Мать ветров (СИ)

Откуда взялись на Драконовых землях араукарии и саговники, которые произрастали, по словам Шеннона, на Шинни? Откуда здесь, в Бланкатьерре, лошади? Да, они отличались от привычных четвероногих товарищей фёнов разнообразной, пестрой окраской и чуть более длинной, густой шерстью. Но это были определенно лошади. Сходство волка и койота, ирбиса и ягуара... Да те же бабочки. И если с прилежащими к родным берегам островами вопросов не возникало — мало ли, на какое расстояние переносятся семена растений и как долго могут плыть животные — то путь до Бланкатьерры занимал несколько месяцев. А ваниль продолжала упорно напоминать о ятрышнике.

Душный предзакатный воздух кружил работавшую с рассвета голову, и в ней плыли полубезумные, ленивые, желто-крапчатые мысли. О создании мира, о подтверждении могущества разнообразных богов, в которых Милош не верил, или, наоборот, очевидном опровержении религиозных догм. О розовых восковых бабочках в волосах Кончиты, о том нежном, как вот эти пенные лепестки, но теплом, темном, ароматном ее цветке, что трепетал под его губами. О...

— Милош, ты нужен, — спокойный, с едва уловимыми нотками тревоги голос знахаря за окном выгнал лекаря из грез наяву.

— Что случилось? Что взять? — торопливо уточнил юноша, вставая и разворачиваясь к своим баночкам и мешочкам.

— У Китлали с ребенком не то.

— Разве она уже родила? Ты же решил, что не раньше, чем завтра.

— В животе не то. Мне не нравится. Посмотри, вдруг подскажешь что?

А вот с этим у довольно опытного для его лет Милоша не задалось. Дети у фёнов хоть и рождались, но гораздо реже, чем им хотелось бы. При всякой возможности Раджи и Зося звали старшего сына присутствовать при родах, а после — помогать, но практики ему явно недоставало. На «Гринстар» нужнее повивальной бабки посчитали бы разве что бубенчики на грот-мачте, а здесь, в Бланкатьерре, женщины-рохос не торопились подпускать к себе чужака. Но в осмотре-то он не откажет.

Стыдливо зардевшаяся полуобнаженная Китлали показалась ему еще мельче и худее, чем утром, когда она вместе с мужем явилась в Альчикчик из другой деревни. Красивый гладкий живот в сочетании с узкими бедрами откровенно пугал, и Милош полностью разделял тревоги знахаря. Но ведь тот говорил о ребенке.

Успокаивая будущую маму самой открытой из всех своих улыбок, лекарь сначала осторожно, почти невесомо, а после основательно и уверенно ощупал смуглую кожу, под которой деловито копошился малыш. Еще раз улыбнулся и даже подмигнул, скрывая собственные чувства, виновато поклонился мужу Китлали, которого не слишком радовал осмотр жены аж двумя мужчинами, и вышел вслед за знахарем в соседнюю комнату.

— Не встречал такого, — покачал головой рохо.

— Я лично тоже не встречал, — ответил Милош. — Но от мамы слышал о подобных случаях. Дважды ей удавалось исправить положение плода, а в третий раз ее позвали к роженице слишком поздно. Оба погибли, и мать, и ребенок.

— Как исправить?

— Головка упирается в правое бедро, следовательно, нужно, чтобы Китлали лежала на правом боку, пока головка не переместится вниз.

— Если не поможет, тогда что? Умрут? Или попробуем разрезать, спасти ребенка?

В Грюнланде все операции с беременными, начиная с плодоразрушающих и заканчивая извлечением из чрева матери младенца, если тот никак не выходил самостоятельно, находились под строжайшим запретом. Фёны, конечно, чихать хотели на указы короля и ордена, однако Зосе и нужды не было прибегать к этим крайним средствам. Разве что выскабливание после выкидыша делать доводилось. Кое-что доходило до медиков подполья из соседней Ромалии, но риск велик... Впрочем, при наличии эфира Китлали хотя бы не погибнет от боли, а там — призрачный шанс на выживание лучше обреченности.

— Попробуем, — уверенно кивнул Милош.

Грациозная куцехвостая тень промчалась мимо Кончиты грозным табуном и вспорхнула на коническую крышу ближайшей хижины. С заднего двора послышался страшный грохот, звонкий ребячий смех, возмущенный мяв и глубокие звуки сампоньо*. У дверей соседнего дома препирались пожилые супруги. Девушка замерла, стараясь слиться со стволом ближайшего дерева, и навострила уши. В Сорро рохос вели себя тише полного штиля, в других деревнях замордованные нищетой и бесправием крестьяне вызывали желание стыдливо отвести глаза. В Альчикчик в полной мере, широко и богато проявлялся характер уроженцев белой земли. И если в городах обычным последствием подобных сцен у корнильонцев становились битые тарелки, живописные кровоподтеки на лицах и вышвырнутые вместе с пожитками половинки, которые через два часа возвращались обратно, то здесь муж и жена выплескивали всю свою ярость с помощью сложенных крест-накрест рук и крепких выражений вроде «пейотля объелся, вшивый койот».

Вдосталь налюбовавшись очаровательной семейной сценой, Кончита направилась к своему временному пристанищу. Ох, и задержалась она сегодня в школе, сначала споря с учениками, потом — с Хосе. На Милоша, которого частенько разрывало между обязанностями лекаря и исследователя, надежды по части ужина было мало. Уго покинул Альчикчик накануне, зато оставался Шеннон. Бесценный рыжий Шеннон, благодаря которому в трудные, загруженные дни они могли не переживать по поводу еды, свежей одежды, выметенного пола и поглаженной Баськи. Уже несколько недель — только Шеннон.

Хозяйка дома развешивала во дворе одежду, ее дочери играли в пыли с крохотными тряпичными куколками и глиняными черепками, брат из Hermanos на пару с братом хозяйки курили самодельные сигары и о чем-то степенно молчали. Кончита улыбнулась всем пятерым, толкнула было дверь в хижину... и мимо нее, мяукая, протиснулась Баська с каким-то незадачливым пернатым в зубах.

— Брысь отсюда, сволочь полосатая, за порогом птицу свою потрошить будешь! — гаркнул Шеннон. Кошка с самым гордым, будто сама именно так и планировала, видом прошествовала мимо Кончиты обратно.

— Репрессиями пахнет, — усмехнулась роха и принялась расставлять на столе миски.

— А я думал, фасолью, — пробормотал нерей, ероша рыжие космы. — Ты Милоша не видала? Его как позвал к себе знахарь, так до сих пор на место не вернул.

Неутомимо воображение Кончиты тут же нарисовал перед ней образ невысокого седого мужчины, который внес в комнату великана и аккуратно посадил его на лавку. Девушка прыснула. Друг обиженно покосился на нее, но после короткого объяснения оба хохотали уже в голос.

— Вы в курсе, что вы единственные, кто сообщает о своем веселье на весь Альчикчик? — ласково поинтересовался явившийся, наконец, лекарь.

— Мы щедрые, — парировала Кончита и прильнула к своему великану. Доброе лицо приветливое, чуть утомленное, а мягкая улыбка будто бы вымученная. — Что случилось, amado?

— Может быть, завтра или послезавтра придется оперировать Китлали. Если мой способ не сработает, и ребенок не ляжет вертикально.

За ужином поначалу рассказывали, кто что знал, о трудных родах, с грустью припомнили историю не сразу после рождения закричавшего Дика — они скучали по другу, который остался в Сорро, и тоска эта стала острее после смерти Гая. Но от пасмурного настроения друзей отвлекла сытая мурчащая Баська, и мужчины принялись выспрашивать Кончиту: как-то возобновились занятия в школе после вспышки огненной лихорадки?

— Мы сообща, всей школой, работали над планом занятий, вы знаете. Хосе предлагал то, что считает обязательным для каждого грамотного человека, опирался на свое обучение в академии. Я делала поправки с учетом своего преподавательского опыта. Дети рассказывали о том, что им интересно, взрослые вносили свои предложения. Мы сошлись на уроках чтения, математики, географии, природы, истории. Милош, ты говорил, что нужны уроки по оказанию первой помощи, ты помнишь? Все согласились. Мы с Хосе хотели бы добавить курс физики, однако мы оба плохо понимаем эту науку. Пока отложили.

— Золотую пыльцу забвения изучать продолжите? — с совершенно серьезным видом спросил Милош.