Голодная дорога

Наступила долгая тишина, и мы поплыли в странном потоке папиных слов. Потом Мама дала мне денег, и я выскочил купить огогоро и сигарет. Нищие прошли за мной полпути, когда я шел обратно. В воздухе были пространства, полные зеленых мотыльков. Свет над нашими жизнями изменился. Глубокий оттенок индиго окрасил облака. Я прошел мимо летящего острова мошек цвета сепии. Когда я дошел до дома, ящерица проскочила за мной в комнату. Я уже готов был прогнать ее, когда Папа сказал:

– С сего дня все существа будут требовать к себе уважения. Если ты хочешь, чтобы ящерица ушла отсюда, скомандуй ей, и она уйдет. Мы должны мудро использовать свою силу. Мы не должны быть тиранами, слышишь?

Я кивнул. Затем Папа встал со стула и высоким, почти комичным, голосом сказал:

– Мистер Ящерица, где ты? Айда отсюда! Уходи из комнаты и иди в другое место. Сейчас же!

Мы наблюдали за полом. Никаких движений. Мама вздохнула. Папа не повторил своей команды. Он откинулся на стуле. Мы сидели в тишине. Затем, спустя какое-то время, ящерица вылезла из-под шкафа, три раза кивнула головой и выбежала из комнаты. Наступила очень долгая тишина. Папа никак не отметил это событие. Он протянул руки, и я дал ему сигарет и бутылку огогоро, пузырящуюся своими едкими снами. Папа пил умиротворенно. Потом он тихо курил. Мы наблюдали за ним в молчаливом изумлении, словно какой-то странник зашел в его тело.

– Много людей скрывается в нас, – сказал Папа, как бы читая наши мысли, – много прошлых жизней, много будущих. Если ты будешь внимательно слушать воздух, ты услышишь смех. Люди – это великая мистерия.

Много времени прошло в тишине, что последовала за его словами. Затем Мама встала и разложила для Папы оставшуюся еду. Он ел со своей обычной прожорливостью и, закончив есть, перевернул тарелки и посмотрел на их дно, словно ожидая, что там будет еще еда.

– В доме мало денег, – сказала Мама. – Ты же не работаешь.

Папа выпил целый галлон воды. Затем он надел свои единственные носки, все в дырах; надел пахучие ботинки и стал расхаживать взад и вперед. В нем закипели его бурные энергии, которые смутили даже невидимых жителей этой комнаты.

Мама перевернула матрас, перестелила кровать, вытерла стол, и расстелила мне мат.

– Муж мой, – сказала она, – мы очень беспокоились за тебя. Три ночи мы боролись, чтобы вернуть обратно твой дух. Мы были голодные и нас одолевали страхи. Поспи еще. Утром ты возобновишь свою работу. Ты вернешься к своей борьбе. Мы счастливы, что с тобой опять все хорошо.

Папа подошел и нежно обнял Маму впервые за многие месяцы. Затем он зажег москитную спираль, оставил щелочку в двери, снял с себя ботинки и носки, и лег на протестующую кровать. В темноте я слышал, как Мама сказала:

– А ты стал тяжелее, мой муж.

Папа ничего не ответил. Его дух был нежным в эту ночь. Воздух в комнате был спокоен. Не предвещалось никаких взрывов.

Его присутствие защищало наше ночное пространство. Никакие оболочки не проникали к нам в комнату, никто не ходил по крыше, не брел сквозь предметы. Воздух был чистый. Во сне я нашел для себя пространства, в которых можно было летать без страха. Небо было безмятежным. Добрый бриз овевал нашу дорогу, очищая воздух от ее неумеренных крайностей. Было так тихо и мирно, что через некоторое время я забеспокоился. Я был не готов к таким подаркам тишины. Чем глубже она становилась, тем глубже был мой страх. Я стал ждать, что в мою голову начнут проникать жуткие песни. Я ожидал увидеть любовников-духов, лежащих в объятиях под лезвиями солнца. Ничего не случилось. Умиротворение рассеяло мои страхи. Я не боялся Времени.

И затем наступило новое утро. Комната была пуста. Мама и Папа ушли. И добрый бриз не мог длиться вечность.

Сон может быть высшим пиком всей жизни.