Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)

— А где же подробности? — произнесла его «королева», явно намекая на сексуальные моменты.

Но никаких моментов не последовало — их попросту не было — брат держал эту историю наготове, но не смог придумать достойную концовку, его воображение дальше слюнявых поцелуйчиков не шло. Чтобы поправить дело, я сказал:

— У меня была знакомая, которая с утра звонила и кричала в трубку: «Я тебя хочу!». Приезжала на такси, сбрасывала одежду, ныряла в постель, целовала меня до синяков…

Камилла залилась далеко не королевским смехом, Маша выдохнула:

— Класс!

Но брат метнул в мою сторону гневный взгляд:

— Может ты умолкнешь?! — и снова повернулся к Камилле: — А однажды в своей палате я устроил поэтический вечер, после чего мне не давали прохода. Одна больная поджидала в холле под часами и каждый раз спрашивала: «Который час?». И томно опустив глаза, вздыхала: «Я в палате одна, ночью смотрю в окно».

Официант принес заказ и, к моему облегчению и к радости блондинок, прервал болтовню брата. После первой рюмки (мы с Машей выпили водку и в дальнейшем пили только ее, родимую; Камилла, чтобы не обижать брата и не выходить из образа «королевы», пригубила коньяк, но тут же попросила налить ей водки и дальше чередовала напитки; брат потягивал только коньяк; шампанское наши дамочки использовали в качестве запивки) — так вот, после первой рюмки, Маша затараторила:

— У меня мечта… закадрить Юрия Антонова. Он здесь бывает?.. И хочу съездить в Венгрию, говорят там классно…

— Когда поедешь, возьми меня телохранителем, — вставил я.

Маша только ухмыльнулась — видимо, мне в ее пламенной мечте места не нашлось. Хотя, что я! Она просто обалдела от счастья.

После второй рюмки, Камилла откинулась на стуле, потянулась, как бы скидывая тяжелую королевскую мантию (ее уже тяготили обязанности важной особы), расстегнула на кофте верхние пуговицы, обнажив бюстгальтер приличных размеров, а заметив, что за пианино сел тапер, потянула брата за руку.

— Пошли танцевать!

— С величайшим удовольствием, но… я не умею, — проронил брат. — И потом, здесь не принято.

— Плевать! — Камилла решительно забросила «корону» и перешла в свою естественную плоскость. — Пойдем с тобой сольемся в экстазе, — кивнула мне и встала. — Пусть смотрят, пусть завидуют!

В танце она прижималась ко мне животом, неистово крутила бедрами, бормотала как ей нравится красивая жизнь и еще успевала разглядывать посетителей и, по-моему, была не прочь потанцевать на столе.

Пока мы вращались в середине зала, брат прикончил третью рюмку — вероятно, чтобы приглушить ревность — на его лице я прочитал далеко не легкое чувство зависти ко мне, умеющему танцевать; как все неопытные застольщики, после третьей рюмки он захмелел и, желая подыграть своей разгулявшейся «королеве», показать, что и он не чужд эксцентричным выходкам, рассказал пошлый анекдот и пару раз неумело, стесняясь, ругнулся — его анекдот не понял даже я, о секретаршах и не говорю. Заметив наши растерянные физиономии, брат закурил, закашлял, прослезился. В это мгновение меня сзади кто-то хлопнул по плечу и я услышал поставленный баритон:

— Ленька, здорово, черт! Ты, как всегда, с женщинами ошеломляющей красоты! — за моей спиной стоял стариннейший друг Сашка Булаев, человек необузданный, с широким размахом — он был выпивши, невероятно развеселый, словно только что с праздника; впрочем, он каждый вечер устраивал праздники, один величественней другого, и утром никогда не жалел, что накануне много выпил.

— Я к вам! — гаркнул Сашка и бесцеремонно поставил на стол бутылку водки, кивнул брату, вроде и не замечая его недружественного прищура, с насмешливым любопытством осмотрел наших дамочек.

— Садись, — ляпнул я по простоте душевной и тут же встретил ледяной взгляд брата — он шевельнул губами: «Не порть вечер!».

Сашка отошел за стулом и я сказал брату:

— Не преувеличивай страхи, он мой друг, отличный мужик.

— Ну приведи еще целую кодлу, — пробормотал брат приглушенным голосом, а Камилле пояснил: — Чем человек глупее, бескультурней, тем больше его тянет в стадо.

Сашка подошел — в одной руке тащил стул, другой обнимал официанта.

— Все самое лучшее! — приказал официанту, плюхнулся на стул, представился:

— Александр. Фотограф. Неженатый, — открыл свою бутылку. — Польская. Из посольства. «Житная» называется.

— Пшеница, в переводе с польского, — сказал брат, желая сверкнуть обширной эрудицией.

— Нет. Рожь, — поправил Сашка и загоготал. — Очень полезна для души.

— Уморительно, хоть плачь! — Камилла протянула рюмку.

— Класс! — Маша тоже подвинула рюмку. — У меня мечта… съездить в Польшу.

— Поедем! — загрохотал Сашка. — Денег полно. Путевки раздобыть несложно. Но вначале всех приглашаю к себе. Обещаю сделать групповой портрет. Я лучший фотограф в Москве. Ленька, подтверди.

— За приятное знакомство! — Камилла подняла рюмку и расплылась.

— За вас! — Маша повернулась к Сашке.

— Вперед! — Сашка опрокинул рюмку, крякнул и безмятежно, с простодушной непосредственностью заехал в другую область:

— Однажды я встретил женщину, она была страшно одинокая. Стало жалко ее и я женился, ха-ха! А она играла в одинокую, привязывала и закабаляла жалостью. Через год я это раскусил и развелся. Теперь абсолютно свободный, ха-ха!

Маша тут же прильнула к нему и начисто забыла обо мне и о брате, и о подруге. Камилла тоже выпила, подмигнула мне и, скосив глаза в сторону Сашки, подняла большой палец, а вслух возвестила:

— Мы тоже свободные.

Брат пить не стал, а на слова Камиллы угрюмо пробурчал ей в ухо:

— Напрасно вы так говорите. Он прохвост и ведет себя по-хамски.

Официант принес кучу закусок, но Сашке этого показалось мало, он притащил из буфета еще две бутылки шампанского и коробку шоколадных конфет, потом снова исчез и вернулся с букетом роз. Пока он отсутствовал, брат выдал мне очередную порцию недовольства (разумеется, рассчитывая на уши слушательниц):

— Этот твой друг обнаглел от богатства. Считает, что за деньги можно все купить, они заменяют ему и знания и культуру. И ты дуешь с ним в одну дудку.

Дело попахивало ссорой; в таком положении спасает только чувство юмора. Я пошутил:

— В компании нужен весельчак, как массовик-затейник.

Но брату было не до шуток, он настроился весьма решительно.

— Вы оба допрыгаетесь! Или ты его турнешь из-за стола, или…

— Он смешной такой… и добрый, — проворковала Камилла и брат, помрачнев, опустил голову.

Мы выпили еще, и Сашка продолжил веселить компанию — он выступал особенно настойчиво, точно и не замечал надутого брата, точно нарочно шел на риск.

— …Ленька знает, я был бедным фотографом. Раз после обильной выпивки еду в троллейбусе и ко мне обращается молодая парочка: «Не могли бы вы нас снять?». А с камерой я не расставался… Я думал, они просто хотят запечатлеть свое счастье, но они привели меня на квартиру, разделись, сказали «снимайте!» и показали много секса. Потом пленку забрали и хорошо заплатили, ха-ха!

— Класс! — чуть не вскрикнула Маша, — она уже напилась и готова была прямо за столом устроить стриптиз.

— Я хотела бы иметь свое фото… обнаженной, — засмеялась Камилла и брат шарахнулся от нее.

— Вы это серьезно? Чем больше женщина раздевается, тем меньше на нее обращают внимание… исчезает тайна.

— Чепуха! — Камилла вздернула плечи и состроила невинные глазки. — Когда я мало на себя надеваю, сбегается пол улицы. Сниматься в одежде так старомодно.

Брат налил себе коньяк, опрокинул рюмку, поперхнулся и в полном расстройстве склонился над столом — наконец до него дошло «королевство» ненаглядной.

А Сашка все нагнетал обстановку, даже нарочно хотел казаться хуже, чем есть на самом деле.

— …Дальше я снимал на пляже нудистов. Отбоя от желающих не было — денежки так и сыпались. А я, не скрою, люблю когда их много. Люблю их тратить, ха-ха!.. Ну вот, потом дал объявление — ну, немного зашифрованное. И что вы думаете? Телефон раскалялся от звонков… Однажды за мной заехали на «мерседесе» и я очутился в шикарной квартире, да… Две пары устроили интим. Денег мне отвалили, еле унес.