности.

«Какой он холодный, я не чувствую больше Бога, я не могу прикоснуться к Богу, он закрыл Его от меня!» — подумал Саул и бешено прижался к губам Давида. Губы остались плотно сомкнутыми, даже когда он укусил его до крови.

— Лучше убей меня перед этим, — спокойно сказал ему Давид.

Саул почувствовал скользкую пощечину. Слезы, бешенство, обида, страх, униженная гордыня — все исторглось в ужасном вопле, заглушившем даже выстрелы, — Саул разрядил всю обойму в потолок, стены, пол. Когда легкий дымок рассеялся, свет уличного фонаря осветил стоящего с гордо поднятой головой Давида и сидящего на коленях, рыдающего Саула.

— Останься… — Саул обнял колени Давида.

Давид перешагнул через него и вышел.

Давид сидел в охотничьем домике и грел на печке картошку.

Дверь со скрипом отворилась, вошел Ионафан. Вся его левая щека был сплошной синяк — следы разговора с отцом.

— Отец поклялся тебя убить, ты должен скрыться.

— А ты?

— А я останусь.

— Зачем? Мы можем уехать вместе.

— Тогда отец не успокоится, пока не найдет нас. А если он будет видеть, что мы не вместе, то, возможно, гнев его уляжется и можно будет что-то предпринять. Кроме того, оставаясь с ним, я буду следить за его действиями и смогу предупреждать тебя об опасности.

— Но Ионафан…

— Молчи, Давид!

Они обнялись, глядя, на потрескивающие поленья в печке, на мерцающий огонь.

— Давид, пусть свершится то, что задумал Бог! Пусть со мной произойдет все, что начертано. Я отпускаю тебя, раз нависла опасность. Пусть ты будешь далеко, но живым. Господь будет с тобой, и моя душа пусть будет с тобой, охраняя тебя от бед. Я переживу тебя, ибо душа моя заключена в тебе, но, если ты будешь жив, не оставляй меня. Если я принесу Богу великую жертву, Он истребит твоих врагов, Давид…

Речь Ионафана стала бессвязной, слезы лились по щекам Давида, он слушал и понимал, что Ионафан не может иначе, любовь — вся сущность его.