Сочинения в четырех томах. Том 4

Поднимался и я. Умывшись, быстро спускался в швейцарскую, где висел наш почтовый ящик, вынимал оттуда газеты, журналы, письма и приносил в контору. Там меня ждал Владимир Алексеевич. Он часто возвращался домой поздно, когда уже все спали: задерживался в редакциях, в клубе или в литературном кружке, но вставал всегда рано.

Просмотр газет Владимир Алексеевич начинал с «Русских ведомостей», где он в то время работал. Он читал их не за столом, а стоя у дубовой конторки на высоких ножках.

Поспевал самовар. Домашние еще спали, и чай Владимиру Алексеевичу приносили в контору, а я шел пить в кухню. Но часто мы чаевничали на кухне вдвоем.

Около десяти часов Владимир Алексеевич уезжал по разным газетным делам.

Редакция «Журнала спорта», помещавшаяся в квартире Гиляровского, начинала свою работу тоже в десять утра. Приходил секретарь журнала В. В. Генерозов. Раздавались звонки телефона, приходили посетители. Секретарь давал мне прочитанные гранки журнала, и я вез их для правки в типографию, а оттуда привозил новые набранные материалы.

Конка тогда ходила, как шутили в народе, «в десять дней – девять верст». Едешь, бывало, к Волчанинову или в Марьину рощу, в типографию Чичерина, куда потом передали печатание журнала, или в дальнюю редакцию – обязательно берешь с собой книгу. Много проглотишь страниц при дальней дороге со множеством остановок.

В выборе книг мне часто помогал Владимир Алексеевич. Однажды он дал мне «Власть тьмы» Л. Н. Толстого.

Я раскрыл ее и удивился: «Власть тьмы» не похожа на другие книги, в других за первой главой идет вторая, за второй – третья, а в этой на первой странице я прочел:

«Явление первое

Петр, Анисья, Акулина. Последние поют в два голоса.

Петр (выглядывая из окна). Опять лошади ушли. Того и гляди, жеребенка убьют. Микита, а Микита!

Голос Микиты. Чего?

Петр. Лошадей загони».

Хотел было бросить, да побоялся: а вдруг Владимир Алексеевич спросит?

Нет уж, раз советует прочитать – значит, надо читать. После службы уселся за «Власть тьмы». Читаю одно явление за другим, за первым действием – второе. Так и читал без отрыва, пока не закончил.

На другой или третий день Владимир Алексеевич позвал меня в кабинет. Усадив против себя, он раскрыл табакерку.

– «Власть тьмы» прочитал?

– Прочитал,- ответил я.

– Что скажешь?

– «Власть тьмы» произвела на меня сильное впечатление. Я еще не читал ни одной такой книги, которая действовала бы так захватывающе.

– Что же производит сильное впечатление?

– Мне уже начинает казаться, не был ли у нас когда-нибудь в деревне Толстой. У нас есть старик – дедушка Василий Макушкин, которого почему-то все зовут Зюбой, он – две капли воды Аким Толстого, будто с него и написан. Только и слышишь от него «тае» да «того»: «Лука Иваныч, скажет он, как бы тае… не опоздать с посевом… посев того… в срок надоть…» Бабка Степанида Истратова у нас точь-в-точь говорит, как Матрена, жена Акима: «Сам видишь, как чижало живем, девку-то и приходится в город, в куфарки отдавать». Он такой дотошный, каждое слово у него на месте, будто сам из мужиков вышел.

Владимир Алексеевич отодвигает ящик письменного стола, где у него всегда есть что-нибудь про запас, достает оттуда конфетку и подает мне с доброй улыбкой.

– Это тебе гонорар за рецензию на «Власть тьмы». Таков был Гиляровский. С первых дней появления в его доме я не помню других отношений с его стороны, кроме товарищеских, дружеских, будто мы были родные или ровесники.

В один из вечеров В. А. Гиляровский рассказал мне о своей родословной. По семейным преданиям, прадеды его по мужской линии в старину жили в запорожских степях.

Один из них был выслан под надзор полиции в Новгородские края. Он слыл среди окружающих неуемным весельчаком, жизнелюбом и редкой доброты человеком. За свой веселый нрав он получил от друзей и близких кличку Гилярис (веселый). От этого латинского корня и пошла фамилия Гиляровских.

Отец писателя – Алексей Иванович – по окончании духовной семинарии служил помощником управляющего лесным имением графа Олсуфьева в Вологодских дремучих лесах. Сам управляющий, П. И. Усатый, был потомком запорожских казаков, бежавших на Кубань после уничтожения Запорожской сечи Екатериной II. У Усатого была дочь Надежда Петровна, на ней и женился Алексей Иванович. Таким образом, и по женской линии родословная вела писателя к запорожцам.

Гиляровский В ЖИЗНИ

Как-то, сидя за столом у Владимира Алексеевича, В. М. Дорошевич сказал:

– Соблазнительно, Гиляй, написать твою биографию.

Действительно, бурно и содержательно прожил Владимир Алексеевич свои восемьдесят два года. Про него можно сказать: этот человек не жил, а горел. В обычные человеческие нормы он не укладывался. Подобное отмечал и А. П. Чехов, сказавший ему однажды: «Тебя не опишешь, ты все рамки ломаешь».

– Душу В. А. Гиляровского на коне не объедешь, – так говорили и писали о нем современники.

Хорошо знавший В. А. Гиляровского сотрудник «Русского слова» С. В. Яблоновский писал: «Оригинален сам Гиляровский, как личность. Медвежья сила в душе, такой мягкой, такой ласковой, как у ребенка. Если как у писателя у него есть талант, то как у человека у него имеется гений, гений любви».

Он весь был для людей. Похлопотать за человека, помочь ему в чем-нибудь или, как он говорил, «дать человеку перевернуться в трудный час» – словно было его призванием.

Многое повидав в жизни и многое пережив, Гиляровский стал другом обездоленных и всегда близко к сердцу принимал человеческую нужду. Кто только не приходил к нему в дом за помощью! Молодые художники, ученики Училища живописи, студенты, обитавшие на Ляпинке. Среди просителей можно было видеть писателей из народа, актеров и всякую бедноту, вплоть до хитрованцев. Мария Ивановна говорила ему: «Ты хоть хитрованцев-то не пускай в дом, ведь зарежут когда-нибудь». Были и такие просители, которые приходили часто. Они конфузились, извинялись за вынужденную надоедливость. Он, понимая это состояние, отвечал каламбуром:

Не бойся надоесть,

Когда надо есть.