Плач юных сердец

— Как только мне удастся скинуть с себя эту проклятую работу, — сказал он, — мы тоже созреем для такого переезда. — И он шутливо подмигнул жене. — Может, когда выйдет книжка, детка.

После обеда они переместились в гостиную, и Майкл заметил на комоде шесть или восемь солдатиков — точные копии британских солдат старых полков в полном обмундировании; такие коллекционные вещи иногда стоили по нескольку сотен долларов за штуку.

— Бог мой, Том! — заговорил Майкл. — Откуда они у тебя?

— Я их сам делаю, — ответил Нельсон. — Это несложно. Берешь обычного оловянного солдатика, разогреваешь его немножко, чтобы изменить форму, наращиваешь, где нужно, авиамодельным клеем, а потом самое главное — правильно раскрасить.

— Ни фига ж себе!

Один из солдатиков держал длинное древко с развевающимся британским флагом, и Майкл спросил:

— А флаг-то ты как делаешь?

— Из тюбиков от зубной пасты, — ответил Нельсон. — Отрезаешь кусочек — и все дела. Надо только правильно его изогнуть.

Майклу хотелось сказать: знаешь что, Нельсон, какой-то уж слишком ты охуительный! Но вместо этого он глотнул бурбона из тяжелого стакана, который держал в руке, и сказал, что солдатики очень красивые.

— Я их делаю просто для забавы, — объяснил Нельсон. — Ну и мальчишкам нравится смотреть. Но вообще я всю жизнь был помешан на солдатиках. Смотри… — и он выдвинул глубокий ящик, — здесь моя армия.

Ящик был до краев забит дешевыми оловянными солдатиками: стрелки в разных позах валялись вперемешку с пехотинцами, отступающими на шаг назад, чтобы метнуть гранату, с сидящими или лежащими ничком пулеметчиками и с присевшими у своих стволов минометчиками, — и у Майкла от тоски внезапно перехватило горло. Раньше ему казалось, что он единственный мальчишка во всем Морристауне в Нью-Джерси, а то и на всей земле, который не перестал играть в оловянных солдатиков, когда ему исполнилось десять, который не променял это увлечение на какой-нибудь спорт. Он прятал их в коробке глубоко в шкафу и часто играл с ними по утрам, когда родители еще спали, пока однажды отец не поймал его за этим занятием и не приказал выбросить все к чертовой матери.

— С ними можно устраивать настоящие сражения, — продолжал Том Нельсон.

— Настоящие?

— Из винтовок, конечно, не постреляешь, но из артиллерии вполне можно.

И он извлек из другого ящика два игрушечных пистолета, стреляющие десятисантиметровыми палочками с резиновыми присосками на конце.

— В Йонкерсе мы с приятелем устраивали сражения почти на целый день, — сказал Нельсон. — Сначала нужно было найти правильную местность — чтобы не было травы; только грязь с хребтами и возвышенностями. Если мы разыгрывали Первую мировую войну, то рыли по обеим сторонам траншеи — несколько рядов с каждой. Потом мы делили войска и долго их расставляли, учитывая все, так сказать, тактические преимущества. А с артиллерией у нас было строгое правило: куда попало палить было нельзя, иначе будет сплошное месиво. Нужно было отступить на шесть футов от задних рядов своей пехоты, и ладонь ни при каких условиях нельзя было отрывать от земли. — И он продемонстрировал правила в действии, опустившись на четвереньки и уперев в ковер задний конец дула игрушечного пистолета.

На другом конце комнатки, где сидели девушки, Пэт Нельсон в смиренном отчаянии закатила глаза к потолку и сказала:

— О боже! Взялись за солдатиков! Ладно, главное — не обращать внимания.

— Можно было менять наводку по вертикали и регулировать дальность, — говорил Нельсон. — И можно было даже менять огневые позиции, — как правило, мы разрешали друг другу трижды менять позиции в течение одного сражения, но стрелять всегда нужно было с фиксированной точки на земле, как будто это настоящие пушки.

Майкл был заворожен, особенно восхищал его по-мальчишески серьезный тон, с каким Нельсон все это рассказывал.

— И в конце, — продолжал Нельсон, — если мы были довольны битвой, то раскладывали по всему полю боя дымящиеся сигареты и фотографировали. Кадры не всегда получались, но на некоторых все выглядело совершенно по-настоящему. Можно было принять их за фотографии Вердена [24] или чего-то такого.

— С ума сойти, — проговорил Майкл. — А дома тоже можно играть?

— В дождливую погоду мы играли иногда дома, но это совсем не то: ни окопов, ни возвышенностей, ничего.

— Знаешь что, Нельсон, — произнес Майкл с шутливой воинственностью и отхлебнул из стакана. — Я намереваюсь при первой же возможности сразиться с тобой: не важно, у меня во дворе, у тебя во дворе или где найдем подходящую местность.

Он чувствовал, что стремительно пьянеет, но не мог понять, от виски или от дружеской расположенности, и его радовало, что Том Нельсон ласково улыбается.

— Только я окажусь в крайне невыгодном положении, если сначала не потренируюсь: надо разучить все маневры, иначе я даже не буду знать, как использовать собственную артиллерию. Может, разыграем пару сражений прямо здесь? Сейчас. В этой комнате.

— Не, на ковре не получится, Майк, — сказал Нельсон. — Будут падать. Они стоят только на деревянном полу.

— Подумаешь! Мы скатаем ковер. На время. Пока я не пройду артиллерийскую подготовку.

Майкл краем уха слышал, как Нельсон говорит: «Нет, подожди…» — но он все равно кинулся к кухонному порогу, где заканчивался ковер, присел на корточки и ухватился обеими руками за край, отметив попутно, что он был зеленого цвета, дешевый и сильно истертый; и только когда он рванул ковер вверх, он услышал, что говорит Нельсон:

— Да остановись же! Он прибит!

Слишком поздно. Сотня мелких гвоздиков взлетела вверх и заплясала в клубах домашней пыли, взметнувшейся от ковра сразу с трех оторвавшихся от пола сторон — через всю комнату до того места, где он еще как-то держался, в нескольких дюймах от столика, за которым сидели девушки, — и Пэт Нельсон моментально вскочила со своего места. «Что ты делаешь?!» — заорала она, и Майкл навсегда запомнил ее лицо в тот момент. Гнева на нем не было, по крайней мере пока: она была совершенно шокирована.

— Просто… — проговорил Майкл. Он так и стоял с несчастным видом, подтягивая свой конец ковра к подбородку. — Я просто не понял, что он был прибит. Прошу меня извинить, если я…

И Том Нельсон немедленно попытался его выручить.

— Мы просто хотели расставить солдатиков, — объяснил он. — Ты только не расстраивайся, мы сейчас все положим на место.

Пэт уперла кулачки в бедра; теперь ею овладел гнев, лицо покраснело, но набросилась она на мужа, а не на гостя, как будто это больше соответствовало правилам хорошего тона:

— Я четыре дня потратила, чтобы вколотить эти гвозди. Четыре дня!

— Мадам, — начал Майкл, потому что по опыту знал, что иной раз такое обращение к девушке помогает выпутаться из затруднений, — мне кажется, что, если вы одолжите мне молоточек и дадите немного гвоздиков, я мигом справлюсь с этим бедствием.

— Ну что за тупость! — проговорила она, обращаясь на этот раз вовсе не к Тому. — Если у меня ушло на это четыре дня, тебе, вероятно, потребуется пять. Хотя вот что можно сделать: давайте оба на колени и собирайте эти чертовы гвозди. Все до одного. Не хватало еще, чтобы мальчишки вышли утром и поранили ноги.

Только сейчас Майкл отважился посмотреть на свою жену — до этого у него не хватало духу; она сидела к нему вполоборота, но он почти не сомневался, что никогда еще не видел ее такой смущенной.

Больше часа — по ощущениям — мужчины медленно инспектировали на четвереньках каждый сектор пола, каждую складочку ковра в поисках ржавых, обломанных и гнутых гвоздиков. По мере работы они обменивались краткими робкими шутками, и пару раз девушки с некоторой нерешительностью смеялись вместе с ними — Майкл начал даже лелеять смутную надежду, что вечер еще можно спасти. Когда дело было сделано и Пэт налила всем «по последней», возникло ощущение, что ее благосклонность почти удалось вернуть, хотя Майкл знал, что, если бы благосклонность вернулась полностью, она бы не сказала «по последней». К счастью, разговор о ковре больше не заходил, и вскоре Дэвенпорты стали прощаться.