ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были

А Иванушка и дед стали опять рыбачить на этом озере. И однажды, подъехав, снова встретили на берегу Чебакса. Одного. И чуть с ним не поздоровались. Нет, они — люди не злопамятные — поздоровались бы непременно, однако вовремя заметили, что их категорически не узнают. Ну, и — насрать, как говорится.

Однако не выгружаются, медлят, украдкой поглядывая, что намеревается делать тот. А тот невозмутимо раздевается и ныряет. Но обратно не выныривает. Первая мысль, конечно, — утонул! А вторая — да нет, такие не тонут, тем более не топятся. Такие непременно выныривают, чтобы, к примеру, организовать и возглавить какую-нибудь политическую партию. И наши рыбаки мгновенно принимают решение, даже ни слова друг дружке не сказав.

Надувают свою «Уфимку», кидают в нее удочки и — на воду. И, углядев, где резвятся на мелководье чебачишки, гребут туда. И скорей — рыбачить. И сразу — поклевка! Чебакс-то касательно сложностей да особенностей взаимоотношений рыбаков и рыб тоже — ни уха, ни рыла. Но главное, ему и в голову пока ни разу в жизни не приходило, что кто-то может осмелиться его ловить!

Вот и попался. Иванушке на крючок. Как последний лох. В смысле, мелкий несмышленый сеголеток. Оголодал, что ли… И сразу был опознан. Потому что таких крупных чебаков наши рыболовы еще не удили. Да и оперение — рыжее-рыжее! И очутился Чебакс в проволочном садке.

— Может, хватит нам уже рыбы? — осведомился с подчеркнутым равнодушием Иванушка. И даже зевнул.

— Да, пожалуй. Солить ее, что ли…

И они поехали домой. Ничуть не боясь, что Чебакс, придя в себя после пережитого шока, как превратится обратно сам в себя да как… Потому что дед, как мы помним, тоже иногда в состоянии сильного душевного волнения мог в кого-нибудь превратиться, но вернуться в исходное состояние удавалось только в определенных условиях, а не где и как угодно.

Приехав домой, Иванушка с дедом стали решать, что делать с уловом. Зажарить или — уху. Но выяснилось, что ни тот, ни другой Чебакса не хотят. Не то чтобы брезгают, а так как-то…

Коту бросить?… Тоже — не то. Не по-людски тоже. И выпустили — в аквариум. Тот сперва долго на боку плавал, и думали — каюк, но потом ничего, оклемался. И стал глядеть красными глазами жалобно-жалобно. И чуть было Иванушка с дедом его обратно на озеро не свезли. Сердца-то у обоих слабые. Но тут по телевизору сказали, что Чебакса разыскивает Интерпол, потому что у него по налогам большая задолженность. И Чебакс это все тоже увидел и услышал. И глаза его сделались жалобными-жалобными уже по другой причине.

Но только — зря он, потому что Иванушке с дедом западло сдавать властям кого бы то ни было. Ибо — менталитет.

— Живи уж! — сказал Иванушка чебаку в аквариуме. — Не бойся ничего. А еды хватит.

Дед только молча кивнул.

Однако не зажился чебачок-то. И еды хватало, и компрессор никогда не отключали от сети, а однажды утром проснулись — рыбешка в аквариуме вверх брюхом. Не уберегли. Видать, знаний ихтиологии недостаточно. Ведь сколько раз пробовали обыкновенных диких рыбок в аквариуме держать — всегда этим кончалось. А подолгу жили только карасики. Вот и Чебаксу, если б он мог предвидеть, — в карасика надо было…

Похоронили покойного хотя и без почестей, но по-людски все же. В огороде. И дед, само собой, всем про это сразу разболтал. И однажды понаехали менты, давай эксгумацию делать, перекопали весь огород, но не нашли ничего. Ни с чем и уехали. А дед сразу пошел грядки делать, потому что — сезон как раз…

Зато Чебаксиха избежала возможной конфискации остатков богатства. Хотя, конечно, всяко еще может повернуться…

6. КАФИНЭ

Жили-были в одном месте Иванушка и дед. И долгое время только понаслышке знали, что сравнительно недалеко от них обретается некто Кафинэ, которого, вообще-то, при рождении, не имея склонности выпендриваться, нарекли Василием и позволили жить. С условием, что вырастет и будет до скончания века исполнять обязанности домашнего мышелова. Ибо он был самым обыкновенным серым в полоску котом.

Но кот в процессе вырастания вдруг проявил недюжинные способности к совсем другому учению и выучился, притом, похоже, заочно, поскольку уж в детстве-то он точно никуда надолго не отлучался, притом тому выучился, к чему его душа лежала. А душа его лежала к сказкам разных народов, и Василий (тогда еще Василий) выучил их несметное количество, да заодно — такое же количество песен. Народных, блатных, хороводных, как говорится, а также не побрезговал эстрадными и, естественно, попсой. Потому что способности — способностями, а вкус — вкусом.

А вот насчет мышей — промашка вышла. Таких талантов у животного не оказалось. Впрочем, нельзя же требовать слишком много от одаренного, но все-таки — кота.

Но хозяев интересовала только ловля мышей. А к искусству во всех его проявлениях они были настроены сперва, пожалуй, индифферентно, но, послушав какое-то время своего домашнего деятеля искусств Василия, настроились понемногу антипатично и даже под конец — агрессивно. Только заведет он, бывало: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…» Или: «Жили-были дед да баба, ели кашу с молоком…» А в него сразу — тапком. Или любым другим предметом, под руку попавшим. Попадали же порой довольно увесистые предметы.

Но кормить, пусть и не ахти как, продолжали. Надеялись, что надоест ему такая жизнь и возьмется за ум. В смысле, за мышей. А он бы и рад — но совершенно одаренности такой нет! Бездарен, как… Даже не придумаешь, с кем или с чем сравнить.

«Ты бы, Васька, — еще наставляли хозяева, желая непутевому животному добра, несмотря ни на что, — лучше последние известия рассказывал или новости науки-техники, или, на худой конец, арии из опер исполнял».

А он в ответ фыркал и спину выгибал. Как дикий. Как будто ему такое слышать невыносимо даже. Но и хозяевам ведь — то же самое!

И тогда решено было использовать последнее средство перевоспитания из числа более-менее гуманных. Из-за которого активисты Всемирного общества защиты животных не поднимут хай на весь мир, как они любят. Хотя все равно могут, потому что данное средство перевоспитания больше походит на средство принуждения, а это уж…

Хозяева купили в зоомагазине такую достаточно длинную, прочную, но самую из всех легонькую цепочку, ошейничек мягонький такой приобрели и пристегнули свое домашнее животное к тополю возле дома. А во избежание живодерства табличку прибили: «Охотников за цветметом просят не беспокоиться. Цепь — стальная».

И стали ждать, что будет. Изменит Васька взгляды на жизнь — хорошо. Но это — вряд ли. Зато, может, ученый какой-нибудь будет случайно мимо проходить — заинтересуется. Нет, не в том, конечно, смысле, чтоб Ваську — на опыты. На такие цели — не отдадим. Но — как уникальное явление изучить, в контакт войти — пожалуйста.

На худой конец, еще думали гуманные, в общем и целом, хозяева, если сыщется просто любитель фольклора и попсы да захочет взять Ваську себе, тоже можно уступить. И даже, коли на то пойдет, подарить даром. Вместе с цепью и ошейником. Где наша не пропадала.

Однако наука от того поселка далеко обреталась, крайне редко сюда забредя даже по чистой случайности, и любитель тоже как-то не сыскался сразу. Зато что ни вечер, возле тополя стала тусоваться нынешняя порочная с пеленок молодежь. Чтобы не столько сказки-песни послушать — она вряд ли даже своих попсовых кумиров по-настоящему, боясь слово пропустить, слушает, потому что слово нынче, хоть какое, и в грош ломаный не ценится — сколько поколбаситься со сверстниками под пивко, поорать что-нибудь несусветное, оттянуться, короче. Однако ведь — не было кота, и ничего этого не было.

Разумеется, сразу завозникали соседи. И хозяева даже не подумали им что-то возражать, поскольку самим от этих молодежных, говоря по-старинному, «вечерок» — хоть стреляйся. Разумеется, некоторые предложили собственноручно и радикально решить вопрос. Произвести ликвидацию. Дело-то плевое. Врагу не пожелаешь почувствовать то, что почувствовал четвероногий артист разговорного жанра и вокала, услышав такое. Особенно в первый раз.