Стаб (СИ)

Не знаю, что это, но звучало соблазнительно.

- А сейчас могу угостить тебя яблоками. Пробовал когда-нибудь? - Я замотал головой. - Фрик принеси. И печенье захвати.

Это был примитивнейший подкуп, и я понимал это, но не смог противостоять "яблокам" и "печенью". Майлз хотел иметь своего человека в доме Многорукого уже давно. Наверное, он не верил, что когда-нибудь это вообще случится.

- Отдашь ему их, ладно? - Он подтолкнул фотографии ко мне, и я их поспешно спрятал в карман. Совсем не так аккуратно, как требовала такая драгоценность. - А в следующий раз, как придёшь, захватишь таких же красоток? Может даже журнал? Многорукий говорил, у него куча журналов с обнажёнкой.

- Ладно. - Я отвечал только на самый первый вопрос, но Майлз так просиял, что мне стало совестно его переубеждать.

- Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться, братишка.

Фрик принёс угощение и сел рядом со мной.

- Жуй, не стесняйся.

- На самом деле... мне нужно идти...

- Да брось, посиди ещё, - настоял Майлз. - У нас тут новые лица - редкость.

- Но не сегодня. - Фрик имел в виду Зорких, которые и к ним нос сунули.

- Да, сегодня у нас с самого утра много посетителей. Но такого на моей памяти не было.

Я откусил от печенья, и понял, что пропал.

- Вкусно?

Я почувствовал, как глаза защипало, слезы скапливались на нижних веках.

- Так к Многорукому тоже Зоркие заглядывали?

Печений хватило как раз на то, чтобы я рассказал эту историю.

- Он что-то сделал с командиром, - закончил я. - Я такое видел только раз. Когда иерарх прикоснулся к парню, и тот обмочился. Это - то же самое. - Я посмотрел на их впечатлённые лица. - Он сказал, что так могут все искусственные люди.

- Не знаю, кто он такой, но точно не из пробирки, - пробормотал Фрик.

- Да, все из пробирки - химические кастраты. Если он импотент, зачем ему столько порнухи?

- С такими дебилами, как ты, расплачиваться.

- Он отдал за свою коллекцию кучу бабла, вряд ли это окупается, если брать дешёвую выпивку в такой дыре. - Майлз помахал рукой, словно отгонял все возможные предположения друга. - В любом случае, не советую тебе лезть к нему в душу. Очевидно, сейчас Многорукий заинтересован держать тебя рядом, но у него настроение меняется на раз-два.

- Да, как у грёбаных энитов.

- Почему его так зовут? - спросил я. - Это же что-то значит?

Мужчины переглянулись. Очевидно, слова о том, что копаться в прошлом местного элиминатора опасно, я пропустил мимо ушей

- Не знаю, его так звали еще до того, как мы тут появились.

- Говорят, еще до Мэда.

- Он сказал, ему только двадцать, - вставил я.

- Не, вряд ли. - Майлз загибал пальцы. - Я обустроился здесь три года назад, Фрик подгрёб через год. А через неделю Мэд отмечал пятилетие своего воцарения. Получается, Многорукий появился здесь в тринадцать? И он уже был элиминатором.

- Лицензию выдают с шестнадцати, - добавил Фрик. - А значит ему как минимум... двадцать три.

Я восторженно на них уставился. Эти двое в совершенстве знали язык и арифметику. Могли читать, писать, делать сложные вычисления и вообще вытворять такое, о чем неграмотные приютские мальчишки могли только мечтать.

- Да, так повышаются шансы на выживание, - согласился Майлз.

Я оттянул футболку на груди.

- Тогда скажете, что здесь написано?

ГЛАВА 7

Я тащил бутылки, по одной в каждой руке, и думал: такие отношения нормальны? И я сейчас говорю не о надписях на футболке, а о том, что я несу крепкий алкоголь мужику, о котором ничего толком не знаю. Кроме того, что он дважды спас меня, ага.

Теперь я уже не обращал внимания на прохожих и не сомневался в правильности пути - Фрик объяснил мне, как быстро выйти к дому Многорукого.

- Не знаю, какие у вас там отношения, но если это в твоих силах, не давай ему много пить, - вспомнил я его напутственные слова.

- А?! - Разве это должен говорить мужик, после того, как всучил мне два литра целума?

- Его клинит, когда он перестарается с этим делом. Творит всякое... ну, знаешь... В общем, лучше ему пить поменьше или никуда не выходить, если напьётся. Может, он и тебя подобрал, когда не в себе был?

Да, потому что по мне видно, что спасти меня может лишь надравшийся психопат.

Меня замутило, и я остановился, чтобы перевести дух. Ладони стали скользкими от пота, хотя мне не было жарко, и я совершенно не устал. Я перехватил бутылки поудобнее. Голова кружилась, и у меня не было никаких идей по какой причине.

Я пошел дальше, дыша глубже, веря, что дурнота скоро пройдёт. На меня мог так подействовать только разговор. Но злость никогда раньше не проявлялась на физическом уровне и так явно.

Когда до крыльца оставалось всего несколько метров, я понял, что умираю. Я буквально заполз на ступеньки, дотянулся до ручки, толкнул дверь. И как только я оказался за порогом, внутри меня что-то щелкнуло.

Стоя на четвереньках, я освободил свой желудок от печенья и яблок. Я никогда раньше не болел, поэтому не знал, что со мной и как себя вести. Я был напуган. Меня всего трясло. Я прислушивался к своему телу в ужасе от того, что чувствую его слишком хорошо. Каждую клетку, разрываемую болью. Я заскулил, свалившись на бок, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы меня таким видел Многорукий.

- Три часа и тридцать две минуты. - Он спускался с лестницы. Так же медленно, как я уходил. - Бегаешь ты отстойно. И если уж ты так гордился своей скоростью, страшно подумать, как ты делаешь то, в чем ты профан.

Я хотел огрызнуться:

А ты минуты считал?

Но простонал лишь:

- Я умираю...

Многорукий присел передо мной, подняв с пола одну из бутылок.

- Ты как настоящий солдат выполнил приказ ценой жизни. Но если ты всерьёз собрался сдохнуть, сделай это на улице.

- Меня отравили...

- Правильно сделали. Я сказал тебе метнуться туда и обратно, а ты там решил остаться на фуршет. Мило посидели?

Он отвинтил крышку и приник к бутылке. Я смотрел, как быстро двигается его кадык. Он хлестал выпивку, как воду, не морщась и не отрываясь до тех пор, пока не осушил половину.

- Прости... спаси меня... - Не знаю, с чего я взял, что он может справиться и с этим. Он не был похож на лекаря. Скорее даже наоборот.

- А-а, это уже второй раз за день. - Он наклонился надо мной, и я весь замер в ожидании облегчения. Но Многорукий лишь запустил руку в мой карман, доставая торчавшие оттуда фотографии. - Это еще что за хрень?

А то ты не знаешь.

Он разглядывал их неторопливо, словно видел впервые.

- Нашел себе объекты для подражания?

Я не понимал его. На этот раз и не хотел понимать, если честно.

- Вот эта - ничего. И эта тоже. Да все они - горяченькие. Окажись здесь любая из них, началась бы новая война, представляешь? А этого наши иерархи ни в коем случае не допустят. - Он приблизил одну из картинок к моему лицу, словно оценивая различия. - Непохож.

Кинув фотографии себе за спину, словно ничего не стоящий мусор (за который Майлз продал бы душу), Многорукий выпрямился и пошел наверх. Он забрал бутылки с собой, а меня оставил на полу, давая поразмыслить над моим положением в этом доме.

Я уже давно раскаялся во всех грехах, но боль не утихала. Меня выворачивало снова и снова, пока не осталось ничего. Я чувствовал себя полым, словно труба - и морально, и физически. И когда я уже смирился со смертью, передо мной вновь появился Многорукий. Он успел переодеться во что-то настолько крутое, что даже умирающий я оценил.

- Это всего лишь адаптация к новому меню. Твоё тело требует того психотропного дерьма, которым тебя пичкали в приюте. Привыкай. Ты ещё долго отходить будешь. - Я не умру?! - Приведи себя в порядок. Больше пей. И для твоего же блага никуда не лезь.

Если эти три пункта - гарант моей жизни? Без проблем.

Многорукий перешагнул через меня.