Шаги за спиной

ают так. Без последней записки даже невежливо как-то. Сказать, что я никого не виню. А кого мне винить? - сам виноват, вот, убегаю как трус. Почему как? - просто трус. Надо написать завещание. Денег - одна двадцатка, но все равно деньги. Трудно сразу представить - это много или мало. Я бы ел на эти деньги целый месяц, и хорошо ел. Хороший я придумал способ покончить с собой - получше, чем в романах. Главное, безотказный, пути назад нет. Я говорю сам с собой? Да, я говорю сам с собой - как маленький ребенок, играющий в песке. Я маленький ребенок, поиграл и пора спать. Вечным сном. Сколько нужно выпить, чтобы умереть? Четырнадцати бутылок мне хватит, это точно.

Он выбрал этот способ самоубийства, чтобы не передумать. Водка была чужой. Выпивая её, он совершал преступление. Преступление искупалось смертью. Он надеялся, что двух-трех бутылок, выпитых сразу, хватит, чтобы умереть. Ведь его организм никогда не был сильным.

Валерий вернулся к инструменту и дописал ещё два такта. Потом вынул все бутылки из шкафчика и расставил их в ряд.

7

Мысль о самоубийстве посещала его время от времени с самого детства. Говорят, есть люди, склонные к этому. Если это правда, то Валерий был именно из их числа. Одни пьют, другие колются, третьи всю жизнь стоят на грани между тем миром и этим - и некий демон оттуда постоянно зовет их тихим шепотом. Когда привыкаешь, это придает жизни особенную возвышенность - так, как будто подошел к краю очень высокой крыши, смотришь вниз, а там ползают автомобильчики, играют детишки и все тому подобное, но никто не видит, что на самом деле внизу между домами течет величественная река небытия.

Раньше он боролся с этим опасным демоном внутри себя. Потом привык и сжился. Демон заманивал разными словами. Предпоследней его находкой была фраза "почему бы и нет?".

А сегодня он прошептал: "ты больше не можешь" И Валерий согласился: "да, я больше не могу". Он больше не мог терпеть издевательства родственников, учеников, начальства и той женщины, которую любил и ненавидел одновременно. Да пропади оно все пропадом.

Бутылки в ряд, немного полукругом, чтоб лучше поместиться на столе. Вот так их, стихами. Не на столе, а на столике. Невозможно жить с такой мебелью. Зато умирать можно. Из стакана - вульгарно: умер, не допив последнего стакана. Из рюмки неудобно: умер после девятнадцатой рюмки.

Он принес чашку. С золотой каемкой, мутным дном и цветком на стенке, ботанике неизвестным. Ручка только для крохотных женских пальчиков.

Cнял рубашку и бросил на кровать. Только сегодня утром воротник был чистым. Говорят, что некоторые переодеваются во все чистое перед смертью. Обойдутся, другие тебя переоденут, пусть постараются. На подушке книга о двенадцати главах, как Змей Горыныч, причем три головы уже отрублены прочтением. Качается лампа под потолком, чувствуя потусторонние шаги или местный сквозняк. Скрипят тапочки. Вечер свеж. Пора.

Откупорил первую бутылку и налил чашку до краев, чуть пролив на скатерть. Сразу запахло.